Метро

- Да живой я, живой! - выдавил он сквозь смех.

- Что тут смешного-то? - настороженно спросил Пётр Андреич.

- Три ноги! И две головы! Мутанты! Чёрные лезут! Всех вырежут! Стреляй, а то уйдёт! Шуму-то сколько понаделали! Это надо же, а! - продолжал смеяться Андрей.

- Что же ты стрелять не стал? Ладно, ещё парень мой - он молодой, не сообразил... А ты как проворонил? Ты ведь не мальчик ... Знаешь, что с Полежаевской случилось? - спроил сердито Пётр Андреич, когда Андрей вернулся к костру.

- Да слышал я про вашу Полежаевскую уже раз десять! - отмахнулся Андрей. - Собака это была! Щенок даже, а не собака... Она тут у вас уже второй раз к огню подбирается, к теплу и к свету. А вы её в первый раз чуть не пришибли, и теперь ещё меня спрашиваете - почему это я с ней церемонюсь? Живодёры!

- Откуда же мне знать, что это собака? - обиделся Артём. - Она тут такие звуки издавала... И потом, тут, говорят, неделю назад крысу со свинью размером видели...- его передёрнуло. - Пол-обоймы в неё выпустили, а она хоть бы хны...

- А ты и верь всем сказкам. Вот погоди... Сейчас я тебе твою крысу принесу! - сказал Андрей, перекинул автомат через плечо, отошёл от костра и растворился во тьме.

Через минуту из темноты послышался его тонкий свист. А потом и голос его раздался тихо, ласковый и зовущий: " Ну иди сюда... Иди сюда, маленький, не бойся!" Он уговаривал кого-то довольно долго, минут десять, и подзывая, и свистя, и вот, наконец, его фигура снова замаячила в полумраке. Он вернулся к костру, присел и, торжествующе улыбаясь, распахнул куртку. Оттуда вывалился на землю щенок, дрожащий, жалкий, мокрый, невыносимо грязный, со свалявшейся шерстью непонятного и неразличимого цвета, с чёрными глазами, наполненных ужасом и прижатыми маленькими ушами. Очутившись на земле, он немедленно попытался удрать, но был схвачен за шкирку твёрдой Андреевой рукой и водворён на место., Гладя его по голове, Андрей снял с себя куртку и накрыл его.

- Пусть цуцик погреется. Что-то он совсем замёрзший... - объяснил он.

- Да брось ты, Андрюха, он ведь блохастый наверняка! - пытался урезонить его Пётр Андреич. - А может, и глисты у него есть... И вообще подцепишь заразу какую-нибудь, занесёшь на станцию...

- Да ладно тебе, Андреич! Кончай нудить. Вот, посмотри на него! - и, отвернув полог куртки, он продемонстрировал Петру Андреичу довольно симпатичную мордочку щенка, всё ещё дрожавшего, то ли от страха, то ли никак не могшего согреться. - В глаза ему смотри, Андреич! Эти глаза не могут врать!

Пётр Андреич скептически посмотрел на щенка. Глаза его были хоть и напуганными, но несомненно честными. И Пётр Андреич оттаял.

- Ладно... Натуралист юный... Подожди, я ему что-нибудь пожевать поищу, - пробурчал он и запустил руку в свой рюкзак.

- Ищи-ищи. Может, из него ещё что-нибудь полезное вырастет. Немецкая овчарка, например, - объявил Андрей и придвинул куртку со щенком поближе к огню.

- А откуда здесь щенку взяться? У нас с той стороны людей нету... Чёрные только... Чёрные разве собак держат? - подозрительно глядя на задремавшего в тепле щенка, спросил один из Андреевых людей, заморенный худой мужчина со всклокоченными чёрными волосами, до тех пор молчаливо слушавший других.

- Ты, Кирилл, прав, конечно, - серьёзно ответил Андрей. - Чёрные животных вообще не держат, насколько я знаю.

- А как же они живут? Что они там едят? - глухо спросил второй пришедший с ними, с лёгким электрическим потрескиванием скребя ногтями свою небритую челюсть.

Был это высокий, плечистый и плотный дядя с выбритой наголо головой и густыми бровями, одетый в длинный и хорошо пошитый кожаный плащ, большая редкость в эти дни, и имел внешность видавшего виды человека.

- Едят что? Говорят, дрянь всякую едят. Падаль едят. Крыс едят. Людей едят. Непривередливые они, знаешь... - кривя лицом от отвращения, ответил Андрей.

- Каннибалы? - спросил бритый без тени удивления в голосе, и чувствовалось, что и с людоедством ему тоже раньше приходилось сталкиваться.

- Каннибалы... Нелюди они. Нежить. Чёрт их знает, что они вообще такое. Хорошо, у них оружия нет, и мы отбиваемся. Пока что. Пётр! Помнишь, полгода назад удалось нашим одного живым в плен взять?

- Помню... Две недели просидел у нас в карцере, воды нашей не пил, к еде не притрагивался, да так и сдох, - отозвался Пётр Андреич.

- Не допрашивали? - спросил бритый.

- Он ни слова по-нашему не понимал. С ним русским языком говорят, а он молчит. И вообще всё это время молчал. Как в рот воды набрал. Его и били он молчал. И жрать давали - он молчал. Рычал только иногда. И выл ещё перед смертью так, что вся станция проснулась.

- Так собака-то откуда здесь взялась? - напомнил всклокоченный Кирилл.

- А шут её знает, откуда она здесь... Может, от них сбежала. Может, они и её сожрать хотели. Здесь ведь всего-то пару километров. Могла же собака пробежать пару километров. А может, это чья-нибудь. Шёл кто-то с севера, шёл, и на чёрных напоролся. А собачонка успела вовремя сделать ноги. Да неважно, откуда она тут. Ты сам на неё посмотри - похожа она на чудовище? На мутанта? Так, цуцик и цуцик, ничего особенного. И к людям тянется. Головой подумай - приучена, значит. С чего ей тут у костра третий час околачиваться?

Кирилл замолчал, обдумывая аргументы. Пётр Андреич долил чайник из канистры и спросил:

- Чай ещё будет кто-нибудь? Давайте по последней, нам сменяться уже скоро.

- Чай - это дело. Давай, - сказал Андрей, и послышались ещё голоса в одобрение предложения.

... Чайник закипел. Пётр Андреич налил желающим ещё по одной, и попросил:

- Вы это... Не надо о чёрных. В прошлый раз вот так сидели, говорили о них - и они приползли. И ребята мне рассказывали - у них так же выходило. Это, конечно, может, и совпадения, я не суеверный, но вдруг - нет? Вдруг они чувствуют? Уже почти смена наша кончилась, зачем нам эта дрянь под самый конец?

- Да уж... Не стоит, наверное... - поддержал его Артём.

- Да ладно, парень, не дрейфь! Прорвёмся! - попытался подбодрить Артёма Андрей, но вышло не очень убедительно.

От одной мысли о чёрных по телу шла неприятная дрожь даже у Андрея, хотя он это и не выдавал. Людей он не боялся никаких, ни бандитов, не анархистов-головорезов, ни бойцов Красной Армии... А вот нежить всякая отвращала его, и не то что бы он её боялся, но думать о ней спокойно, как думал он о любой опасности, связанной с людьми, не мог.