Страница 17 из 18
Глава 8
Гоня по нагретому асфальту к дому, я с досадой думал о том, что не продвинулся ни на шаг. Что сообщил мне Папаня об отморозке, именующем себя Француз? Дерется, как смертоносная машина. Ладно, положим, это кое-что. Но где искать этого ниндзю?
Было полтретьего пополудню. Солнце пекло умеренно, без напряга, и языки встречных собак не вываливались от жары. Язык готов был вывалиться у меня от этих головоломок. Даже ветерок, врывающийся в окошко, ничуть не освежал.
Допустим, мой двойник и есть Француз – отморозок. Что говорит в пользу этой версии? Он полная моя копия, это раз. Хочет меня изгнать и называться моим именем, это два. Дерется опять же: выдержал около минуты поединка со мной – не фунт изюма. И все-таки не верю. Почему? Глуповат, неуравновешен… Если б только это. Несамостоятелен, наверняка работает на того хмыря в полотняном костюме… Так-так, теплее. Он знает, что уступает мне в драке, но абсолютно уверен в своей неуязвимости. Еще теплее. Он ведет себя так, будто убежден, что я не сдам его в милицию. Интересно, с какой стати? Может, в этом вся заковыка?
Приближаясь к дому, я въехал в безлюдную улочку с односторонним движением. И на тихой этой улочке, припарковавшись на тротуаре, меня поджидал, мать его, красный «москвич». Чтоб не оставалось сомнений, что это именно тот «москвич» и приехал он по мою душу, из него вышла капитан Сычова и встала на проезжую часть: мол, вылезай, гад, твоя песенка спета. Ей-богу, до вчерашнего понедельника я мог бы посетовать на некоторую монотонность жизни.
Притормозив, я выглянул из окна.
– Светлана Анатольевна, хотите, повешусь на этом столбе?
Казалось, она обдумала мое предложение.
– Выйди, поговорим. Пять минут, не больше. – В голосе ее прозвучало едва ли не извинение.
Что делать? Я припарковался рядом на тротуаре и, выходя, указал на свои часы.
– Время пошло.
Сычиха окинула меня хмурым взглядом. Будто решала в уме задачу, в которой я был одним из неизвестных.
– Что стоять, – буркнула она, – давай пройдемся.
– Под ручку? – уточнил я.
– В теньке походим, – проигнорировала она шутку. Очко в ее пользу.
Красный «москвич» был пуст: других сотрудников МУРа не наблюдалось. Улочка также была пуста, словно в испанском городке в часы сиесты. И девушка в джинсах, офицер уголовки, приглашала меня прогуляться. Обстановка напоминала кадр из мистического триллера.
– Ладно, – кивнул я. – Только без предисловий.
Мы перешли на другую сторону улочки, в тот самый тенек. И Сычиха взяла быка за рога:
– Один вопрос и деловое предложение…
– Стоп! – перебил я. – Сперва мой вопрос.
Ее серые глаза блеснули сталью. Ну конечно, вопросы здесь задает она.
– Слушай, я не уполномочена…
– Светлана Анатольевна, либо вы отвечаете, либо приходите с ордером. Часы, между прочим, тикают.
Она так напряглась, словно прикидывала, расстаться ли ей с невинностью сейчас или отложить на после обеда. Практические соображения победили.
– Задавай, – разрешила она с неохотой.
– Кто такой Павел Тимофеевич и почему вы обозвали его Хлыстом?
Ее удивленный взгляд выразил облегчение.
– Ах, заступничек твой… Хлыстин – то ли вор в законе, то ли сам по себе – толком не известно. Первый такой случай на моей практике. У Хлыста корпорация под названием «Стратосфера»: цветные металлы, элитное строительство, лекарства, бензин, сеть супермаркетов. Это легально. А что подпольно – сам черт ногу сломит. К Хлысту не подступиться: он и группировки в кулаке держит, и в правительство дверь коленом открывает. Гнида редкая, но ухватить его… не знаешь даже, с какого бока. При том в такое дерьмо ухнешь…
– Понятно, – ввернул я. Хоти ни шиша мне было не понятно. – Я-то ему на кой?
Сычиха пристально на меня посмотрела.
– Это и меня интересует, Француз. Очень интересует.
Я пожал плечами.
– Полагаю, скоро выяснится. Ладно, Светлана Анатольевна, ваша очередь.
Мы прохаживались по тротуару туда и обратно. Не сводя с меня взгляда, Сычиха вдруг улыбнулась. И опять нельзя было не заметить, что улыбка чертовски ей шла.
– Где ты был вчера с десяти до часу ночи? – спросила эта милицейская стерва.
Я и бровью не повел.
– Дома. Подтвердить может только жена. Простите, мне очень стыдно.
На иронию Сычиха не прореагировала, лишь кивнула с таким видом: дескать, чего от тебя еще ждать. И сказала:
– Жена у тебя – глаз не оторвать. Я сперва аж обмерла от зависти.
Я опешил (очко в ее пользу) и осведомился:
– Что совершил Француз в указанное вами время?
Она вздохнула.
– Винный магазин на Таганке. Убит сторож.
– Приемом каратэ, – подхватил я. – И, разумеется, открытка с навязчивой подписью.
– Именно навязчивой, – согласилась Сычиха. Третье очко в ее пользу.
Что-то я наладился подсчитывать очки. Не к добру.
– И в связи с этим, – догадался я, – у вас ко мне предложение.
Она кивнула, отведя взгляд.
– Конечно, Француз, я под тебя покопаю, чтобы вполне убедиться, но… Я уже не верю, что это делаешь ты. Я, конечно, не Зигмунд Фрейд, но не тот ты человек, чтобы такое творить.
– Догадался Штирлиц, – не удержался я.
Она развела руками.
– Ну не Штирлиц, айм сори. Но гниду эту я изведу.
Я бросил взгляд на облачка, затем – на хмурую Сычиху. И этот мир не казался мне уж столь безнадежным.
– Трудновато придется, Светлана Анатольевна.
Она отмахнулась.
– Разберусь. У меня вот какое предложение: уезжай из Москвы, Француз. Хоть на месячишко. Ляг на дно, чтоб ни одна собака не знала, где ты. И не высовывайся.
Черт возьми, это уж слишком. Не многовато ли желающих выпереть меня подальше?
– Какого рожна? – осведомился я нелюбезно.
Она снизошла до объяснений:
– Если ты свалишь, здесь останется лишь один Француз – которого мы ищем. Что бы он ни сделал, к тебе это уже не привяжут. Мы выйдем с ним стенка на стенку, без подставок. Сваливай, пока я не возьму эту мразь.
Я постарался сохранить самообладание.
– Светлана Анатольевна, а начальство ваше в курсе этого грандиозного проекта?
Она изучала шнурки своих кроссовок.
– Им лучше не знать. А то меня турнут.
– И правильно сделают, – отрезал я. – Поскольку вы не только не Штирлиц, но даже не майор Пронин.
Щеки ее вспыхнули.
– Слушай, заткнись! Мое дело предложить…
– Сама заткнись, умница. – Я постучал себя по лбу. – Гнать тебя надо из МУРа за профнепригодность.
Она покраснела до ушей и встала в стойку, в очередной раз намереваясь на меня напасть. Однако взяла себя в руки, перевела дух и спросила:
– Почему?
– Потому что, – ответил я, – при данном раскладе я не могу даже съездить на пикник, не то что свалить из Москвы.
Подумав, она потребовала:
– Объясни.
– Боже мой, Света! Если я съеду с квартиры, где прописан, а грабежи будут продолжаться, что подумают в твоем ведомстве?
На лице ее, как говорится, отразилось понимание.
– Решат, что ты ушел в подполье и оттуда бомбишь…
– Дошло! Если у вас имеется версия, пусть хилая, что меня кто-то подставляет, стоит мне исчезнуть – оба Француза сольются в одного. Только вообрази: возвращаюсь я домой, скажем, через месяц, а бандюгу ты не поймала…
– И тебя можно брать тепленьким, – сконфузилась Сычиха. – Никакое алиби не сработает.
– Естественно, – подхватил я. – Если, например, окажется, что в момент совершения преступления Француз находился в ресторане при двадцати свидетелях, то невозможно будет установить, я это или двойник. Ситуация тупиковая.
Сычиха скосила на меня глаза.
– Какой двойник?
Впору было язык себе откусить.
– Так, – отмахнулся я, – одна гипотеза.
– Выкладывай. Важна любая зацепка.
– Да нет, это бред, просто…
Из-за поворота выехал и понесся в нашу сторону бежевый «чероки» с тонированными стеклами.