Страница 20 из 56
Катя заплакала, по ее щекам побежали слезы, и она уткнулась в подушку, чтобы Макс, спавший, в соседней комнате не услышал ее всхлипываний.
'Странно, — подумала она. — И никаких мыслей сожаления о потерянном Рае и чувстве полета, который я когда-то так любила. Как будто все мои воспоминания, накопленные там, на Небесах гибнут вместе с их разрушением. Возможно, потеряв крылья, я все больше и больше становлюсь похожей на человека?!'
Хотя чувство полета в ее памяти оказалось все так же свежо, как и после первого раза. Катя помнила, как когда-то за ее спиной в порывах ветра колыхались белоснежные крылья. Помнила, как они скользили в потоках ветра и управляли полетом. Эти крылья были частью ее, она ощущала их, как руки или ноги и любила, как неотъемлемую частичку себя. Перья были белоснежные и такие мягкие, что укутавшись ими можно было согреться, как под теплым одеялом. Хотя крылья дарованы ангелам не для этого, а как раз таки для полета, который Катя любила больше всего — там в Раю. Летать в облаках над райскими пущами и небесной обителью было истинным уделом ангелов.
И она летала, летала по-настоящему, сквозь облака. То, отдаваясь свободному полету, то замирая и камнем падая вниз, а затем в самый последний момент, расправляя крылья и устремляясь ввысь. Голову захватывало от таких кульбитов и скоростей, что развивали ее такие на первый взгляд хрупкие, но на самом деле сильные крылья.
Еще Катя любила купаться в солнечном зареве. Когда утренняя звезда вставала над миром, она устремлялась как можно ближе к светилу и купалась в его лучах. Теплые потоки приятно гладили нежную кожу, а белоснежные крылья, будто жемчужные, переливались в солнечных лучах.
Возможно, это было высшей благодатью, дарованной ангелам — летать меж звезд и небесных светил, пронзать облака и купаться в солнечных лучах и оттуда свысока взирать на мир, созданный Богом. В такие минуты то краткое время, что она когда-то была человеком, казалось ей незначительным. Жизнь — это всего лишь путь за ее грань! — знала она. Хотя от того, как ты пройдешь этот путь, зависит и твое посмертие. Кем тебе суждено стать после смерти? Куда попадет твоя душа после священного суда, когда одна из чаш твоих поступков перевесит другую, в Рай или Ад? Но даже если ты и достоин Рая, это еще не значит, что ты станешь истинным ангелом. Душа, удостоившаяся чести стать ангелом, должна быть по-настоящему чистой и незамутненной.
Именно такой оказалась ее душа. Она не просто попала в Райский сад, а оказалась одной из тех немногих кому были дарованы крылья и честь летать под облаками и проноситься над Раем. Выше нее стояли только архангелы, но они были другими! Не просто душами награжденными крыльями. Крылья были их частью от рождения, от момента сотворения, и они были приближены к Богу и посвящены в тайны мироздания, тогда как простые ангелы были лишены этих знаний и были счастливы, пребывая здесь в Раю среди неба и звезд.
Но, а сейчас, в эту ночь, ей отчего-то стало жалко не тех воспоминаний о Рае и полете, что она познала, вступив за грань. Сейчас, ей было жалко терять совсем другие осколки памяти, казавшиеся такими далекими, такими простыми, но в то же время важными и дорогими сердцу. И даже ее новые, последние воспоминания, связанные с пребыванием на земле, пусть даже эта земля превратилась в такое страшное и отвратительное место, казались ей тоже важными. Ведь, несмотря на весь этот новый мир, все его страхи и ужасы, Катя с удивлением для себя обнаружила, что кое от каких воспоминаний она бы ни отказалась никогда. И этими приятными воспоминаниями оказались часы и минуты, проведенные с Максом: их прогулки по городу, вечер на крыше небоскреба, совместное чтение и милые беседы. Макс был добр к ней и внимателен, он спас ее, приютил и ничего не просил взамен. За это девушка чувствовала искренне благодарность к парню. И лишь при одной мысли, что его образ померкнет в памяти после того, как она уйдет в небытие, у Кати сжималось сердце.
'Неужели все будет именно так?' — уже в который раз задала она себе этот вопрос. И ответ, казалось, был ведом, но ничего хорошего он не сулил.
Девушка в очередной раз всхлипнула и уткнулась лицом в мокрую от слез подушку.
Священник не мог понять, где находится. Он озирался по сторонам, но кроме серых свинцовых облаков ничего не видел. Облака были повсюду, они окружали его, парили в воздухе. Владимир ступал по ним, и на поверхности, будто на снегу, оставались следы его башмаков. В воздухе пахло утренней свежестью, будто после долгого проливного дождя.
'Неужели я умер и попал на небеса? — подумал он. — Но тогда почему облака такие серые? И почему здесь никого нет?'
Ответов на эти вопросы священник не знал. Но в том, что он умер, отец Владимир не сомневался ни секунды и поэтому без страха пошел вперед. Он шел долго, но ничего вокруг не менялось: он видел одни только серые облака. Тут ему стало грустно, и тогда он сел и заплакал.
'Неужели на небесах никого нет? — подумал он. — Неужели все стали такими грешниками, что никто не удостаивается чести попасть в Рай? Но этого просто не может быть! Ведь остались еще те, кто верит, кто чтит Бога?! И где те, кто попал сюда раньше? Где праведники и святые?'
Отец Владимир поднял голову и неожиданно увидел вдалеке врата. Он потер глаза, но врата не исчезли, это был не мираж. Тогда он встал и побрел вперед.
'Как же глуп я был, — подумал он. — Я просто не дошел до Рая'.
Священнику стало стыдно, что он усомнился, и он искренне укорил себя за это.
Когда отец Владимир достиг входа в Рай, увиденное ошеломило его. Большие кованые врата, которым полагалось сиять золотом и быть открытыми, оказались заперты, а их решетки проржавели. Священник подошел к ним вплотную и заглянул внутрь сквозь металлические прутья. Но то, что он увидел за вратами, совсем не походило на Рай, каким представлял его себе отец Владимир. Там тоже были облака, но какие-то тонкие и рваные. Сквозь прорехи священник увидел землю, черную, погрязшую в грехе и безверии. Смотреть вниз было страшно, но очутиться в этом пустом Раю, казалось отчего-то еще страшнее. Отец Владимир подумал, что стоит ему ступить туда, как он сразу же провалится и упадет вниз на землю.
— Теперь ты видишь, к чему привело безверие людей, — неожиданно раздался позади чей-то голос.
Священник обернулся и увидел перед собой высокого и мускулистого мужчину с мечом в руке и в золотом нагруднике, как во времена каких-нибудь римлян. Но это был не человек. Из спины мужчины вырывались большие белоснежные крылья, которые гордо покачивались в такт дуновения ветра.
— Кто ты? — спросил священник.
— А ты не догадываешься? — сказал ангел. — Я страж Рая и тот, кому доверено говорить с людьми от имени Господа!
— Ты архангел Гавриил?!
— Верно. Теперь ты видишь, что стало с Раем? Те редкие гости, что попадают сюда, надолго здесь не задерживаются. Они падают вниз и их души мечутся по земле. Если они теряют крылья, то на время становятся обычными людьми, а потом уходят в Небытие.
— И это все от безверия? — ужаснулся отец Владимир.
— Да. Вера очень сильная вещь, она веками поддерживала Рай и сдерживала Ад. Пока была Вера, была и гармония. Но Падший коварен, не зря его называют отцом лжи. Он заставил людей потерять Веру, и теперь Рай рушится.
— Но ведь если люди перестали верить, и Рай рушится, значит, с Адом творится то же самое?
— В твоих словах есть правд, — согласился архангел. — Ад тоже рушится, однако те, кто там находятся, не могут выйти на поверхность, пока есть Седьмая печать, сдерживающая врата Ада. Но есть способ взломать эту печать, и если Падшему это удастся, то все грешники хлынут на поверхность и тогда весь мир станет Адом, и придет его царствие, и небеса уже не восстановятся.
— Это ужасно.
— Да, это будет ужасно. Поэтому ты должен помешать ему.
— Я? — удивился священник. — Но что я могу?
— Ты можешь защитить седьмого ангела, ту, которая приходила к тебе накануне. Она последняя, седьмая душа, которая нужна Падшему, чтобы взломать Печать. Если он заполучит ее, то все пропало.