Пушки царя Иоганна

— Господи прости меня! — неожиданно воскликнул, молчавший до сих пор, Фердинанд, — ты же знаешь, что у меня не было иного выхода!

Иезуиты обеспокоенно обступили его и стали тихонько что-то втолковывать, стараясь при этом не повышать голоса. Наконец, он кивнул головой и сделал знак капитану стражников. Тот махнул рукой своим людям, и они двинулись вслед за показывающим им дорогу камер-юнкером. Через несколько минут послышался шум, и стражники вернулись, таща за собой извивающуюся фигуру, закутанную в покрывало. Поравнявшись с королем, они остановились на мгновение, но тот не захотел смотреть на схваченного человека. Повинуясь команде иезуита, они потащили его на улицу и запихнули в карету. Кучер щелкнул кнутом и лошади, цокая копытами по булыжникам мостовой, потащили возок сопровождаемый отрядом черных рейтар. Придворные и слуги, если и заметили происходящее, старались вести себя ниже травы и тише воды и ни во что не вмешивались. Фердинанд, убедившись, что все прошло гладко, отправился в часовню и, преклонив колени перед распятием, стал горячо молиться, прося господа простить ему это прегрешение против своего царственного кузена и верховной власти. Сопровождающие его иезуиты старались не мешать ему и держались в стороне. Наконец, почувствовав, что молитва укрепила его силы, король встал.

— О чем, вы молились? — неожиданно спросил его дребезжащим голосом непонятно откуда взявшийся император.

Фердинанд вздрогнул всем телом и со страхом воззрился на кузена. Седобородый старик в одной рубашке и туфлях на босу ногу стоял как живой укор его действиям.

— Что привело вас сюда? — продолжал вопрошать император своего наследника и тот не мог найти слов, чтобы ему ответить.

— Вашему величеству, вероятно, холодно, — кинулся к Матвею пришедший следом за ним фон Гуттен и накинул на плечи императора его любимую шубу из присланных из Москвы соболей.

Пока камер-юнкер укутывал своего господина, король Богемии пришел в себя и, прочистив горло, начал говорить:

— Дорогой брат, боюсь, что у меня для вас дурные известия! Ваше милосердие к еретикам привело к самым печальным последствиям, какие только можно себе вообразить.

— О чем вы?

— В Праге восстание!

— Ужасные новости, — вздохнул император, — нужно немедленно известить кардинала Клезеля.

— Да ваш Мельхиор Клезель и есть главный зачинщик этого бунта! — громыхнул Фердинанд, — во всяком случае, все это произошло не без его попустительства.

— Нужно немедля известить кардинала, — невозмутимо продолжал Матвей, привыкший, что его канцлера и директора тайного совета постоянно упрекают во всех мыслимых грехах.

— Простите, дорогой брат, — тяжело вздохнул король, — но я решил с корнем вырвать эту заразу австрийского дома.

— О чем вы?

— Увы, я был вынужден отдать приказ об аресте Клезеля и сейчас его везут в крепость!

— Что вы сказали?

— Затем, — невозмутимо продолжал Фердинанд, — его отдадут под суд и если наши подозрения подтвердятся…

— Вы приказали арестовать моего канцлера без моего ведома! — почти взвизгнул Матвей.

— У меня не было иного выхода!

— Как вы посмели?

— Это печальная необходимость, дорогой брат…

Но придавленный полученным известием Матвей, казалось, не слышит ничьих слов, лицо императора побледнело, дыхание стало прерывистым, и скоро он бессильно опустился на заботливо подставленное камер-юнкером кресло.

— Что с вами? — встревожено спросил Фердинанд, но старика уже окружили иезуиты.

— Его величеству необходимо отдохнуть, — успокоил его один из них. — Мы позаботимся о нем, а у вас еще много дел во славу Иисуса!

Императора увели в его покои, а богемский король прошел в кабинет, где фон Гуттен еще недавно развлекал его кузена россказнями и скабрезными историями. Камер-юнкер следовал за ним по пятам, подобострастно заглядывая в глаза. Наконец, тот обратил на него внимание.

— Мы довольны вашей службой, молодой человек, — четко выговаривая слова, заявил он, — ваши старания будут щедро вознаграждены.

— Счастлив служить вашему королевскому, а, возможно, скоро и императорскому величеству! — низко поклонился фон Гуттен.

— Что вы там говорили, о последних делах кардинала?

— Он рассказывал его величеству о Московии.

— Да, Московия, — задумался на секунду король, — скоро эту варварскую страну ожидают большие перемены. К сожалению, наши войска заняты местными еретиками, но мы послали королю Сигизмунду достаточно средств, чтобы он мог заплатить своим гонористым шляхтичам. В ответ он в нужный момент поможет нам. Польская кавалерия весьма недурна и может нам пригодиться, не так ли?

— Совершенно согласен с мнением вашего величества! — Пылко воскликнул камер-юнкер, — но осмелюсь доложить, что эта страна так же весьма не бедна.

— Дикие леса, в которых бегает много пушных зверей, — отмахнулся Фердинанд.

— Но, похоже, не только, вот посмотрите, что Иоганн Альбрехт прислал его величеству, — с этими словами фон Гуттен протянул ему какую-то вещицу.

Присмотревшись, король увидел, что это весьма изящная золотая медаль, размерами довольно близкая к венецианскому цехину. С одной стороны на ней был отчеканен двуглавый орел, на груди которого красовался щит с мекленбургским быком, на другой выбит профиль самого герцога в довольно странной короне, скорее просто шапке с крестом. Надпись по кругу гласила: Иоанн Теодор Цезарь Рутении[13].

— Цезарь Рутении, — фыркнул Фердинанд, — а орел на медали австрийский!

— Византийский, ваше величество, московиты используют его как герб с тех самых времен, как один из их князей женился на племяннице последнего басилевса.

— Бедный римский орел, кто только не треплет его перья!

— Кстати, обратите ваше высочайшее внимание на гурт медальона.

— На что?

— На ребро медали, ваше величество.

Король посмотрел и с удивлением заметил, что на нем тоже вычеканен узор с непонятными письменами.

— Весьма искусная работа, — хмыкнул он, — вы не знаете, что это обозначает?

— К сожалению, нет. Эту медаль Иоганн Альбрехт прислал императору с посольством, по случаю своей коронации. Что там написано, знал только кардинал.

— Что же, когда поляки выгонят этого новоявленного царя из Москвы, мы спросим Иоганна Альбрехта о смысле этой надписи.

Тем временем карета с арестованным кардиналом достигла замка… предназначенного быть ему узилищем. Едва они въехали во двор, как арестованному велели выйти. Утро было довольно прохладным и прелат, которому не дали одеться изрядно продрог. Заметив это, командовавший рейтарами офицер снял с себя плащ и накинул его на Клезеля.

— Благодарю вас, сын мой, — тихо сказал канцлер, — скажите ваше имя, чтобы я мог молиться за вас.

— В этом нет нужды, святой отец, — мрачно покачал головой рейтар, — мои грехи столь велики, что вы лишь зря потратите время.

— Странно слышать это от столь молодого человека, — удивился Клезель, — однако обстоятельства могут перемениться, и я, возможно, смогу иначе отплатить вам за вашу доброту. Так что я повторно прошу вас назвать ваше имя.

— Можете называть меня Каином, а можете Болеславом фон Гершовым, право же в этих именах нет никакой разницы.

— Вы поляк?

— Померанец.

— Вот как, вы католик?

— Я наемник, ваше преосвященство. До моей веры нет никому никакого дела в моем эскадроне, так зачем же она вам? — Сказав это, рейтарский офицер вскочил на коня и поскакал прочь, увлекая за собой свой отряд.

— Странное дело, — покачал головой кардинал, — я потратил на контрреформацию всю свою жизнь, а единственным кто отнёсся ко мне с милосердием, оказался последователь Лютера. Прощайте, сын мой, я буду молиться за вас, и уверен, что господь будет к вам милосерднее, чем вы сами к себе!

Коронационная медаль, красотой и изяществом которой так восхитился будущий император Священной Римской империи, действительно удалась на славу. Изготовивший ее мастер московского монетного двора Раальд Каупуш был весьма искусным мастером и настоящим художником. В родной Риге он вряд ли бы поднялся выше подмастерья, но в Москве он вскоре стал первым минцмейстером, как иногда называл его государь. Иван Федорович велел построить ему дом в Кукуе, но строптивый латыш не ужился с местными немцами. Тогда царь пожаловал ему землю в земляном городе и дал денег на покупку сруба. Новое жилье получилось не таким красивым, но мастер и его молодая жена были довольны. Да, так уж случилось, что Раальд вскоре после приезда овдовел, но горевать с маленькими детьми ему пришлось недолго. Нашлась хорошая девушка, да еще и его землячка, и мастер вскоре снова женился. Пастор, правда, немного сомневался, ибо про невесту всякое болтали, но полковник фон Гершов, узнав про его колебания, поговорил с ним и тот согласился. Надо сказать, что господин барон, вот уже пятый год неизменно выбираемый бургомистром Кукуя, пользовался большой любовью и безграничным уважением среди проживавших в нем жителей. Будучи близким другом русского царя, он всегда мог защитить любого из них от всякого посягательства, требуя взамен лишь безупречной честности в делах. Его жена — высокородная Регина Аделаида всегда щедро жертвовала на кирху и устраивала балы по праздникам. Крестным отцом их детей неизменно был сам русский царь, но тут уж пастор, сам бывший родом из Ростока, возражать не смел.

13

Рутения — Название Руси на латыни.