Пушки царя Иоганна

— Очевидно, матушка полагает нравственность не слишком важным качеством для мужчин, — тихо сказала шведская принцесса, но свекровь все равно ее услышала.

— Вы не правы на мой счет, дитя мое, уж я-то прекрасно знаю, как может быть несчастна женщина, муж которой далек от нравственности. Однако я также знаю, что требовать нравственности от мужчины, находящегося вдали от жены — напрасный труд!

— Что вы хотите этим сказать? — ледяным тоном осведомилась Катарина.

— Я хочу сказать, милочка, что вам давно пора быть в Москве!

— Как вы можете так говорить, — возмутился сидевший подле принцессы прибывший в ее свите епископ Глюк, — разве вы не знаете, что от ее высочества требовали отречься от христианской веры!

Голос епископа стал проникновенным, как будто он перед этими словами долго постился, готовясь к проповеди, а не объедался, пропустив мимо ушей половину разговора. Впрочем, жирные губы и прилипшая к подбородку крошка несколько портили впечатление от его велеречивости. Тем не менее, все услышавшие его замолкли, с недоумением наблюдая за приключившимся скандалом. Однако Клара Мария была не из тех, кого легко смутить.

— Да будет вам известно, святой отец, что страна, где мой сын стал государем, приняла христианство гораздо раньше той, в которой родились вы. А потому не смейте оскорблять его и его подданных в моем присутствии, ибо оскорбление величества, есть совершенно непростительное преступление, и мы, слава богу, не паписты, епископы которых неподсудны светским властям!

Высказав все, что она думала, герцогиня поднялась и, поблагодарив за угощение, удалилась вместе с мужем в свои покои. Следом за ней зал покинула Катарина, а следом потянулись и другие. Похоже, вечер был безнадежно испорчен.

Пока собравшиеся на торжественный обед выясняли отношения, в саду собрались дети и сопровождавшие их няньки. Трудно сказать, отчего так получилось, но скоро два мальчика и две девочки, гуляющие по разным аллеям, оказались рядом и с интересом уставились друг на друга.

— Кто это, Карл? — спросила самая маленькая девочка, крепко державшая за руку своего брата.

— Я не знаю, — отвечал он ей, неуверенно, — но если хочешь, мы познакомимся.

— Хочу, — немедленно заявила малышка, которой на вид не было более пяти лет.

Мальчик немедленно принял полную достоинства позу и торжественно заявил:

— Меня зовут принц Карл Густав, а это моя сестра принцесса Евгения. А теперь назовитесь вы!

— Меня зовут принц Иоганн Альбрехт, — учтиво поклонился второй мальчик, бывший примерно на год старше Карла Густава.

Самая старшая девочка приветливо улыбнулась, и сделал книксен.

— Меня зовут Мария.

— Просто Мария? — переспросил Иоганн Альбрехт.

— Клара Мария Рашке, — сделала еще один книксен девочка и обернулась к брату с сестрой, — вы разве меня не помните? Я воспитанница вашей бабушки герцогини Брауншвейг-Вольфенбютелльской, мы даже играли с вами, принц, когда вы приезжали в Вольфенбютелль. Ваша сестра была еще совсем малышкой, но вы должны меня помнить!

— Да я помню, — просиял мальчик в ответ, — ты завязала мне глаза, и я должен был тебя искать!

— Я тоже хочу так играть! — немедленно заявила Евгения и даже топнула ножкой.

Мысль показалась детям такой соблазнительной, что они решили немедля воплотить ее. На роль повязки лучше всего подошел воротник Иоганна, благо на нем почти не было кружев. Заминка возникла лишь, когда решали, кому водить, но Мария нараспев прочитала какую-то забавную считалку, вызвавшую бурю восторга у остальных, и жребий пал на Карла. К сожалению, нигде не нашлось колокольчиков, но дети вышли из положения, крича принцу с разных сторон:

— Я здесь! Я здесь!

Карл с завязанными глазами бегал то за Марией, то за Иоганном, а малышка Евгения заливисто смеялась и хлопала в ладоши. Наконец, ему удалось поймать девочку, пытавшуюся нагнувшись пройти у него под рукой, и он счастливо смеясь, стянул с глаз повязку. Теперь водить предстояло Марии и ей торжественно повязали воротник. На этот раз игра была недолгой, Карл прокричав: — "я здесь", — ловко увернулся от расставленных рук, а вот дарловский принц и не подумал уворачиваться и немедленно попал в объятия Марии. Та недоуменно сняла повязку и, увидев выражение лица Иоганна, фыркнула от смеха. Карл тоже смеялся вместе со всеми, при этом остро завидуя находчивому сопернику. За этим занятием и застали их няньки, спохватившиеся, что потеряли своих подопечных. Как не сопротивлялись дети внезапной разлуке, как ни плакала маленькая Евгения, их все же разлучили и отвели по покоям. Разве что Мария ушла сама, довольно напевая.

После обеда едва не закончившегося скандалом, княгиня Агнесса Магдалена ужасно захотела прогуляться, но Штетинский замок навевал на нее не слишком приятные воспоминания, и она, сделав несколько шагов по галерее, остановилась в нерешительности. Катарина фон Нойбек заметила ее состояние и спросила напрямик:

— Вас что-то беспокоит?

— По правде говоря — да. Мне все время кажется, что вот-вот откуда-нибудь выскочит покойный герцог Филип и его мерзкий врач с камергером.

— Право, что за ребячество! Он давно умер, да и после острастки устроенной ему… вашим героем, вряд ли был способен на какую-либо подлость.

— Мой герой, — усмехнулась Агнесса, — увы, он уехал далеко-далеко, там женился и…

— Уехал еще дальше, оставив жену и детей, — продолжила Катарина.

— Ты злая Като!

— Злая? Вот уж ничуть! Просто я привыкла реально смотреть на вещи.

— И что же тебе подсказывает твой взгляд?

— Что вашей светлости, стоит перестать жалеть, о том чего у вас никогда не было и заняться более насущными проблемами.

— О чем ты?

— О вас, моя княгиня, только и исключительно о вас! В самом деле, вы еще молоды и красивы, у вас есть титул и состояние, и вы вполне можете найти свое счастье в новом браке. Во всяком случае, попытаться!

— Ты же знаешь наши обстоятельства…

— И ничего я не знаю! Ваш сын уже не младенец и нет никакой необходимости кудахтать над ним как наседка.

— Но наши враги…

— У вас был один единственный враг — герцог Филип Набожный, но он скончался, упокой господи его черную душу! Младшие братья никогда не разделяли его предвзятого к вам отношения, и, полагаю, не станут противиться вашему новому замужеству, при условии соблюдения прав маленького Иоганна Альбрехта.

— Мой сын, единственный наследник Грифичей! — отчеканила в ответ княгиня, в которой проснулась кровь Асканиев.

— О, я смотрю у вашей светлости большие планы, — удивилась госпожа фон Нойбек, — раньше вы не вспоминали об этом обстоятельстве.

— Раньше я не часто виделась с родней мужа, а посмотрев на них всех вместе, кое-что поняла.

— И что же?

— Мой сын будет единственным наследником всей Померании, и потому моя репутация должна быть безупречна!

— Но Ульрих еще может…

— Като, не смеши меня, ты же его видела!

— Гхм…

Молодые женщины обернулись и с некоторым замешательством увидели принца Ульриха, очевидно, только что подошедшего. Тот явно слышал, что говорят о нем, хотя вряд ли понял что именно. В лицо Агнессы бросилась кровь, а вот Катарина не растерялась и тут же бросилась в атаку.

— Ваша светлость, — склонилась она в реверансе, — какой приятный сюрприз, а мы как раз говорили о вас!

— Вот как, — растерялся Ульрих, — но…

— Как же, как же, ведь вы много путешествовали, учились в университете…

— В двух…

— Поразительно! А вот мы с Агнессой к несчастью нигде не были, кроме Анхальта и Померании. Вы должны непременно нам все рассказать!

С этими словами госпожа фон Нойбек сделала шаг в сторону, да так удачно, что принц Ульрих, продолжая следить за собеседницей, повернулся, оказавшись рядом с княгиней.

— Право, я не слишком хороший рассказчик.

— О, мы совсем не избалованны хорошими рассказчиками, к тому же я уверена, что ваша светлость наговаривает на себя!

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.