Пределы автономии воли в корпоративном праве: краткий очерк

В то же время следует признать невозможность однозначного решения многих вопросов на уровне закона, а также невозможность вследствие бессрочности корпоративных отношений полагаться на рациональность участников в деле регулирования своих отношений, что обусловливает приоритетную роль суда, который призван устранять все пробелы и возможные упущения участников (неполноту контракта) на основании стандартов доброй совести, а также используя иные оценочные понятия, в первую очередь обязанность действовать в интересах юридического лица добросовестно.

Глава 4

Отдельные случаи ограничения автономии воли

Далее, полагаем, будет уместно рассмотреть отдельные положения закона с тем, чтобы дать им оценку на предмет императивности с учетом рассмотренных оснований ограничений автономии воли, не избегая, однако, и обсуждения догматических аргументов, а также политико-правовых соображений более частного порядка.

§ 1. Положение единоличного исполнительного органа юридического лица

1. Как уже отмечалось, одним из значимых аргументов в пользу ограничения автономии воли участников корпоративных правоотношений выступает защита третьих лиц. В обсуждении данного довода общим местом является упоминание о необходимости защиты кредиторов, которые подвергаются рискам в связи с банкротством общества[154].

Однако в данной главе мы хотели бы обратиться к другому аспекту, а именно, правопорядок также ограничивает автономию воли участников, руководствуясь интересами третьих лиц, в вопросах представительства органов юридического лица.

Представительство органов юридического лица, их природа совсем недавно стали предметом ожесточенных дебатов. В результате сначала в мае 2014 г. в п. 1 ст. 53 ГК РФ появилась отсылка к ст. 182 ГК РФ, а затем в июне 2015 г. – исчезла, что многими было расценено как возврат законодателя к позиции «директор-не представитель». Однако в спор вмешался Верховный Суд РФ, совершенно правильно закрепив в п. 121 Постановления Пленума ВАС РФ от 23.06.2015 № 25 применимость к органам юридического лица некоторых положений гл. 10 ГК РФ о представительстве, что не позволило отбросить отечественное право к временам мистицизма органической теории, преобладавшего в российском правопорядке более полувека.

Оставляя в стороне этот спор, собственную позицию в котором мы неоднократно выражали в печати[155], сосредоточимся на том, в чем, кажется, сходились и большинство сторонников позиции «директор-представитель» и ее противники – особости органов юридического лица.

Во-первых, следует отметить, что наличие директора или иного лица, действующего вовне без доверенности, является обязательным. Это обусловлено тем, что юридическое лицо само по себе не может действовать вовне, не будучи физическим лицом. Соответственно одной из главных особенностей органического представительства выступает его необходимый характер, оно законное в том смысле, что именно закон обязывает иметь такого представителя, т. е. наличие лица, действующего от имени юридического лица без доверенности, является conditio sine qua non[156].

Появление указанного правила вызвано и тем, что потенциальная множественность участников юридического лица и сложная управленческая структура требуют в целях юридической определенности и повышения эффективности деятельности выделения одного или несколько лиц, волеизъявления которых третьи лица будут воспринимать как волю самого юридического лица[157].

Во-вторых, сходство органического представительства с добровольным заканчивается на том, что именно частная воля (решение участников) определяет лицо, наделяемое полномочиями, и она же решает вопрос о прекращении таких полномочий, поскольку в остальном, в отличие от добровольного представительства, именно закон определяет круг полномочий органа, ограничение которых частной волей не допускается, принимая во внимание необходимость обеспечения стабильности гражданского оборота[158]. В то же время это не исключает возможность регулирования внутренней стороны отношений между обществом и директором, непротивопоставимой третьим лицам[159]. Равным образом обстоит дело и в российском праве, все так называемые ограничения полномочий, устанавливаемые учредительным документом, относятся к внутренней стороне отношений и сами по себе не влияют на третьих лиц[160].

Так, в доктрине принято различать внешние отношения (между третьим лицом и представителем) и внутренние взаимоотношения (представителя и представляемого)[161].

Представляемый не может, оспаривая сделку, ссылаться на ограничения, установленные во внутренних отношениях, перед добросовестным третьим лицом, которое, совершая сделку с представителем, полагалось на внешнюю легитимацию (содержание доверенности, в случае директора – данные из ЕГРЮЛ), т. е. сделка, совершенная представителем с нарушением такого ограничения, будет являться действительной.

Исполнительный орган всегда считается наделенным полномочием на совершение любых сделок. В терминах представительства это означает, что с внешней стороны (в отношениях с третьими лицами) полномочия исполнительного органа предполагаются неограниченными независимо от уставных ограничений (см. п. 22 Постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25)[162].

Наделение коммерческих организаций общей правоспособностью и признание неограниченности полномочий директора необходимо для освобождения контрагентов от риска недействительности сделок[163].

Иное решение привело бы к тому, что юридические лица всегда следовало бы считать ненадежными контрагентами: третьи лица никогда не были бы уверены в полномочиях директора, что вынуждало бы их каждый раз изучать учредительный документ и другие документы общества (договор с директором, решение об избрании директора, решение об одобрении сделки и т. п.), поскольку они несли бы риски неуправомоченности директора. Все это в конечном счете означало бы неполноценность юридического лица как самостоятельного субъекта права. Кроме того, с учетом массовости юридических лиц как участников гражданского оборота это создавало бы необоснованную угрозу интересам третьих лиц.

Таким образом, вводя вышеуказанные особенности представительства органов юридического лица или, иначе говоря, органического представительства, правопорядок стремится к защите доверия к обороту[164], т. е. чтобы любая сделка с юридическими лицами не являлась синонимом повышенного риска ее недействительности.

Описанного подхода придерживаются большинство европейских правопорядков[165]. Особенно явно эта идея отображена в ст. 10 Европейской директивы о публикациях (Directive 2009/101/EC)[166], где указано, что ограничения полномочий, содержащихся в уставе компании или решении уполномоченного органа, не противопоставляются третьим лицам, даже если их содержание было раскрыто. Такое решение позволяет еще больше упрочить стабильность оборота. Указанное правило Директивы имплементировано и в законодательства европейских стран (см., например, ст. 234 Закона Испании о компаниях).

Российское право занимает в этом вопросе более мягкую позицию, допуская принципиальную возможность оспаривания сделки, если контрагент заведомо знал об ограничениях (п. 1 ст. 174 ГК РФ), но в то же время недвусмысленно исключает обязанность знакомиться с содержанием устава (см. п. 22 Постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25), т. е. знание об ограничениях должно оцениваться не по модели «действуя разумно, должен был проверить», а исходя из того, что обстоятельства были таковы, что он не мог не знать, и любой бы распознал нарушение ограничений (ср. подп. 1 п. 8 Постановления Пленума ВАС РФ от 16.05.2014 № 28: «…по общему правилу контрагенты вправе полагаться на неограниченные полномочия директора, за исключением случаев, когда они знали об ограничениях или должны были о них знать, т. е. обстоятельства были таковы, что любое разумное лицо немедленно обнаружило бы превышение директором своих полномочий»)[167]. В зарубежных правопорядках допускается противопоставление третьим лицам уставных ограничений полномочий только в исключительных случаях, при наличии доказательств их явной недобросовестности[168].

154

Заинтересованного читателя можно отослать к подробному изложению этой проблемы как на русском (см.: Суханов Е.А. Указ. соч. С. 150–199), так и на английском языке (см.: Legal Capital in Europe / M. Lutter (ed.). Berlin, 2006). В связи с тем, что мы согласны с содержащимся в указанных работах выводом о необходимости института уставного капитала, в том числе законодательно установленного его минимального размера, мы не будем в настоящей работе разбирать соответствующий блок вопросов, полностью присоединяясь к уже приведенной аргументации, содержащейся в литературе.

155

См.: Кузнецов А.А. Представительство органов юридического лица // Вестник экономического правосудия. 2014. № 10; Кузнецов А.А., Новак Д.В. Вопросы корпоративного права в постановлении Пленума № 25 от 23.06.2015 // Вестник экономического правосудия РФ. 2015. № 12. С. 56–59 (автор комментария к п. 121 – А.А. Кузнецов). Далее использованы дополненные и переработанные фрагменты указанных публикаций.

156

См.: Martínez Gutiérrez A. La representacíon orgánica y voluntaria en las sociedades de capital (delimitación y concurrencia). Publicaciones de Real Colegio de España. Bolonia, 2005. P. 28, 78; Comentario de la Ley de Sociedades de Capital. T. I / Rojo A., Beltran E. (coords.), Civitas-Thomson Reuters, Cizur Menor, 2011. P. 1489 (автор комментария – G. Esteban Velasco).

157

См.: Martínez Gutiérrez A. Op. cit. P. 38, 48–51.

158

Ibid. P. 79–80.

159

Ibid. P. 82–83 (fn. 93).

160

Данный аспект не всегда учитывается в литературе. Например, Д.И. Степанов указывает, что «должны быть доступны для третьих лиц положения (а значит, и документы, их отражающие), ограничивающие полномочия органов корпорации по совершению сделок или ее участников по отчуждению акций (долей), если такие ограничения могут иметь негативный правовой эффект для третьих лиц – контрагентов корпорации или контрагентов ее участников, в противном случае секретные ограничения полномочий органа или участника могут поставить под сомнение стабильность хозяйственного оборота, в котором участвует корпорация. Указанные две группы положений всегда (в императивном порядке) должны включаться в документ, имеющий открытый характер, доступный публике, то есть любому третьему лицу, а также прошедший минимальную процедуру верификации того, что он является действующим и санкционирован (утвержден) учредителями или последующими участниками. В рамках действующего законодательного регулирования таким критериям отвечает только устав, прошедший государственную регистрацию и находящийся в составе сведений и документов Единого государственного реестра юридических лиц (ЕГРЮЛ), а также сведения, включенные в установленном порядке в ЕГРЮЛ о единоличном исполнительном органе корпорации… То, что попадает в ЕГРЮЛ в таком случае, – юридически действительно и должно признаваться достоверным как для корпорации и ее участников, так и для всех третьих лиц. Никто не вправе ссылаться на незнание или недостоверность указанных в ЕГРЮЛ сведений» (см.: Степанов Д.И. Свобода договора и корпоративное право. С. 332–334). Ошибочность этого рассуждения заключается в том, что, как будет более подробно указано далее, ограничения полномочий, а тем более секретные, никакого влияния на третьих лиц сами по себе иметь не могут.

161

См.: Цвайгерт К., Кетц Х. Указ. соч. С. 434–435; Рясенцев В.А. Представительство в советском гражданском праве (напеч. по докт. дис. 1948 г.) // Представительство и сделки в современном гражданском праве. М., 2006. С. 226–234; Варул П.А. Представительство и полномочия // Очерки по торговому праву. Вып. 15. Ярославль, 2009. С. 76–79; Крашенинников Е.А., Байгушева Ю.В. Обоснование полномочия добровольного представителя // Очерки по торговому праву. Вып. 17. Ярославль, 2010. С. 25–27.

162

Об этом также см.: Егоров А.В., Папченкова Е.А., Ширвиндт А.М. Представительство: исследование судебной практики. М.: Статут, 2016. С. 198–202 (авторы раздела – А.В Егоров, Е.А. Папченкова).

163

См.: Cahn A., Donald D.C. Comparative company law: text and cases on the laws governing corporations in Germany, the UK and the USA. Cambridge, 2010. P. 313–315.

164

См.: Comentario de la Ley de Sociedades de Capital. T. I / Rojo A., Beltran E. (co-ords.), Civitas-Thomson Reuters, Cizur Menor, 2011. P. 1676 (автор комментария – G. Esteban Velasco).

165

См.: Roth G.H., Kindler P. Op. cit. P. 77–78.

166

При принятии Директивы особый акцент был сделан на разделении отношений с лицами, осуществляющими полномочия органов, на внутренние (между компанией и органом) и внешние (с третьими лицами), см.: Grundma