Страница 17 из 37
На заповеди «Не убий» основан один из краеугольных принципов христианства: непротивление злу насилием. Этот принцип тоже на слуху у всех, даже у тех, кто не знаком со старообрядчеством и не очень-то знаком с христианством. Все, кто окончил школу в России, «проходили про Льва Толстого» и его духовные искания в последние годы, его личную интерпретацию учения Христа. С христианской доктриной, так же как и с доктриной Льва Толстого, можно соглашаться или не соглашаться, но для правильного понимания событий 1870-х годов её нужно понять, а также понять и то, что участники событий в подавляющем большинстве были убеждённые христиане, абсолютно верящие в христианское учение. Более того, казаки-старообрядцы очень отличались от большинства христиан (и других старообрядцев) в России своим теологическим образованием. Россия была страной, где подавляющее большинство населения не умело ни читать, ни писать и не имело никаких интеллектуальных занятий… Достаточно почитать повесть Н. Ф. Решетникова «Подлиповцы», чтобы понять весь ужас и убожество крестьянской жизни того времени (кажется, это единственное произведение в русской литературе XIX века, посвящённое жизни именно крестьян/крепостных, а не дворни, которая ошивалась вокруг дворянства), или взглянуть на статистику грамотности по результатам переписи 1897 года, по которой на Урале светская (общепринятая) грамотность была от 10 до 20 %, и этот уровень был выше, чем во многих районах Российской империи. То, что грамотных людей в принципе было очень трудно найти, свидетельствует и объявление в местной газете о вакансиях на должности инструкторов в учебной сотне: «Докладные записки грамотными казаками должны непременно писаться собственноручно, как кто может, и должны быть поданы не позже 1 сентября. Особенно хорошего знания грамоты от поступающего в сотню не требуется. Знание арифметики не обязательно» («УВВ», 1878, № 29, стр. 4). Во время расследования событий 1870-х годов мне довелось перечитать огромное количество документов из переписки министров и губернаторов. Можно было бы предположить, что генералы и министры выбирали себе в секретари не совсем безграмотных людей, но как часто я, глядя на многостраничные рапорты, ловлю себя на мысли (как учительница русского языка, пусть бывшая и многое уже забывшая из родной речи и правил правописания – всё ведь ржавеет в бездействии, и тем более на расстоянии, в том числе и языковые навыки!), как часто я ловлю себя на мысли, что эти секретари не сдали бы выпускной экзамен в моём классе. Нельзя давать аттестат зрелости человеку, делающему по 25 ошибок на каждой странице. Уж если таков был уровень грамотности на министерском уровне, то чего можно было ожидать от простонародья в глубинке? Многочисленные документы, использованные в этой книге, свидетельствуют о поистине трагическом положении образования в Российской империи. В такой безграмотной стране уральские казаки поддерживали чуть ли не стопроцентную грамотность, пусть и не светскую.
Старообрядчество в целом стремилось поддерживать домашнее религиозное образование, но в УКВ образование детей было не семейным, а общинным делом, поэтому практически каждый ребёнок, включая девочек, на каком-то этапе учился хотя бы читать. Раскольники УКВ заклеймены в литературе как упрямые консерваторы, не дозволявшие строить школы, не пускавшие своих детей учиться, а между тем все дети проходили обучение у местных мастеров и мастериц. И пусть обучались они не светскому чтению и письму, а церковно-славянскому, но ведь обучались! Хоть какое образование лучше, чем никакое! А религиозное образование в УКВ было не хоть какое, а достаточно основательное.
Система обучения у мастеров и мастериц была эффективной и популярной в народе. Во времена атамана Столыпина было даже предложено «поощрять занимавшихся издавна в войске обучением церковно-славянской грамоте «мастеров» и «мастериц» грамоты» (Бородин, стр. 190). А вот попытки местной администрации выстроить систему светского образования в войске были зачастую неуспешными. В литературе о том времени причиной неудач реформ в местном образовании часто называют упрямых старообрядцев, не желающих учиться, но Н. А. Бородин называет другую причину: просто нехватка средств и учителей, а тем более учителей хороших. В то время как в больших станицах было по одной школе на 4–6 тысяч человек; причём школы были маленькие (всего одна классная комната) и тесные, зачастую без парт и досок, даже полок не было, чтобы сложить книжки, не было грифеля, бумаги и чернил для письма, не хватало учебников; расположены многие школы были в неспециализированных помещениях, не отвечающих требованиям здравоохранения; а то и вовсе ни одной школы не было; зато в каждой станице были мастера и мастерицы. Так, в Круглоозёрной станице, где к 1885 году проживало почти шесть с половиной тысяч человек, была всего одна начальная школа, зато было 16 мастеров и мастериц. В Бударинской или Кожехаровской, где проживало почти по пять тысяч человек и было тоже по одной школе, было по 7 мастеров и мастериц (Бородин, стр. 196). Многие из школ в войске были построены на деньги обществ, то есть жители станиц (те же самые старообрядцы, так же как и мусульмане, и невойсковые) собирали деньги частным порядком, чтобы открыть в своей станице светскую/войсковую школу. Это является косвенным свидетельством того, что не так уж и противились старообрядцы новым веяниям и не были они против публичного светского образования. Но войсковая администрация не сумела поддержать начинания казаков, не организовала подготовку учителей (не было программ, «всякий учил, как бог на душу положит», Бородин, стр. 212, а первые программы появились в середине 1880-х) и не обеспечила школы даже самым необходимым; а бывало и так, что школы, открытые с таким трудом, закрывались в итоге по каким-нибудь финансовым или административным причинам. Так в августе 1878 года закрылась Чаганская школа: помещение стало непригодным, учителя уволили («УВВ», 1878, № 33, стр. 1). А по утверждению Витевского, в 1860-е годы таким образом закрылось много школ.
Нормальные родители желают своим детям добра, и будем надеяться, что никто не сомневается: старообрядцы – нормальные родители, желающие добра своим детям. Поэтому и не хотели они, чтобы их дети сидели зимой в грязной и нетопленой школе, а летом задыхались от жары в здании без форточек, и чтобы теряли они время с учителями, которые не могли ничему научить. В местной газете иногда встречаются упоминания о наёме учителей в войсковые школы, из которых становится ясно, какого рода образование они могли дать своим ученикам. Например, в Котельниковской школе преподавал недоучка войсковой гимназии, отчислившийся из 5-го класса («УВВ», 1880, № 1, стр. 2), в Зелёновском форпосте преподавал «уволившийся из 3-го класса войсковой гимназии» («УВВ», 1877, № 37, стр. 1), а в Баксайской школе «бывший ученик 2-го класса» той же самой гимназии («УВВ», 1873, № 46, стр. 1). Но как бы ни были ограничены возможности казаков получить образование, оно всё-таки было нужно. Почти каждому казаку нужно было вести счёт деньгам, сдавать и получать товар (многие занимались торговлей и извозом), каждому бывает нужно написать прошение или даже просто письмо родственнику, служащему где-то на внешней службе. Жители станиц пытались восполнить этот пробел как могли, но что они могли поделать? Некоторые из мастеров и мастериц, грамотные в современном русском языке, пытались преподавать современную грамоту, но таких было мало, и нет ни одного свидетельства, насколько успешным было такое частное современное образование.
Конечно, можно было бы отдавать детей и в войсковое училище, благо что среди казаков было немало вполне зажиточных и они могли бы позволить себе более качественное обучение для детей, но вот беда: чтобы записать ребёнка в гимназию или училище, нужно было предоставить (помимо прочих документов) «метрическое свидетельство о законном рождении и крещении малолетнего, засвидетельствованное духовною консисториею» («УВВ», 1880, № 21, стр. 4), что далеко не всегда относилось к детям староверов, особенно беспоповцев, а также в войсковом училище в обязательном порядке преподавалось православие и читались православные молитвы, на что старообрядцы, конечно же, не соглашались. В самом начале существования войсковой гимназии руководство, зная, что подавляющее большинство учеников является выходцами из старообрядческих семей, отменило утренние молитвы и исповеди в дни Страстной недели, чтобы не создавать щекотливых ситуаций. Через четыре года, когда гимназия набрала достаточное количество учащихся и уверенность в себе, церемонии по отношению к детям староверов отменили (Витевский, стр. 185). Неудивительно, что станичное религиозное образование было более доступным, чем светское, и тому есть много свидетелей: это было качественное образование.