Страница 11 из 37
– Такой же, да не такой, – сказал торговец поучительно.
– Нет, такой же, – ответил казак. – Только я вот служил, а он мою землю пахал, да мою траву косил… Только и есть…
Купец не возражал. Впоследствии эту фразу о службе и о «моей земле» я слышал не раз из уст бедных казаков, для которых эта «вольная степь» с ее общинными порядками часто является мачехой… Явление старое! Нигде, быть может, проблема богатства и бедности не ставилась так резко и так остро, как в этих степях, где бедность и богатство не раз подымались друг на друга «вооруженной рукой». И нигде она не сохранилась в таких застывших, неизменных формах. Исстари в этой немежеванной степи лежат рядом «вольное» богатство, почти без всяких обязанностей, и «вольная» бедность, несущая все тягости…
Короленко, IV
– Стар дедушка, немудрено и забыть, – заступился я.
– Какое стар, – насмешливо заметил один из казаков. – До сих пор «наемку» плотит.
«Наемка» – старый войсковой обычай, из-за которого тоже было много замешательств. Не желающие служить вне области нанимали за себя охотников. Впоследствии это выродилось в налог, который остающиеся платят в войсковую казну, вместо службы натурой (после обязательного срока). Списки ведутся безобразно, и на этой почве много злоупотреблений. Жертва одной из таких «ошибок» была перед нами. Это был старик с совершенно седыми густыми кудрями и тусклыми, когда-то голубыми глазами. На нем был смешной серый пиджак и форменные штаны с лампасами. Глаза глядели с тупой покорностью, но на лице застыло выражение застарелой обиды.
Судьба его – типичная судьба многих бедняков, сынов вольной, неделеной степи. Он одинок, потому что за службой не успел жениться; беден, потому что за службой не мог пользоваться дарами вольной степи и вольной реки. И вдобавок, теперь, в конце седьмого десятка, когда он уже двигается с трудом, он все еще вынужден откупаться от этой обездолившей его службы.
Короленко, IV
В основе наемки лежат два главные положения: во-первых, что воинская повинность есть повинность всей общины; и во-вторых, что отдельный член общины, вызвавшийся по собственному желанию выполнить эту повинность за общину, имеет право на соответствующее вознаграждение со стороны прочих членов общины, по свободному с ними соглашению.
«Столетие…», стр. 234
Невыгодные стороны наёмки усматривались: 1) в том, что, при вызове в военное время на службу всех строевых частей войска, в них могли бы оказаться люди совершенно не подготовленные к службе, как не выполнившие её ни разу, и 2) в том, что строевые части войска не могли бы быть очень быстро мобилизованы, так как операция наряда на службу требовала известнаго времени.
«Столетие…», стр. 267
С введением окладов жалованья служащих, даже и части печаточных денег не следовало бы раздавать служащим чиновникам, но раздача продолжалась, причём самоё распределение денег делалось совсем уже несправедливо: все равно, разсуждали чиновники, суммы в 15000 ассигн. (4285 р. сер.) на всех делить не стоит – достанется по грошам, а потому лучше разделить лишь между стоящими близко к общественному сундуку чиновниками, а на долю остальных оставить только вожделения, лишив даже многих вдов и сирот какой бы то ни было помощи.
Бородин, стр. 815
Заложилась наемка, как говорят казаки, или установилась цена, подможных мирских денег по восемьсот рублей. Проклятову негде взять двухсот рублей на свою долю, надо идти служить самому. Дай пойду, говорит, возьму еще раз деньжонки, авось в последний сам соберусь и своих наделю и послужу напоследях Великому Государю.
Даль В. И.
Службу уральцы справляют не по очереди, а «подмогой», что считают для себя более выгодным, потому что бедный казак может поправиться. Войсковое правление ежегодно делает денежную раскладку, сколько причитается на каждого казака «подможных»; оно же их собирает и выдаёт поступающим на службу по охоте, «охотникам». Те, которые идут в армейские полки, получают меньше, примерно 200 р., в гвардейский эскадрон больше, например 250 р. Если казак по бедности не может внести подможных, он остаётся в «нетчиках», а года через два или три, когда за ним накопится этих «нетчиковых» денег, его зачисляют прямо на службу, причём вычитают из его подмоги всю накопившуюся недоимку. Однако, ни один казак, будучи в служилом возрасте, т. е. между 21 и 35 годами, не может постоянно откупаться от службы; он обязан прослужить, по крайней мере, хотя один год. Богатые казаки поступают в уральскую учебную сотню, где они отбывают службу в один год, на своих харчах и квартире, а все остальные идут на три года в полки. Это так называемые обязательные, обязаны прослужить. В случае призыва всего войска, поднимаются все казаки, способные носить оружие, кроме отставных.
Абаза, стр. 220
Дело в том, что уральские казаки все требования правительства выполняли по укоренившемуся обычаю целой общиной, всем «войском», распределяя уж по своему между населением всю тяготу этих требований.
Бородин, стр. 726
Но вот прошли века. Государственное тягло снято с отдельных сословий и распределено равномерно на всё население Империи: дворяне освобождены от обязательной государственной службы, крестьяне избавлены от крепостной зависимости; казаки же, наоборот, оказались обязанными государству службой не в пример прочим сословиям.
«Столетие…», стр. 6
(…) воинская повинность для казаков была не только личной, но и тяжёлой имущественной повинностью, вследствие расхода на снаряжение и лошадь, что к действительному выполнению воинской повинности привлекалось у казаков всё способное к службе, или даже только к труду, мужское население, что льготы по семейному и имущественному положению имели лишь условное (…) значение, что прежние привилегии (…) уже были утрачены казаками…
«Столетие…», стр. 119
В первый период организация воинской повинности определялась, главным образом, правилами, выработанными самим войсковым населением, без всякого участия или при малом участии правительственной власти. В течении второго периода воинская повинность определялась, наоборот, главным образом, правилами, выработанными правительством. Издание положения 1874 года представляет собою довольно резкую грань, отделяющую два периода, являясь попыткой объединить в одно целое и самобытную систему, выработанную войском, и требования правительства.
«Столетие…», стр. 15–16
…условия военного дела настолько изменились в сравнении с недалёким прошлым, что было бы неосторожно давать этому прошлому решающее значение.
«Столетие…», стр. 31
Страничка из книги А. Рябинина с образцом государственного расследования по прошению казаков Яицкого казачьего войска в XVIII веке
Поэтому в переходные времена, каково и наше, когда вводятся в жизнь новые принципы, новые взгляды, не должно ограничиваться надстраиванием системы старых приемов – кусками новых. (…) Система, в которой неизбежность нововведений не устанавливается самим существом дела, а ставится в зависимость исключительно от усердия старых слуг новому делу, вполне пригодною признана быть не может.
Озерский, стр. 6
Проезжая нынешней весной по линии от Уральска до Гурьева, в редком форпосте не приходилось слышать от жителей жалоб на стеснённое положение, на дороговизну и недостаток в хлебе, в корме для скота, на безденежье и бедность. Действительно, в форпостах удалённых от Уральска и Гурьева, хлеб доходил до двух с половиною и, даже, до трёх руб. за пуд. Хлеб по такой цене, само собою, не доступен бедным, особенно если принять во внимание бедственную плавню прошлого года и вообще плохой улов рыбы. Удовлетворительного сбора луговых трав не было несколько лет сряду, прежние запасы сена истощились, а подножного корма также не было. Запасы сена оставались только у людей зажиточных, и на помощь с их стороны могли только рассчитывать бедные.