Страница 13 из 38
А потом брат стал делать успехи в айкидо, а я — в стратегических играх. Мне было интересно, чем же таким интересным занимается дед, раз к нему приезжают заниматься даже из соседних анклавов, хотя гораздо легче и дешевле было бы общаться по сети.
Мама показала мне основы, а потом я начала играть по сетке с молодежью из анклава Нихон. Дед по-своему выделял меня, не прогонял и разрешал присутствовать во время игры. Он объяснял мне ход партии и основные ошибки.
Он даже разрешил мне стать спарринг-партнером брата, так как считал, что мне нужно будет защищать свою жизнь и честь, если потребуется. Ладно… согласна, хоть в чем-то брат был первым.
Так оно и шло.
* * *
Ни к чему рассказывать об этом чужакам. Что бы такого рассказать, чтобы не выглядеть невежливой?
Человеческая память напоминает шкаф со множеством отделений, в которых хранится… что-то. Хорошее или плохое. Некоторые ящики заперты на ключ, другие так далеко, что об их существовании забываешь.
Но иногда, стоит задать правильный вопрос или подобрать "ключик", и воспоминания всплывают из глубин памяти. Киты тоже вынуждены всплывать на поверхность, чтобы глотнуть воздуха.
Итак…
— Я родом с Восточного континента, из города Скогсет, который находится в субарктической зоне. Зимой там холодно, лежат снега, и почти не видно солнца. А летом тепло и солнце светит круглые сутки. Растения низкорослые. Все гуляют, ездят друг к другу в гости… — я вздохнула, собираясь с мыслями. — Люди там простые. Большинство живет сельским хозяйством или торговлей. Если молодежь желает получить образование, надо ехать в крупные города. Когда я повзрослела, то уехала, чтобы учиться медицине. Что-нибудь еще?
— Расскажите о вашей семье, — попросил посол.
— Нас в семье четверо, родители и я с братом. Мы близнецы, я родилась первой, — зачем-то добавила я.
— Такая маленькая семья? — неподдельно удивился посол.
— Смотря что вы имеете ввиду под "семьей". У нас это супруги и их дети. А так мое семейство более многочисленное, если считать дедушек и бабушек, кузенов и прочих родственников.
— Вот как, — нейтрально сказал посол.
Он посмотрел на меня долгим испытующим взглядом. Такое ощущение, что он изучает мое лицо, как под микроскопом, словно надеясь там что-то увидеть.
— Доктор Рагнарссен? Хочу задать вам один вопрос, — начал издалека Хаоли Этти.
— О чем?
— Рагнарссен — это семейное имя?
— Это так, — ответила я. — А почему вы спрашиваете?
— Еще один вопрос. Торгейр Рагнарссен — ваш родственник? Какова степень вашего родства? — спросил посол.
Его голос — низкое вибрато, почему-то кажется, что это признак волнения у эррг.
— Это мой отец.
— Ах… Вот как? — скорее, удивленно, нежели нейтрально.
Чему он удивляется? Тому, что я дочь опального адмирала? Да, это так.
— Это что-то меняет? — спросила я, взглянув прямо в глаза послу.
Наверное, моя улыбка в этот момент плоская и ничего не выражающая. Такая улыбка бывает на лице матери, когда она хочет скрыть свои истинные мысли. Так улыбаются женщины из анклава Нихон, нежные создания со стальным стержнем внутри.
Запах магнолий и корня ириса на ее юката — как предсмертные галлюцинации мозга при кислородном голодании. Беззвучные слезы в одиночестве и закушенные костяшки на пальцах. Зажженные курильницы в храме Семи богов и тысяча поклонов, до полного изнеможения…
Что вы вообще знаете о позоре, господин посол? О горе, о страхе, о бесконечном ожидании?
Хаоли Этти, задумчиво глядя на меня, глубоко вздыхает. Он ничего не говорит, и я тоже молчу, не желая нарушать тишину. Мне нужно слишком много сил, чтобы не взорваться от переполнявших меня эмоций.
Я неподвижна, но Эши Этти вдруг кладет руку на оружие у себя на поясе и делает пару шагов вперед, прикрывая своего начальника. Ноздри "секретаря" раздуваются, втягивая воздух, бледно-голубые глаза сузились, он напряжен и готов к бою.
— Угроза.
Он выплевывает это слово, как чужеродное. Странно. Эррги так не реагировали даже на военного советника. С другой стороны…
Я положила секатор и подняла пустые ладони вверх, как на татами, показывая, что у меня нет оружия. А потом обернулась к чужакам спиной, разглядывая свои растения. Не буду показывать, что это они — угроза для меня. Пусть будет наоборот. Такой расклад меня вполне устраивает.
— Прошу простить моего секретаря, он превысил свои полномочия, — раздался сзади мягкий голос посла.
— Ничего…
— Вы хотите, чтобы мы ушли? — спросил он.
И он еще спрашивает! Или это просто ни к чему не обязывающая вежливость.
— А вы хотите остаться?
— Да!
— Нет! — одновременно с послом сказал Эши Этти.
Посол что-то властно "пропел" на своем родном языке, но последняя тирада, несмотря на мелодичность, несла явно негативную коннотацию. Судя по всему, посол отчитывал секретаря, как мальчишку.
Я повернулась к ним вполоборота, снова отвлекшись от своих томатов.
— Что вы решили?
— Я — решил остаться здесь с вами, — сказал посол.
Он — решил. Значит, в этой паре все-таки лидирует Хаоли Этти. Ну, что ж. Судьба дает лаймы — добавь текилу и соль.
— Господин посол, у меня еще есть здесь дела. Не желаете помочь? — спросила я.
Должно быть, я совсем сошла с ума, но… В конце концов, когда еще представится случай припахать к работе пришельцев?
Глава 7
— Что нужно делать? — спросил посол.
Я протянула ему секатор, который подобрала с пола, и он повертел его в руках, ожидая инструкций.
— Надо обрезать верхушки у побегов, чтобы куст стал пышнее. Плоды от этого зреют более крупные, — ответила я, одновременно показывая, где именно производить обрезку. — Ваш секретарь может принести тот опрыскиватель? — через посла обратилась я.
Из предыдущего опыта я уяснила, что у них к чужим подчиненным не принято обращаться напрямую. Я указала рукой на спрей, и посол достаточно проникновенно отдал команду, которую Эши Этти беспрекословно выполнил.
Пока "секретарь" опрыскивал кусты, посол срезал несколько верхушек. Я с помощью кривого садового ножичка проредила остальные, и в воздухе запахло характерным ароматом пасленовых. Кому-то этот запах кажется отвратительным, а мне он всегда нравился. Кончики пальцев в зеленых пятнах пахнут еще сильнее…
Хаоли Этти смотрит на меня, а потом повторяет мой жест, осторожно обнюхивая свои пальцы. У него на лице ни отвращения, ни удовольствия, но что-то медитативное. Его серые глаза в этот момент полузакрыты.
— Что это за растение? — спрашивает он через несколько секунд спустя, снова глядя на меня.
— Томат.
— Оно съедобно? — удивляется он. — Или декоративное?
Неужели по запаху определил, что растение непригодно в пищу? Но как??? Наверное, рецепторы в носу более чувствительные, чем у человека. Как бы спросить потактичнее…
— Листья и побеги — нет, поскольку содержат ядовитые вещества. А вот плоды вполне съедобны. Сейчас у растения период вегетации. Скоро начнется цветение и плодоношение, — объяснила я.
— Сколько времени это займет?
— Думаю, пару недель, — навскидку прикинула я. — Везде по-разному. На станции я еще ничего не выращивала.
Посол срезал еще несколько побегов, продолжая неспешную беседу о сельском хозяйстве. Должно быть, умение поддерживать беседу на заданную тему у дипломатов вырабатывается годами. Это меня успокаивает…
— Ну как? — спросила я, когда мы закончили.
Я смела срезанную зелень в совок и загрузила в стоящий рядом компостер для биомассы и оглянулась на посла.
— Интересный опыт. Эта практика хорошо успокаивает, — с некоторым удивлением ответил мужчина, а я не стала уточнять, кого именно он имел ввиду — себя или меня.
— Вы раньше таким никогда не занимались? — удивилась я.
На Фрейе практически любой житель так или иначе имел дело с дикорастущими или хотя бы с комнатными растениями.