Страница 15 из 19
Спешившись, Кончак Атракович ласково похлопал по крупу своего коня, и тот, скосив глаз на хозяина, тут же потянулся влажными губами к траве. Хан подошел к Игорю и сел рядом с ним, привычно поджав под себя ноги. Игорь отвел взгляд, но Кончак, казалось, не обращал на него никакого внимания. Покачиваясь в разные стороны, он долго смотрел на протекающие мимо них воды Половецкой реки[46].
– Знаешь, кунак, – наконец произнес он, не глядя в сторону Игоря. – Если бы это случилось раньше, когда мы с тобой были молодыми и глупыми, тебя уже не было бы в живых, а моя сабля умылась бы твоей кровью. Я разговаривал с твоим сыном. Владимир мне рассказал, как все было, и я ему верю. Чем он отличается от нас в молодости? Ничем. Такой же горячий и жаждущий славы, как и его отец. Я его понимаю, как воин. А безрассудство, оно с годами уйдет. Это Гзак не его обманул, это он нас с тобой обманул. Обвел вокруг пальца, как детей малых. Чилбук его человек, но я с ним договорился и забираю тебя к себе под мое слово. Пойдем, брат, будем петь песню жизни дальше. А какой она будет – веселой или грустной, это уж нашим Богам решать.
Кончак забрал русского князя в свое кочевье, вежи которого стояли на берегах той самой Каялы. Поместив его в просторную юрту, хан выделил ему слуг и разрешил свободное перемещение не только в пределах своей ставки, но и в ближайшей округе. С помощью своих слуг Игорь узнал, что его сын и брат хоть и находятся в плену, но все живы и здоровы. Не было весточки только от его племянника – Святослава Ольговича, князя Рыльского. В полон его взял сын хана Гзака Роман, и томится молодой княжич в орде своего самого лютого врага. Добра и поблажки от Гзаковичей не жди – они очень хорошо помнят, как трепал их вежи и побивал рать половецкую отец Святослава Ольговича князь Олег.
Все это время Игорь не видел своего сына, но сумел уговорить Кончака, чтобы дочь хана и его сын Владимир обвенчались по христианскому обычаю, став перед Богом мужем и женой. Для этого даже из новгород-северской земли доставили в половецкий стан попа.
Дни шли. Весна сменила холодную зиму, и степь вновь расцвела буйным цветом и разнотравьем. Только Игорю это было все не в радость. Приходя на берег Каялы, он подолгу вглядывался в ее тихие воды, и память, словно в отместку, услужливо рисовала ему картины прошлой битвы. Вот ковуи, сломав боевые порядки, понеслись прямо на полки русичей, вот Всеволод с копьем наперевес, отбивающийся от половцев на берегу озерца, а вот ухмыляющееся и довольное лицо Чилбука, склонившегося над поверженным князем.
Чтобы отвлечь Игоря от грустных мыслей, Кончак пригласил его на соколиную охоту. К этому времени степь укрылась серебряным ковром из ковыля, на котором любая дичь была хорошо заметна. Посадив на левую руку ястреба, русский князь привстал на стременах, пытаясь разглядеть добычу. Рядом раздался смех половцев-сокольничих – кто же высматривает добычу с боевой птицей на руке? Стараясь не обращать на сокольничих внимания, Игорь удалялся от них все дальше и дальше. Наконец где-то вдалеке мелькнуло рыжее пятно. «Лиса! – обрадовался князь и, сняв с головы ястреба кожаный мешочек, подбросил птицу вверх. Несколько взмахов сильных крыльев – и она исчезла в синем небе, чтобы через мгновение камнем упасть оттуда на свою жертву.
Увлеченный охотой Игорь и не заметил приблизившегося к нему своего свата. Казалось охота того не интересовала вовсе. Окинув взглядом окружавшую их степь, Кончак неожиданно рассмеялся.
– Ты знаешь, за что я люблю эту землю? – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – За то, что чужим ушам здесь не спрятаться.
Довольный своей шуткой, Кончак поравнялся с лошадью князя и сказал:
– Я вот о чем хотел с тобой поговорить, сват. От того, что ты здесь маешься, толку никакого не будет. Твоя Ярославна в Новгород-Северске выкуп за тебя будет собирать еще долго, а за сына и подавно. Я убедил Чилбука, что от князя-кащея[47] в стане выгоды никакой нет и что ты быстрее, чем северские бояре, соберешь за себя выкуп. Сам понимаешь – отпустить он тебя не может, поэтому ты уйдешь в побег, и мои люди тебе в этом помогут. Только учти, что на этот раз ошибки быть не должно.
Отъехав от князя уже довольно далеко, хан повернулся в его сторону и крикнул:
– Да, и вот еще что. Сын твой Владимир и брат Всеволод побудут покуда у нас. Жить им или нет, решать тебе, князь…
Задний полог юрты приподнялся, и Лавр, человек Кончака, тихо произнес:
– Пора, князь.
Стараясь не шуметь, Игорь шагнул в темноту. Недалеко от входа в юрту пировали сторожа и слуги князя. Хмельной кумыс сделал свое дело, и большинство из них сейчас меньше всего думало о спящем в юрте князе.
План Лавра был дерзок. Сев на лошадей, они направились в сторону Каялы. Размеренным шагом, на глазах у многих половцев, их лошади проехали через все кочевье и приблизились к броду через речку. Дорога домой Игорю была хорошо знакома. Выйдя на Тор[48], беглецы направили своих лошадей на север – туда, где начиналась речка Салница, течение которой выводило их прямиком на Русский брод через Донец.
Опасаясь погони, они двое суток мчались на север не останавливаясь. Загнанные лошади пали под ними, но берег Донца-батюшки был уже рядом. А потом еще одиннадцать дней пешего пути с привалами на отдых в зарослях камыша и осоки. Опасаясь сторонних глаз, беглецы шли в основном ночью, и когда в предрассветной мгле показались стены первого, на границе с половецкой степью, русского города[49], Новгород-Северский князь тяжело опустился на колени и осенив себя крестом произнес:
– Ну, здравствуй, земля русская.
Зима в 1188 году была ранней. Снег укрыл землю, а морозы сковали реки в аккурат на пяток Параскевы Великомученицы[50]. Холода стояли лютые. Добрый хозяин, не то что скотину, собаку на улицу не выпустит.
Услышав какой-то шум, князь выглянул в окошко горницы – несколько всадников спешились на подворье и стали посередке двора, в растерянности оглядываясь по сторонам. Что-то знакомое показалось Игорю в одном из них. В следующий миг он выскочил на крыльцо и бросился к приехавшим.
– Встречай внука, отец, – князь Владимир взял маленький сверток из рук своей жены, половецкой ханши Кончаковны, и протянул его Игорю.
Приоткрыв покрывало, Новгород-Северский князь увидел маленькое личико ребенка, который морщился от холодного воздуха. Бережно прижав его к груди, князь заплакал.
Битва на Калке
Почти 800 лет назад, в 1223 году, в истории Киевской Руси произошло событие, в значительной мере изменившее ход ее развития. Древнерусские воины впервые столкнулись с монголами – народом до этого времени не известным ни на Руси, ни в Европе.
Преследуя половцев, 30-тысячное войско монголо-татар достигло берегов Днепра. Потерпев первые неудачи в стычках с грозным противником, половецкие ханы обратились за помощью к древнерусским князьям. На военном совете, который состоялся в Киеве, было принято решение помочь половцам и встретить врага на его территории, т. е. в степях Северного Приазовья. Пытаясь помешать созданию военного союза между Киевской Русью и половецкими ханами, монголы направили к русичам свое посольство с предложением мира. Киевский князь Мстислав Романович Старый не только отверг это предложение, но и выдал членов посольства половцам, которые их убили.
Переправившись через Днепр, древнерусские дружины, преследуя отдельные отряды монгольской конницы, углубились в степь и 28 мая 1223 года достигли верховьев реки Калка. По всей видимости, под этой речкой летописцы имели в виду современную речку Кальчик, правый приток Кальмиуса.
46
Половецкая река – одно из названий правого притока р. Самары – реки Волчьей, протекающей по территории Донецкой и Днепропетровской областей.
47
Кащей (древнерус.) – худой, бедный человек.
48
Тор – в данном случае Торская сакма – ответвление Залозного пути.
49
Город Донец – древнерусское городище, которое было расположено на правом берегу р. Уды (окраина современного поселка Покотиловка в Харьковской области).
50
Пяток Параскевы Великомученицы – пятница Параскевы Великомученицы, церковный праздник, приходящийся на одну из пятниц середины ноября.