Страница 49 из 50
Однако ярлыки «жандарм» и «охранник» навешивались на всех без исключения сотрудников спецслужб, поэтому не только жандармы, но и некоторые контрразведчики, не дожидаясь в отношении себя репрессивных мер, посчитали благоразумным скрыться, используя, по возможности, фиктивные документы. Такие меры предосторожности в революционные дни были отнюдь не лишними. «Те зверства, которые совершались взбунтовавшейся чернью в февральские дни по отношению к чинам полиции, корпуса жандармов и даже строевых офицеров, не поддаются описанию… – писал К. И. Глобачев. – Городовых, прятавшихся по подвалам и чердакам, буквально раздирали на части: некоторых распинали у стен, некоторых разрывали на две части, привязав за ноги к двум автомобилям, некоторых изрубали шашками. Были случаи, что арестованных чинов полиции и жандармов не доводили до мест заключения, а расстреливали на набережной Невы, а затем сваливали трупы в проруби. Кто из чинов полиции не успел переодеться в штатское платье и скрыться, тех беспощадно убивали»[292].
Не являлись застрахованными от репрессий новой демократической власти и высококвалифицированные руководители из числа бывших жандармов. Например, несмотря на заслуги в борьбе с немецким шпионажем, ходатайство военных и лояльность, был отстранен от должности с зачислением в резерв чинов Петроградского военного округа начальник ЦВРБ ГУГШ полковник В. Г. Туркестанов[293]. Контрразведчик был лишен пенсии и каких-либо средств к существованию. «Начинать в настоящее время какую бы то ни было службу, обеспечивающую материально на склоне лет меня и мою семью, я по годам (в феврале 1917 г. ему было 45 лет. – Авт.) и по здоровью уже не в силах, – писал он второму обер-квартирмейстеру ГУГШ, – личных средств я никаких не имею и не могу я допустить мысли, чтобы Главное управление Генерального штаба не нашло средств для справедливого разрешения вопроса по отношению к дальнейшему моему существованию». Нищенской пенсии офицер смог добиться лишь через несколько месяцев[294].
Несколько больше повезло экс-начальнику штаба ОКЖ генерал-майору В. П. Никольскому. После отстранения от должности состоял в резерве чинов Петроградского военного округа по декабрь 1917 г. Большевики его отправили в отставку, как ни покажется странным, с мундиром и пенсией[295].
Поскольку чины упраздненного ОКЖ составляли около 90 % от общего числа руководителей КРО и их помощников[296], то такое решение весьма негативно отразилось на кадровом потенциале и, соответственно, деятельности контрразведки.
Аналогичная ситуация сложилась и с младшими агентами КРО, обязанностью которых являлось ведение наружного наблюдения. Они также подлежали увольнению из-за предыдущей службы в Департаменте полиции МВД и его местных органах. Из контрразведки были изгнаны секретные агенты, многих из которых потом репрессировали или расстреляли[297].
Кадровая чистка шла не только в центре, но и на периферии. Анализируя ситуацию с разгоном кадров царского режима, следует согласиться с исследователем А. Г. Егизаровым в том, что «разоблачительство» обернулось трагедией для «всей системы отечественной контрразведки»[298].
Новые власти стремились побыстрее избавиться от жандармов, заменив их генштабистами и юристами. В разрабатываемых временных положениях о контрразведывательной службе (во внутреннем районе и на ТВД) предусматривалось назначение на должности руководителей контрразведывательных органов и их помощников офицеров Генерального штаба и лиц, имеющих юридическое образование, после прохождения ими «по возможности» специальных курсов по контрразведывательной службе.
В период социальных потрясений чины контрразведки и политической полиции оказались наиболее гонимой категорией офицерского корпуса распавшейся империи. После окончания Первой мировой войны часть из них перешла на службу к большевикам в качестве консультантов, вторая часть участвовала в Белом движении, третья скрылась, не приняв участия в борьбе, а четвертая подверглась репрессиям со стороны советской власти.
В 1914–1916 гг. войны основная нагрузка по обеспечению безопасности фронта и тыла легла на офицеров Отдельного корпуса жандармов, которые в большинстве своем не имели навыков контрразведывательной деятельности. Необходимые умения и навыки они приобретали в ходе боевых действий, в активной борьбе с агентурой австро-венгерской и германской разведок на ТВД. Однако по профессиональному кадровому костяку спецслужб нанесла удар Февральская революция – новые власти изгнали из органов контрразведки офицеров Отдельного корпуса жандармов, тем самым лишив ее самых квалифицированных руководителей. Восполнить понесенные потери за несколько послереволюционных месяцев контрразведка уже не смогла. Советская власть, за небольшим исключением, не нуждалась в прежних кадрах.
Законодательство Российской империи предусматривало суровое наказание за шпионаж. Согласно высочайшие утвержденному 5 июля 1912 г. «Закону об изменении и дополнении действующих узаконений о государственной измене путем шпионства», пойманные и уличенные шпионы в военное время подлежали наказанию вплоть до смертной казни.
С началом Первой мировой войны русскими спецслужбами на театре военных действий было задержано много лиц, заподозренных в шпионаже и государственной измене. Например, в сводке контрразведывательного отделения штаба 2-й армии за сентябрь 1914 г. сохранились сведения о 98 человеках, подозреваемых в шпионаже, за октябрь – уже о 135, за ноябрь – о 68, и за декабрь – о 35[299]. Таким образом, за 4 месяца войны КРО только одной армии было арестовано 336 человек.
По существовавшей в то время практике контрразведывательные органы занимались лишь поиском шпионов, а следственные мероприятия, наряду с розыском, осуществлялись силами жандармских управлений по месту задержания подозреваемых лиц. Таким образом, «шпионские дела» из контрразведки передавались в жандармские управления, где их, по свидетельству документальных источников, скапливались сотни. Например, в начале декабря 1914 г. лишь Варшавским губернским жандармским управлением в государственной измене обвинялось 289 австрийских, германских и русских подданных, а в конце месяца – уже 542; Варшавским охранным отделением с 16 июля по 15 декабря было задержано 455 заподозренных в военном шпионаже лиц[300].
Исследователь В. В. Хутарев-Гарнишевский подсчитал: с июля 1914 г. по июль 1915 г. Варшавским ГЖУ велось дознание против 3200 человек, подозреваемых в шпионаже и пособничестве противнику[301].
Если собрать сведения по всем жандармским управлениям на ТВД с начала войны до марта 1917 г., то число подозреваемых в шпионаже, надо полагать, возрастет в несколько раз.
Среди сотен арестованных по подозрению лиц жандармам предстояло установить виновных, передать их дела в суд, а невиновных освободить. Однако квалифицированно провести дознание в условиях военного времени оказалось делом трудным. Как поступить в такой ситуации? Выход был найден простой. «…Если расследованием не было выяснено решительно никаких доказательств виновности привлеченного лица в государственной измене, – гласил приказ главкома Северо-Западного фронта генерала Н. В. Рузского № 58 от 7 сентября 1914 г., – то таковое подлежит высылке во внутренние губернии, согласно распоряжения министра внутренних дел»[302]. 25 июля 1914 г. глава МВД телеграммой № 402, в частности, предписывал высылать в глубь России лиц, арестованных «лишь по подозрению в шпионстве, но без определенных улик»[303]. По ходу лишь упомянем другую категорию высылаемых – так называемых неблагонадежных лиц, определяемых властями по национальному признаку, – в основном немцев и евреев.
292
Глобачев К. И. Правда о русской революции: Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения. М.: РОССПЭН, 2009. URL: http://lib.rus.ec/b/322389/read (04.08.2015).
293
Зданович А. А. Отечественная контрразведка… С. 66–67.
294
Хутарев-Гарнишевский В. В. Указ. соч. С. 350.
295
Там же.
296
РГВИА. Ф. 2000. Оп.13. Д. 1. Л. 97.
297
Перегудова З. И. Политический сыск в России (1880–1917 гг.). М.: РОССПЭН, 2000. С. 216–238.
298
Егизаров А. Г. Организационно-правовые основы деятельности органов военной контрразведки Российской империи и ее особенности на Кубани: дисс… канд. юрид. наук. Краснодар, 2010. С. 120.
299
РГВИА. Ф.2110. Оп.6. Д. 48. Л. 50–90; 92–205; 207–235
300
ГАРФ. Ф. 217. Оп. 1. Д. 1152. Л. 1–94, 424, 427–435.
301
Хутарев-Гарнишевский В. В. Указ. соч. С. 250.
302
ГАРФ. Ф. 217. Оп. 1. Д. 1153. Л. 78.
303
Там же. Ф. 110. Оп. 4. Д. 3626. Л. 9.