Страница 13 из 18
В этой ситуации наиболее отчетливым показателем эффективности любой национальной науки оказывается ее информационная продуктивность, выражаемая количеством научных публикаций ее работников. Но здесь необходимы уточнения.
Только чистая фундаментальная наука пользуется полной свободой публиковать свои результаты и исследовательские методики. После дискуссий, проходивших в странах – лидерах западного мира в послевоенные годы, за фундаментальной наукой был признан статус бесприбыльного некоммерческого социального института, работающего для удовлетворения любопытства исследователей. Она создает общую информационную базу о природе и человеке, служащую основой всех видов целенаправленной человеческой деятельности, и в этом качестве пользуется поддержкой со стороны государства и общества. Создаваемая ею научная информация признается общим достоянием человечества и, соответственно, распространяется совершенно свободно. Этот принцип соблюдается, и до последнего времени правительства развитых стран исправно отвергали предложения не лучших членов «ученого цеха» распространить практику патентования на научные результаты и исследовательские методики.
Только полная свобода распространения фундаментально-научной информации позволяет говорить о существовании «мировой науки» в виде глобальной сети научных центров. Существование сети обеспечивают редакционные коллегии национальных и международных научных изданий, повсеместно имеющие примерно равный профессиональный статус: способность самопроизвольно выравнивать профессиональный уровень научных публикаций – примечательное, реально наблюдаемое свойство фундаментальной науки. Заметим еще, что в ней отсутствует конкуренция в ее общепринятом «рыночном» смысле: ученые не конкурируют, а добровольно сотрудничают и соревнуются, движимые исследовательским азартом и, если угодно, профессиональным честолюбием.
Ограничения на распространение фундаментальной научной информации угрожали бы если не самому существованию мировой науки, то, во всяком случае, прогрессу научного знания. Пока что эта опасность ощущается только в сфере так называемых ориентированных фундаментальных исследований, выполняемых по заказам правительств и промышленности. Свобода распространения результатов таких исследований уже ограничивается, и, кажется, заметна тенденция ужесточения этих ограничений в интересах заказчиков.
Существенно иная ситуация характерна для прикладной науки. Ее информационный продукт изначально имеет коммерческую стоимость, возрастающую по мере продвижения к материальному производству, – от стратегического прикладного исследования через конкретное прикладное исследование и экспериментальные разработки. Возрастают и ограничения на распространение возникающей при этом научно-технической информации, имеющей свойства товара. Было бы неоправданным преувеличением говорить о существовании мировой прикладной науки. Ее центры образуют множество изолированных друг от друга и конкурирующих научно-технических организаций, информационный продукт которых имеет свойства интеллектуальной собственности. Их сотрудничество – за пределами внутрикорпорационных связей – обычно ограничивается обменом информацией на предконкурентной стадии, когда перспективы ее коммерческого использования еще не поддаются уверенной оценке. По вышеизложенным причинам основной массив (около 80%) мировой научно-технической литературы образуют публикации, поставляемые фундаментальной наукой.
Конечно, эффективность прикладной науки можно оценивать через качество и рыночный успех инноваций, создаваемых при ее участии. Это, однако, апостериорные оценки, опосредованные множеством внешних факторов. К тому же об эффективности собственной науки заботятся сами промышленные компании.
По вышеизложенным причинам мы будем говорить далее только о фундаментальной науке, существующей за счет налогоплательщиков и постоянно находящейся в поле общественного внимания. Простейший анализ научно-технической статистики показывает, что информационная продуктивность национальной научно-технической системы, выраженная в числе журнальных и монографических публикаций, пропорциональна числу ее работников-исследователей. Оно же, в свою очередь, пропорционально общенациональным затратам на исследования и разработки. Таким образом, информационная продуктивность любой национальной науки оказывается функцией этих валовых затрат. Иными словами, большая и богатая наука всегда публикует больше, чем малая и бедная.
Уместно добавить, что наша отечественная наука публикует почти ровно столько, сколько и должна была бы публиковать в соответствии с общенациональными затратами России на все исследования и разработки. Факт, может быть, и неожиданный, но отчетливо подтверждаемый международной статистикой. Другое дело, что численность нашего корпуса исследователей, унаследованного от советской эпохи, существенно превышает ту, что отвечала бы нынешнему финансированию отечественной науки. По этой вполне объективной причине публикационная активность одного среднего исследователя у нас заметно ниже, чем в странах, не претерпевших, подобно России, экономической катастрофы в 1990-е годы.
Не находится и веских оснований для сомнений по поводу качества публикаций наших ученых: встречающиеся скептические суждения представляют собой по большей части мнения отдельных специалистов, не подтвержденные никакой убедительной статистикой. Вошедшие в моду спекуляции, связанные с подсчетом числа библиографических ссылок на отечественных авторов в зарубежной научной литературе, представляют собой, увы, откровенную патологию. Отечественные работы «не добирали» зарубежных цитирований и в эпоху мирового триумфа советской науки в 1960–1970-е годы.
Напомним, что численный анализ библиографии, сопровождающей научные статьи, был предложен науковедами 1960-х годов только как метод историко-научных исследований. Вскоре, однако, он был узурпирован околонаучными администраторами, увидевшими в нем как будто бы простой способ сравнительных оценок научных коллективов и даже отдельных ученых. Малоизвестно, что в науке отсутствует этика взаимных цитирований или хотя бы соответствующие формальные правила. К тому же, составляя библиографию к очередной статье, ученый, особенно молодой, попадает в ситуацию конфликта интересов: не упомянешь работу влиятельного или близкого коллеги – рискуешь нарваться на неприятности; составишь слишком обширную библиографию – поставишь под сомнение оригинальность собственной работы.
В принципе анализ цитируемости как способ оценки качества научных публикаций работоспособен только в пределах ограниченной общности, где, образно выражаясь, все всех знают, периодически контактируют и говорят на одном языке. Известно и признается, что современные данные о цитируемости научных работ страдают перекосом в сторону англоязычных наук и, вообще говоря, плохо представляют науки даже стран континентальной Европы, не говоря уже, скажем, о Китае или Японии, ученые которых немало публикуют на национальных языках. Интенсивно работающему ученому-исследователю важнее знать, что сделали или делают его коллеги, нежели тратить время и силы на хлопотное, а подчас и унизительное рекламирование собственных достижений. К этому, однако, ученых всегда подталкивало профессиональное честолюбие, а теперь еще и навязываемое ему стремление к высокой цитируемости.
К сказанному можно добавить, что систематическое использование показателей цитируемости для назначения «рейтингов» научных организаций и отдельных ученых исказило и саму практику взаимных цитирований. Возможно, что этот побочный эффект хотя бы отчасти ответствен и за нарастающее со временем распространение соавторства научных публикаций. Так, если в медицине и технических науках в 1992–1997 гг. за подписью единственного автора выходило 22% работ, то в 2002–2007 гг. – уже только 8%.
Стремясь к объективности, приходится констатировать, что мировое науковедение еще не выработало надежной методики сравнительной оценки эффективности деятельности и качества информационной отдачи фундаментальной науки. По нашему мнению, единственным надежным методом таких оценок остается грамотно и ответственно поставленная профессиональная экспертиза. К сожалению, именно этой трудоемкой работой, требующей к тому же должных квалификации, организационных усилий, времени и затрат, явно не любят заниматься околонаучные администраторы.