Страница 6 из 18
Справедливости ради следует отметить, что значение семиотического невербального поведения в современном обществе (и в нетоталитарных идеологиях) не столь сильно и очевидно в сравнении с традиционными обществами. Фрагментация культурного мира Модерна требует огромных (по сути – тоталитарных) усилий, чтобы отстроить единое символическое пространство, узнаваемое за рамками речевых конструкций.
Следует особо подчеркнуть, что антропологический подход пытается быть «над схваткой», объединяя материализм и идеализм на иных основаниях. При этом амбиции антропологов простираются гораздо дальше анализа несемантических образцов культуры и их идеологического наполнения. В последнее время предпринимаются попытки проследить взаимосвязь между культурой и геномом человека, делая предположение, что генетический потенциал человеческой психологии способен проявиться только в созданных для этого культурных условиях [Ridley, 2003].
«Очарование» генетики настолько велико, что породило уже ставшую знаменитой теорию мемов как когнитивного эквивалента биологических генов, при этом концепт мема одновременно получил развитие как в эволюционной теории, так и в теории познания [Blackmore, 1999]. Делается предположение, что бесконечная репликация мемов позволяет человеку приспосабливаться к любым культурным трансформациям так же, как генетический код сохраняет живучесть организма в меняющихся физических условиях.
Все это открывает захватывающие перспективы сравнительного анализа генетической и мемотической сущности человека, который может поднять на новый уровень дискуссию о человеке как биологическом существе, наделенном сознанием, в рамках которой проблема соотношения культуры и идеологии является важным, но частным вопросом.
Последовательное углубление теоретической рефлексии идеологий привело к тому, что в начале XXI в. идеологии стали мыслиться едва ли не как полноправные элементы политической теории как таковой.
Признание неизбежности идеологии сопровождается отказом от автоматических обвинений в ее «ложности». Во всех сколько-нибудь влиятельных направлениях современной политической теории обнаруживается тот или иной идеологический след. Последний не является результатом некоторой сознательной запрограммированной тенденциозности, а, скорее, отражает очень широкий контекст теоретической политической рефлексии: философский, методологический, культурный, политический, социальный, экономический и т.д. Более того, понимание идеологического воздействия на политическую теорию позволило последней овладеть более изощренными способами рефлексии, которые дают возможность по-новому проблематизировать политическую реальность.
В свою очередь развитие теоретической мысли способствовало возникновению теории идеологии. Морфологический анализ позволил лучше понять логику развития идеологического знания, выявил определенные механизмы в «нормативной комбинаторике», поддерживающей идеологическую сферу политики. Изучение идеологии становится отправной точкой анализа природы политического мышления, состоящего из идеологических «кластеров смысла», формирующих политическую реальность.
Изучение идеологий предполагает переосмысление взаимоотношений политической мысли с политической наукой. Конфронтация политической теории и анализа политических сил и процессов с точки зрения значимости идеологий может трактоваться как ложная альтернатива. Очевидно, что в современном гипертехнологизированном мире контроль над политической мыслью предполагает очевидное влияние на политическое действие. Тем самым идеологии становятся «социальным фактом», а не просто мыслительной конструкцией, подлежащей той или иной этической интерпретации.
В связи с этим необходимо пересмотреть стереотип политической науки о политических партиях как основных носителях (и даже создателях) идеологий. Безусловно, политические партии опираются в своей деятельности на идеологию, но последняя в партийных программах носит зачатую выхолощенный и упрощенный характер, что продиктовано логикой актуальной политической ситуации. Поэтому политическая теория может помочь исследователям политики бороться с искушением отождествления современных идеологий с партийными программами и практиками. Идеологии в современном мире являются сложными образованиями, носители и творцы которых могут находиться далеко за рамками политических партий.
Современные идеологии могут иметь разнообразные и форму, и размер: они могут быть пафосными и сдержанными, тотализующими и фрагментарными, доктринальными и нечеткими. Они могут возникнуть (быть переформулированными) в центральных политических и государственных институтах или в недрах университетских кафедр, выкристаллизоваться в ходе рафинированной политико-теоретической дискуссии или возникнуть из устойчивой комбинации массовых стереотипов. Они могут быть этически доброкачественными или вредоносными. То есть идеологии являются творческим соединением факторов, каждый из которых сам по себе может быть оспорен. Они коллективно производятся и коллективно потребляются, но и то и другое может иметь непреднамеренный характер. Очевидно, что понимаемые таким образом идеологии сложно фиксировать и изучать, однако сложность не есть синоним невозможности.
Витгенштейн Л. Логико-философский трактат / Пер. с нем. Добронравова И. и Лахути Д.; Общ. ред. и предисл. Асмуса В.Ф. – М.: Наука, 2009. – 133 с.
Гаврилова М.В. Экспликация идеологических представлений политика: лингвокогнитивный подход // Полис. – М., 2010. – № 3. – С. 80–89.
Капустин Б.Г. Что такое «политическая философия». Часть 1: Введение // Полис. – М., 1996. – № 6. – С. 83–96.
Капустин Б.Г. Что такое «политическая философия». Часть 2: О «методе» политической философии. Проблема артукуляции // Полис. – М., 1997 a. – № 1. – С. 145–156.
Капустин Б.Г. Что такое «политическая философия». Часть 3: Типы политической философии // Полис. – М., 1997 b. – № 2. – С. 148–158.
Малинова О.Ю. Концепт идеологии в современных политических исследованиях // Политическая наука: Сб. науч. тр. / РАН. ИНИОН. Центр социал. науч.-информ. исслед. Отд. полит. науки., Рос. ассоц. полит. науки; Ред. и сост. вып. Малинова О.Ю. – М., 2003. – № 4: Политическая идеология в современном мире. – С. 8–29.
Мусихин Г.И. Дискурсивный анализ идеологий: возможности и ограничения // Полис. – М., 2011. – № 5. – С. 128–144.
Мусихин Г.И. Идеология и история // Общественные науки и современность. – М., 2012 a. – № 1. – С. 134–146.
Мусихин Г.И. Идеология и культура // Полис. – М., 2012 b. – № 1. – С. 53–62.
Тузиков А.Р. Западная теория идеологии: от критики «ложного сознания» к анализу дискурса массмедиа. – М.: Социально-гуманитарные знания, 2002. – 369 с.
Austin J.L. How to do things with words: The William James lectures, delivered at Harvard univ. in 1955. – Oxford: Clarendon press, 1975. – 168 p.
Begriffsgeschichte, Diskursgeschichte, Metapherngeschichte / Ed. by M. Bevir, H.E. Bödeker; et al. – Göttingen: Wallstein, 2002. – 421 p.
Blackmore S. The meme machine. – Oxford: Oxford univ. press, 1999. – 264 p.
Bloch E. Das Prinzip Hoffnung. – Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1985. – 518 S.
Brand M. Intending and acting: Toward a naturalized action theory. – Cambridge, Mass.: MIT Press, 1984. – xiii, 296 p.
Converse P. The nature of belief systems in mass publics // Ideology and discontent / Еd. D. Apter. – N.Y.: Free Press, 1964. – P. 206–261.
Dijk T.A. van. Communicating racism: Ethnic prejudice in thought and talk. – Newbury Park, CA: Sage Publications, 1987. – 437 p.
Dijk T.A. van. Context models in discourse processing // The construction of mental representations during reading / Ed.by H. van Oostendorp, S.R. Goldman. – Mahwah, NJ: Law-rence Erlbaum Associates, 1999. – P. 123–148.