Страница 16 из 39
— Я не назвал бы это слежкой. Скорее желание уберечь вас от опасности. Я был уверен, что вы вновь окажетесь в ловушке, поэтому послал слуг следом за вами. При малейшей опасности те должны были всё мне сообщить. Именно они и сообщили о каннибалах. Я сел на коня, ну, а остальное вам известно.
На секунду Марианна, замолчав, сорвала фиалку и стала вертеть её в своих руках.
— Но для многое так и осталось загадкой, — вдруг произнесла она. — Почему вы открыли свое лицо? Насколько мне известно, вы всегда старались скрыть свою тайну.
— Причина заключена в одном слове…
— Каком?
— Ребенок. Разве вы забыли о мотиве нашего брака? Когда мой старый друг, Готье де Шазей, рассказал мне о своей крестнице, она носила ребенка от Наполеона. Сделав ее своей женой, я получал наследника, достойного продолжать наш древний род, ребенка, на которого я не смел надеяться и которого я навсегда отказался произвести на свет, чтобы не продолжать действие нависшего над нашим родом проклятия. Этого ребенка вы потеряли в ту печальную и ужасную ночь. Но теперь вы носите другого!
Внезапно покраснев, Марианна вскочила, словно ее ужалила оса. Теперь все стало ясным, даже слишком и настолько, что она побоялась поверить в это.
— Не хотите же вы сказать, что вы жела…
— Да! — оборвал он. — Я желаю, чтобы вы сохранили этого ребенка. Видите ли, я незаметно следил за домом Северины. Она единственная, кого вы могли просить о подобной услуге без особого риска для вашей жизни. А этого я не хотел никоим образом! Видите ли, когда я понял, что вы снова ожидаете ребенка, моя надежда воскресла…
Марианна буквально встала на дыбы.
— Надежда? Осторожней с этим словом! А вы знаете, вы, которому известно многое, от кого этот ребенок?
Князь утвердительно кивнул, но ничем не выразив свои чувства. Перед этим бесстрастным лицом Марианну охватил гнев.
— Вы знаете это? — вскричала она. — Вы знаете, что этот лакей насиловал меня, заставляя выносить это снова и снова, меня, вашу супругу, на протяжении недель в ходе которых я думала, что сойду с ума, и вы посмели сказать, что эта голгофа воскресила в вас надежду? А вам не кажется, что вы перешли границы дозволенного?
— Я не думаю! — холодно отпарировал он. — Дамиани заплатил свой долг вам. За то, что он заставил вас вынести, я убил его, а также трех его колдуний.
— Но меня мутит при одном воспоминании об этом человеке! И я ненавижу то, что ношу в себе, эту «вещь», которую я отказываюсь назвать ребенком и которую не хочу произвести на свет Божий, вы слышите? Я не хочу этого ни за какую цену!
— Вам надо смириться! Хотите вы или нет, эта, как вы говорите, «вещь» — человеческое существо, уже оформившееся, и просто ваша плоть и кровь. Это часть вас и создается из того же материала…
Как ребенок, который отбивается от грозной очевидности, Марианна запротестовала:
— Нет! Нет! Это невозможно! Я не хочу, чтобы это произошло…
— Почему же? Вам этот ребенок не нужен, вы даже хотели избавиться от него, так почему же не поступить более благоразумнее и не отдать этого ребенка мне? Вы успокоите свою совесть и даже сохраните свое здоровье, а я получу долгожданного наследника.
Марианна посмотрела на Коррадо. Этот взгляд, полный грусти и тоски… Может, в самом деле поступить благоразумнее? Не способная найти ответ на его реплику, Марианна с тоской смотрела на фигуру в синем сюртуке. Коррадо, ожидая ответа, мерил шагами лужайку.
Но сейчас Марианна была неспособна дать точный ответ. Она почувствовала, как гнев утихает. Понимая, что трудный момент наступил, она призвала на помощь для борьбы все свое мужество. Ее голос прозвучал миролюбиво, но упрямо:
— Нет! Я не хочу. И вы не имеете права просить меня об этом, зная, что этот ребенок вызывает у меня отвращение.
По-прежнему не глядя на нее, он сказал:
— В часовне нашего дома вы поклялись однажды вечером в послушании и верности!
Намек был ясным, и Марианну внезапно залила волна жгучего стыда, ибо этот необычный муж, которого она думала всегда держать в стороне от ее интимной жизни, узнал лучше, чем кто-либо, как она сдержала данную при заключении брака клятву. То, что она считала простой формальностью, проявило себя теперь достаточно тягостно.
— Вы можете принудить меня, — прошептала она, — и это, кстати, вы и сделали, привезя меня сюда, но вы никогда не добьетесь, чтобы я согласилась по доброй воле.
Коррадо повернул свое лицо, и молодая женщина невольно отступила, так как на прекрасном темном лице не было больше ни малейшего следа грусти или доброты. Синие глаза стали ледяными, и Марианна, рассчитывавшая увидеть в них разочарование, прочла только холодное презрение.
— Сегодня или завтра вас отвезут к колдунье и завтра в это время не останется ничего от того, что вызывает у вас такое отвращение. Что касается меня, сударыня, то я могу только проститься с вами.
Он сухо поклонился.
— Вы избавитесь от ребенка и можете спокойно жить со своим Язоном. Мои адвокаты подготовят все необходимые документы, так как вы будучи княгиней Сант-Анна не можете жить открыто с чужим мужчиной. Новые законы, учрежденные Наполеоном, разрешают вам развод, невозможный в другое время. Воспользуйтесь этим. Когда вы всё-таки решите оставить ребенка, то приезжайте на улицу Сен-Дени, где находится мой дом. Не смею вас задерживать.
Он резко поклонился, и, прежде чем ошеломленная этой тирадой Марианна смогла хоть что-то сказать, князь Сант-Анна скрылся из виду. Посреди огромного цветущего сада, в котором сгущалась темнота, потрясенная Марианна осталась неподвижной, прислушиваясь к удаляющимся пор плиткам шагам князя.
Ее охватило странное ощущение одиночества и заброшенности. Эта неожиданная встреча и предложение Коррадо вызвали у неё упадок сил, недомогание и неприятное чувство падения с некоего пьедестала…
После знакомства с настоящим обликом ее необычного супруга все поступки обрели совершенно иную окраску, исключавшую равнодушие и полную свободу духа, которые она испытывала до сих пор ко всему, что касалось его. Отныне все выглядело иначе, и если гнев князя вызвало разочарование, причиной этого разочарования был не только отвергнутый ребенок, но и отвергнувшая его мать.
И Марианна испытывала теперь такой стыд и угрызения совести, что приятное ощущение счастья перед встречей с Коррадо незаметно растворилось. Марианна хотела бежать за князем, догнать его, но входная калитка захлопнулась до того, как она смогла преодолеть охвативший ее своеобразный паралич. Всякая погоня будет бесполезной и смешной.
Она вызвала карету и приехала домой в особняк д’Ассельна, чтобы завтра с новыми силами дать себе и князю точное решение относительно ребенка. Коррадо прав, говоря, что ребенок — это живое существо, её плоть. Она не должна об этом забывать. Именно от Марианны зависела его дальнейшая судьба.
Дома Аркадиус де Жоливаль сразу же уловил настроение своей названной племянницы. Он поинтересовался, чем это вызвано. С самого утра Аркадиус не находил себе места. Марианне в упертости не отказать. Если она что-то решила, то ничего с этим не поделаешь. И сейчас он сожалел, что не помешал ей избавиться от ребенка. Наверное, её мучает запоздавшая совесть. Но рассказ Марианны обрадовал Аркадиуса.
— Вы обвиняете меня, не так ли? По-вашему, я должна была согласиться подарить ему этого ребенка? — не удержалась от вопроса Марианна в саду, куда она вместе с Жоливалем вышла, чтобы немного освежиться.
— Я не принуждаю вас согласиться или отказаться, моя дорогая малютка. И не имею права судить вас. Вы сами полностью распоряжаетесь собой и своей судьбой, ибо за это право вы дорого заплатили.
Марианна внимательно посмотрела на него, пытаясь обнаружить на этом дружеском лице малейший след упрека или разочарования, и догадалась, что если бы старый друг меньше любил ее, он, может быть, судил бы ее строже.
— Я могу честно признаться вам, Аркадиус, я стыжусь себя. Этот человек всегда делал мне только хорошее. Он рисковал всем ради меня, чтобы меня защитить, и это покровительство простерлось до Язона, которого, однако, ему не за что хвалить. Безусловно, ему не доставит никакого удовольствия, что отцом ребенка станет презренный Дамиани, и тем не менее он желает этого ребенка, как величайшее благословение, которое может ему дать небо. Это тоже мне трудно понять.