Сделано с любовью

Малый конференц-зал, несмотря на гордое название, по сути своей является курилкой, в которой советники могут передохнуть и пообщаться без соблюдения протокола. Здесь давно и прочно обосновались их любимые кресла, разномастные столы и диван, при виде которого любой уважающий себя дизайнер должен умереть в корчах. Зато здесь уютно, в отличие от зала большого, где старались сделать удобно сразу всем, и в итоге там не удобно никому, и зовут туда самых дорогих гостей вроде посла Удины. Сами же советники предпочитают зал малый, который, к тому же, защищен от прослушки. Хотя в надежности защиты — любой защиты на Цитадели — Валерн уже не уверен. Нужно признать, сомнения его возникли не на пустом месте.

— Спаратус! Объясните мне, блядь, на унилингве, нахуя мы вкладываем дикие деньги в охрану, если какой-то левый хер может спокойно зайти в самое защищенное хранилище на Цитадели и забрать оттуда самый, блядь, охраняемый объект?! Так, что еще сутки этого никто не замечает?

— Валерн, у нас стоит охранная система последнего поколения! — у турианского советника Спаратуса стоит дыбом гребень и нервно дрожат мандибулы. Советник Спаратус прекрасно понимает, что его ждут трудные времена, но все еще надеется как-нибудь оттянуть момент их наступления. — Вы слышали о системе «Протего»?

— Конечно, блядь, я слышал о системе «Протего», я подписывал бешеные счета на эту систему!

— Да потому что дешево и охуенно не бывает!

— Зато дорого и хуево бывает, что мы и наблюдаем! Где была ваша охуенная система, когда нас обчистили, как лохов?!

— Валерн, блядь! У нас стояли замки, фаерволл, двойное шифрование, двадцать камер и три смены охранников! Что я еще должен был сделать? Сам там с винтовкой в руках, блядь, патрулировать?!

— Откуда я знаю?! Это вы отвечаете за охрану и рвали свою костлявую задницу на флаг, что все будет в порядке! Это вы мне должны сказать, какого хуя вам не хватало, чтобы уберечь единственный контейнер!

— А не могли бы вы оба взять и заткнуться, будьте любезны? — подает голос советница азари Тевос.

У советницы Тевос ужасное настроение, но оно не связано с кражей. Она не отвечала за охрану, как Спаратус, и не болеет так душой за содержимое контейнера, как Валерн, поэтому может позволить себе удовольствие понаблюдать за скандалом со стороны. А потом, когда взбешенные коллеги охрипнут, она может выступить в роли дипломата и миротворца. Это очень удобно и работает на репутацию. Но сегодня Тевос не хочет думать о репутации. Ее личная жизнь летит в черную дыру. И в этом, увы, есть и ее вина. Чуть-чуть. Немножко. Достаточно, чтобы признать: роль униженной и оскорбленной принадлежит сейчас отнюдь не ей. И теперь надо как-то собирать себя в кулак, звонить, объясняться… и если кто-нибудь скажет, что за пятьсот лет можно было бы и привыкнуть, Тевос выльет ему на голову дрянной кофе, который потягивает из чашки.

— Вот почему, — с легким отвращением говорит она, — почему за углом варят нормальный кофе, а нам вечно приносят какую-то бурду?

— Тевос, — Валерн замирает на месте, — а может, не время говорить про кофе?

— Конечно, — тут же подключается Спаратус. — За АХЧ у нас отвечает Валерн, и вот даже, блядь, нормальный кофе он не может организовать, зато будет меня учить, как налаживать охрану!

— Нихера себе претензии! Ты видишь этот кофе?

— Конечно, вижу, не слепой!

— Так вот ты его видишь, потому что он есть! Зато я не вижу мой прототип реактора, потому что его спиздили из-под носа у твоих охранников! И кто из нас проебался, а, Спаратус?

— Да какая разница, кто проебался! — повышает голос Тевос. — Теперь важно, как мы будем возвращать украденное.

Валерн и Спаратус еще недолго прожигают друг друга взглядом, а потом синхронно падают на диван по обе стороны от Тевос. Несколько секунд все трое молчат.

— Расследование ведется, — говорит после паузы Спаратус. — Охрана просмотрела материалы с камер, у нас есть подозреваемые, но… одна маленькая проблема.

— Они успели свалить.

— Угу.

— В неизвестном направлении.

— Типа. Их ищут.

— Что-то я не очень верю в результативность действий вашей охраны, — отзывается Валерн. — Поразительно, блядь, но нет, не верю. Тевос… а если неофициально… по вашим каналам?

— Нет. Исключено.

— Вы что, поссорились? — удивляется Спаратус.

— Я не хочу это обсуждать.

— Нет, серьезно? У вас было воссоединение века полтора месяца назад, и теперь вы снова в разводе? Это с твоим-то характером? Что за мелодрама?

Можно сколько угодно говорить о расовых интересах, необходимости держать язык за зубами, о том, что любой посол — почти всегда еще и шпион, но… когда долгое время работаешь с кем-то бок о бок, невольно начинаешь вникать в его житейские проблемы, и расовые интересы тут вообще ни при чем.

— Спаратус, блядь, какое слово во фразе «я не хочу это обсуждать» тебе непонятно?! Нет никаких моих каналов, нет никаких неофициальных путей, сидим на жопах ровно и ждем результатов расследования! Подключайте Спектров, подключайте разведку, подключайте хоть саму Богиню, но тему моей личной жизни закрыли!

— Понял. Отвалил.

— А кто у нас там подозреваемые?

Сейчас Тевос больше всего напоминает большую гремучую змею с Тессии, и в покачивании изящной ножки в дорогой туфле Спаратусу мерещится дрожь колец погремушки. Поэтому он предпочитает молча перекинуть информацию на датапады обоим коллегам.

— Вот как, — задумчиво говорит Тевос и стучит кончиком пальца по безупречно накрашенным лиловой помадой губам. — Кажется, я знаю, кто из Спектров нам нужен.

— А может, не надо? — тоскливо спрашивает Спаратус.

Он уже предугадал ответ. И этот ответ ему не нравится.

*

Адмирал Андерсон сидит за столом и с воодушевлением сражается с яичницей с беконом. Судя по его натиску и напору, яичницу ждет скорое и окончательное поражение. Возле левого локтя адмирала дымится кружка крепкого кофе. Вообще-то врачи не рекомендуют ему пить кофе — сердце у Андерсона уже не то, что в юности. Но по воскресеньям он позволяет себе кружку-другую. А в такое солнечное, ясное утро, которое создано быть идеальным, просто необходимо поддаться маленьким слабостям.

Правда, в концепцию идеального утра по Андерсону никак не вписывается звонок от посла Удины, которого даже в его родном дипломатическом корпусе зовут почти по фамилии. Андерсон секунду прикидывает, не сбросить ли звонок и постыдно соврать, что не слышал, но noblesse oblige — и он нажимает «принять вызов». Когда звонит Удина, Андерсону все время кажется, что вызов этот — на дуэль.

— Адмирал, — сухо и неприятно говорит Удина, не размениваясь на приветствия, — Совет требует к себе коммандера Шепард.

— Вообще-то коммандер под домашним арестом ждет суда, — напоминает Андерсон. У фразы двойное дно. «И поэтому она не может предстать перед Советом», — значение первое, официальное. «И поэтому она не могла ничего натворить в ближайшие сутки», — ответ для тех, кто знает коммандера достаточно давно. Удина — знает.

— Я об этом сказал, — сообщает посол и покашливает в кулак. — Но Совет мало интересуют внутренние разногласия Альянса. Им нужен их Спектр. У них для нее какое-то задание.

— А такие подробности, что на планете Земля сейчас утро воскресенья, их тем более не волнуют, да? Я им рожу все нужные разрешения?

— Слушайте, Андерсон, если вы такой умный, скажите это в лицо Тевос! Вроде бы вы у нас главная шишка, вот вы и общайтесь с Советом, а я займу выходной чем-нибудь другим! — Удина отключается.

Андерсон вздыхает. Иногда ему кажется, что Шепард сделала его главным по контактам с Советом в приступе дурного настроения или непонятной обиды. Если бы не это назначение, он занимался бы по-прежнему делами флота или хотя бы не отвечал за каждый чих любого человека в пространстве Цитадели. Иногда он завидует Удине: тот по-прежнему занят любимым делом, но получил еще и бесплатное развлечение — возможность критиковать абсолютно любое решение руководства, формально оставаясь в стороне. И плохо знает Удину тот, кто думает, что посол не злоупотребляет этой возможностью.