Страница 10 из 12
Женя промолчала, только улыбнулась через силу. Она с этого момента дала себе слово больше ничего не спрашивать у Кирсановых и ничего от них не ждать.
Кирсановы отдельно, они с мамой – тоже отдельно. Если с кого и спрос в отношении мамы, то только с нее, Жени.
Постепенно темнело. На веранде зажгли свет, ночные мотыльки хороводом заплясали вокруг лампы.
Аня и тетя Нина, обнявшись, вполголоса пели, Лиза уткнулась носом в планшет, бабушка с царственным видом смотрела куда-то в сад.
– Ты не устала? – спросила Женя шепотом Таисию Георгиевну.
– Нет, – пожала плечами мать.
– Хочешь еще вина?
– Женька, ты что, мне в ночь опять на работу, а ты про вино!
– Девчонки! – раздался звонкий женский голос откуда-то из глубины сада. – Девчонки, открывайте!
– Это Рая! – подскочила Аня. – Она же торт должна принести. Мам, ставь чайник, срочно, а то все засыпают уже…
Через пару минут к веранде подошла Анна, держащая в руках большую коробку с тортом, и та самая Рая.
– Варвара Платоновна, с юбилеем! – звонко закричала гостья.
– Раечка, иди к нам, посидим.
– Никак не могу, муж ждет… О, и ты тут. – Рая махнула рукой Жене. И Женя вдруг узнала в этой женщине давешнюю официантку. Да, теперь понятно, почему официантка показалась знакомой – это же Раиса, бывшая одноклассница Ани.
– Привет! – отозвалась Женя. – А я вчера все пыталась тебя вспомнить… Знакомое же лицо! Ты бы сказала…
– Да как, нехорошо же было вашу приватность нарушать… ты ж с кавалером была.
Все разом повернулись к Жене.
– С каким кавалером? – спросила Нина Георгиевна игриво.
– С каким… – тоже игриво подхватила Раиса, но потом, видимо, опять что-то вспомнила, покосилась на Анну и окончательно смешалась. Пробубнила: – Может, показалось… Ой, мне некогда, убегаю. Еще раз с праздничком, Варвара Платоновна.
Раиса резво развернулась и умчалась в ночь.
– Женя, можно тебя на минутку? – Аня за локоть потянула за собой Женю. – Мам, ты пока торт режь, чай наливай… Я сейчас.
Аня увела Женю в глубь сада. Сейчас, в сумерках, сад казался почти лесом. Сказочным лесом…
– Ты встречалась с Сергеем? – без всякого выражения спросила Аня.
– Да.
– Вы сидели в Райкином кафе?
– Да.
– И ты молчишь?
– Я сказала Сергею, чтобы он заходил. Что у бабушки день рождения. Но он отказался.
– Вот как… – пробормотала Анна. – Отказался. Значит, ты плохо просила.
Женя пожала плечами.
– А зачем он тебя в кафе позвал? Он вообще как? Сильно изменился?
– Немного. Не сильно.
– Он спрашивал обо мне?
– Нет.
– А о чем вообще вы тогда говорили?!
– Просто… болтали.
– О… они просто болтали! Я тут с ума схожу, а ты…
– Я тоже с ума схожу, а ты! – немедленно огрызнулась Женя. – Ты и пальцем ради меня не готова пошевелить, да или нет сказать, с чего это я должна стараться ради тебя?
Женя развернулась и отправилась обратно на веранду.
Варвара Платоновна уже почти дремала. Долгий вечер утомил пожилую женщину. Женя и ее мать скоро попрощались с родней, отправились домой. Шли молча. «Уеду, – подумала Женя. – А что мне тут еще делать? Проведу завтрашний день с мамой, а потом уеду… Мне тут нечего ждать. Да, мы очень мило побеседовали с Сергеем сегодня, но это ничего не значит. Тем более что Аня, похоже, готова сама к нему отправиться. А я ей не соперница…»
Картин от дяди осталось очень много, и Сергей чувствовал, что не может оставить их в пустом доме. Эти полотна надо пристроить, отдать в чьи-то руки.
Днем заходил сотрудник из местного музея, согласился взять десяток видов Кострова. Бесплатно, разумеется. Сергей попытался отдать еще несколько картин дяди, и тоже бесплатно, но сотрудник отказался.
– Я бы рад, да помещений нет. В хранилище эти отправим, а потом, осенью, может, сводную выставку организуем… Тема – город Костров в рисунках местных художников.
В антикварном рисунки дяди тоже неохотно согласились взять на реализацию и по минимальной цене.
Такова была жизнь. Сергей решил бесплатно раздать соседям оставшиеся работы дяди.
Арсений Андреевич действительно был хорошим художником. Обычным вдумчивым и старательным мастером, коих – миллионы. Ну ладно, не миллионы, а тысячи. А вырывались вперед из этой массы крепких и способных, становились известными, получали возможность жить на гонорары лишь единицы. Таково любое творчество – им можно заниматься, лишь будучи гением (именно гением, а не талантом даже). Сергей навидался в своей жизни талантливых, но несчастных людей.
Подающие надежды писатели, старательные художники, начинающие композиторы – они не знали, куда себя приткнуть, потому что мир уже полон разнообразных шедевров.
Художник живет на гонорары от своих работ. Тратит много на холсты, краски, подрамники… А кто потом готов купить его работу за адекватные деньги? Мало кто. Продавать по минимальной цене, демпинговать – значит скатываться вниз. Рисовать за еду, по сути.
Становиться уличным рисовальщиком? Дядя под конец жизни этим и занимался, делал наброски прибывших в город туристов.
Когда-то давно у дяди была жена – красавица Мария, актриса в местном театре. Думала, что стать женой художника – это престижно и выгодно, ан нет, обманулась. Она скоро сбежала в неизвестном направлении. Дядя с тех пор жил один. В последние годы Сергей пытался перевезти его к себе, но тот – ни в какую. Хорошо, что помощь деньгами принимал. Умер дядя в одночасье, от невылеченного воспаления легких, еще не старым человеком, по сути.
Глядя на дядю Арсения, Сергей с самого начала, еще с юности зарекся становиться профессиональным художником. Конечно, дядя учил его азам живописи, но Сергей точно знал, что рисование будет лишь его хобби, а не чем-то главным.
Поэтому после расставания с Анной он отправился в Москву, там поступил в экономический институт, надеясь потом заняться рекламным бизнесом. Уж очень хотелось тогда Сергею доказать бывшей возлюбленной, что он ровня ей. Что он тоже в состоянии стать богатым и успешным человеком. Вот странно только. Когда хотел разбогатеть – ничего не вышло, прогорел, остался ни с чем, даже жена бросила (Сергей буквально повторил судьбу дяди Арсения). Правда, у дяди детей не было, от Сергея же жена ушла, забрав ребенка с собой. А потом, когда у Сергея уже ничего не осталось, даже надежда на лучшую жизнь испарилась, – все вдруг изменилось.
Началось с того, что он, практически в полной нищете, чтобы не сойти окончательно с ума, с остервенением, забыв про еду и сон, рисовал – свои воспоминания из прошлого. Дома, дворы, небо. Бесконечная серия пятиэтажек-«хрущевок», сараев и гаражей. Старые двери, стены с облупившейся краской, подъезды, в которых у батарей зимой грелись влюбленные. Одинокие дети на детских площадках, подростки, гуляющие на пустыре с собакой… Это не были какие-то конкретные места, которые врезались Сергею в память, нет. Он рисовал вообще. Картинки прошлого. Он рисовал некие коды, которые знали все. Он запечатлевал красками на холсте то, что было в жизни каждого человека, жившего на этой земле, в этой стране. И что ушло безвозвратно, почти не оставив следа.
А Сергей – поймал, спас, перенес прошлое на холст. И у публики неожиданно появился интерес к его картинам. Оказывается, людям не нужны тщательно выписанные березовые рощи и малиновые закаты над старым прудом. Не нужны голые красотки и фантастические узоры. Людям требовалось их прошлое. Напоминание о нем. Что они – были, что они испытывали счастье и горе, радость и печаль, проживая среди этих домов и дворов. Им был нужен некий символ их прежней жизни.
Как писали знатоки, от картин Сергея исходили какие-то пронзительные интонации, ни на что не похожие. У модного художника сразу появились и почитатели, и ненавистники. Одни яростно хвалили Сергея, другие чуть не молились на него.
Сергей за очень короткий срок приобрел бешеную популярность, у него появился в Лондоне агент и свой офис, где все желающие могли приобрести понравившуюся картину. Разумеется, основная масса покупателей – бывшие россияне. В Лондоне оказалось много соотечественников. И вот как странно: они покинули родную страну, а теперь стремились вернуть заунывные городские пейзажи своего детства обратно. В виде картины, которую они вешали где-нибудь в своем кабинете.