Страница 14 из 15
В контексте этой статьи нас больше всего интересуют идеи Розы Люксембург, высказанные ею в книге «Накопление капитала». Первая позиция, которая здесь важна, – это критика Р. Люксембург абстрактной теории расширенного производства Маркса.
Р. Люксембург исходит из того, что абстрагирование Маркса при анализе расширенного воспроизводства от различных докапиталистических формаций является «бескровной теоретической фикцией». «Капиталистическое накопление как исторический процесс с первого до последнего дня развивается в среде различных докапиталистических формаций, в постоянной политической борьбе и непрерывном экономическом взаимодействии с ними» (7). С точки зрения Р. Люксембург, капитализм подготавливает свою гибель, во-первых, вытеснением всех некапиталистических форм хозяйствования, что ставит естественные пределы его росту, а во-вторых, усилением борьбы рабочего класса.
Р. Люксембург, на наш взгляд, была совершенно права (за что кстати и подвергалась нападкам со стороны ленинцев) в вопросе об объективных причинах гибели капитализма – невозможности дальнейшего его расширения за счет некапиталистической периферии. Сегодня капитализм переживает именно такое состояние, а значит – неминуемо должен будет погибнуть.
Несколько лет назад в книге «Границы рынка глобальных компаний» А.К. Субботин показал, что современный глобальный бизнес ведет самоубийственную игру, провоцируя гиперконкуренцию в границах собственных рынков. Тогда А.К. Субботин предложил расширение рынка за счет создания платежеспособного спроса в развивающихся регионах мира (концепция второго золотого миллиарда) (16).
Ответ на вопрос о причинах такой глобальной экономической игры мы, пожалуй, можем сегодня дать. Капитализм в форме империализма подошел к пределам своего роста и возможностей, и он с необходимостью должен уйти с исторической арены. Об этом писали еще марксисты, в том числе Р. Люксембург, идеи которой показали, на наш взгляд, больше прогностической силы, чем идеи ее оппонентов, в частности В.И. Ленина. И если ленинцы связывали неизбежную гибель капитализма в большей степени с деятельностью коммунистической партии (что, кстати, показывает и практика большевиcтской революции в России), то Р. Люксембург делала акцент на объективных предпосылках его гибели.
Идеи, высказанные Розой Люксембург, – об экстенсивном характере капитализма и пределах его роста – современный исследователь Андрей Фурсов интерпретирует по-своему. Он, в частности, пишет: «…нормальное функционирование капитализма требует наличия некапиталистических зон, за которые он борется. В конце ХХ в. капитализм эти зоны “победил” – глобализация устранила их, сделав весь мир капиталистическим. Но это значит, что теперь процесс снижения мировой прибыли грозит стать перманентным. Мировая “железная пята” оказалась перед выбором: либо утрата значительной части прибыли, привилегий и, возможно, власти, либо переход от экстенсива к интенсиву, т.е. главным образом к внутренним источникам извлечения прибыли и накопления, к интенсификации внутрикапиталистической эксплуатации в самом ядре и его анклавах во всем мире» (17). А. Фурсов приходит к выводу, что глобальная элита и является на сегодняшний день могильщиком капитализма – она начала его сознательный демонтаж. Точкой отсчета данного процесса можно считать упомянутый выше доклад Хантингтона и прочих адептов Трехсторонней комиссии.
В обозначенной точке бифуркации есть разные варианты развития истории. Однако две основные тенденции с очевидностью вырисовываются в калейдоскопе апокалипсических событий.
Первый сценарий – это левая, социалистическая, альтернатива. В рамках этого сценария инновационная активность должна быть направлена на реализацию принцип социальной справедливости. Крупной политической силы, наподобие коммунистического движения ХХ в., способной осуществить данный проект, сегодня практически нет. Большинство коммунистических партий пережило процесс мелкобуржуазного перерождения.
Второй сценарий связан с попыткой создания глобального посткапиталистического общества, в котором на место старых буржуазных форм господства и эксплуатации придут (хорошо забытые старые) модернизированные докапиталистические формы господства. Трудность второго сценария связана с желанием разных глобальных групп иметь в этом проекте ведущую роль. И пока ни одна из этих групп не имеет необходимого преимущества.
Может так случиться, что мир распадется на несколько региональных кластеров, где будет реализован один из описанных сценариев.
Положение в европейской экономике сегодня не просто тяжелое, оно катастрофическое. Евросоюзу необходимо ликвидировать крупнейшие задолженности, накопившиеся за многие годы в финансовом секторе. В этих условиях западноевропейские страны пытаются экономить. В основном речь идет о сворачивании различных социальных программ и кредитования домохозяйств. С другой стороны, сокращение подобных затрат резко снижает покупательские способности основных потребителей товаров и услуг и бьет рикошетом по реальному сектору экономики.
Тяжелое положение в финансовом секторе руководители Евросоюза пытаются решить путем помощи банкам. Для этого в декабре 2011 г. Европейским центробанком (ЕЦБ) была запущена программа долгосрочных операций рефинансирования – Long Term Refinancing Operations (LTRO) (18), аналог американской программы количественного смягчения – Quantative Easing (QE).
Второй этап программы начался 29 февраля 2012 г. С учетом первого этапа ЕЦБ разместил эмиссионную ликвидность среди европейских коммерческих банков на сумму более 1 трлн. долл. Это вполне соизмеримо с эмиссионной накачкой американской экономики в рамках QE и имеет те же цели.
Помощь банкам предполагает, что сами банки откликнутся более активным участием в рефинансировании европейских суверенных заемщиков и кредитовании «физической экономики». Однако последнего не происходит и вряд ли произойдет.
Что касается суверенных заемщиков, то плохие долги банкам не нужны, поэтому деньги бедствующим странам (таким как Греция) банки давать не будут. Пойти на это – фактически значит потерять капитал: никаких гарантий возвращения долга или компенсации.
Что касается кредитования реального сектора, то здесь ситуация не лучше. Во-первых, существует объективная тенденция падения рентабельности производства в условиях спекулятивной экономики. Издержки реальной экономики во многом вырастают из-за инфляционного давления банковского и торгового секторов. Деньги здесь производятся быстрее, так как в них отсутствует собственно производственный цикл. Товары и услуги производить сложнее, и риски здесь значительно выше. Во-вторых, кризис, снижая платежеспособный спрос, значительно усиливает падение рентабельности в реальном секторе. Банкам не выгодны длинные долги, тем более долги, законсервированные устойчивой рецессией и программирующие неизбежный дефолт. В-третьих, персонал банков, привыкший к высоким зарплатам, не хочет снижать потребление. И в этих условиях особое звучание приобретает вопрос о бонусах банкиров.
Активная борьба мировых лидеров с бонусами в банковском секторе началась в 2009 г. Именно действия крупных банков осенью 2009 г. на саммите G20 были названы одной из причин кризиса: ради получения больших вознаграждений топ-менеджеры финансовых организаций зачастую принимали рискованные решения, не заботясь о последствиях. Но дело не только в рисках, которые для капитализма – нормальное явление. Главное – ценностный аспект, желание получить прибыль любым путем. Именно в эту парадигму вписывается и поведение банкиров, и спекулятивная модель экономики, и широко используемые сегодня неэкономические методы принуждения.
Как только финансовые организации во многом благодаря огромным объемам государственной помощи оправились от первой волны экономического кризиса, то сразу попытались вернуться на докризисный уровень в начислении бонусов топ-менеджерам. Это закономерно вызвало возмущение рядовых граждан и политиков, а также волну обвинительных публикаций в СМИ.