Бессонница

Евгений Рудашевский

Бессонница

© Рудашевский Е. В., текст, 2018

© ООО «Издательский дом «КомпасГид», оформление, 2018

In angello cum libello

Это была ночь, необъятная задумчивая ночь, матерь одиночества, смывающая с нас пятна.

Свобода лишь означает, что тебе нечего терять.

Пролог

Всё началось два или три года назад, просто ты не замечала. Никто не замечал. Не думай, что моё решение было поспешным. Я его давно принял, только сам до какой-то поры не понимал этого.

Мне следовало заехать или хотя бы позвонить, но я знаю, что ты будешь плакать, а я к этому не готов. Лучшее, что я сейчас могу сделать, – отправить тебе свой дневник. Ведь это ты посоветовала мне завести его, помнишь?

И да, я не жалею о том, что сделал. Надеюсь, прочитав дневник, ты это поймёшь, и, когда мы опять встретимся, нам будет проще взглянуть друг другу в глаза.

9 сентября

Меня всегда пугали люди, слишком уверенные в своих желаниях, а тут, в общежитии, таких людей много. Спроси их ночью, и они даже спросонья перечислят свои мечты – в точном порядке, от главных до второстепенных. Заодно продиктуют адреса магазинов, где всё это можно купить со скидкой или в рассрочку.

Мы едва познакомились с Мэтью, но я уже знаю, что он мечтает о чёрном рояле «Steinway Spirio». Хочет по вечерам играть для друзей что-нибудь расслабляющее. При этом на корпусе непременно должен стоять бокал не допитого им вина. Желательно «Château Cheval». Даже не знаю, откуда он всего этого понабрался.

Мой сосед, Мэкси, мечтает о полной экипировке в цветах «Chicago Bears». Это его любимая команда по американскому футболу. Мэкси и сам играет за университет. Ещё он мечтает о семидесятидюймовой плазме.

Мэкси – неплохой парень, я даже обрадовался, когда узнал, что меня поселят в одной комнате с двухметровым чернокожим футболистом. Думал, будет интересно. А потом Мэкси стал возвращаться с тренировок, весь взмыленный. Это было бы не так страшно, если б он первым делом шёл в душ, который, кстати, находится через одну комнату от нашей. Однако в списке его дел посещение душа не стоит ни первым, ни вторым, ни каким-либо ещё. Он просто забрызгивает себя приторной ванилью и, довольный собой, идёт на занятия. Так что у нас всегда пахнет его по́том и его духами, больше похожими на освежитель воздуха. А сентябрь в Чикаго стоит жаркий, не спасают даже распахнутые окна.

Вообще, наша комната – одна из самых убогих в Солбер-холле. Тут все обставляются как могут: привозят из дома ковры, пуфики, стереосистему и всё в таком духе. А у нас нет даже занавесок. Зато есть телевизор. Старый «Samsung» с заляпанным корпусом и чуть более новым, но таким же заляпанным DVD-проигрывателем. Мэкси привёз его в первый день заселения. Долго возился с проводами, настраивал каналы, а на днях я зашёл в комнату и увидел, как Мэкси лежит перед телевизором и наяривает себе, толком не прикрывшись простынёй. Я притворился, что говорю с кем-то в коридоре, – задержался на пороге, дал Мэкси возможность спешно натянуть трусы и выключить экран. Мне, в общем-то, всё равно, чем он тут занимается, пока меня нет, хотя всё это довольно мерзко, но закрывать дверь на ключ ему бы точно не помешало. А теперь Мэкси мечтает купить семидесятидюймовую плазму. Не хочу даже думать об этом.

Синди, с которой мы ходим на американскую литературу, мечтает… Да о чём она только не мечтает! О бордовом «Cadillac Fleetwood» девяносто шестого года, об абонементе в фитнес-центр на Мичиган-авеню, о домике на берегу Мичигана или Гурона – о таком, чтоб окна спальни непременно выходили на восток. Синди даже нашла в интернете подходящий особняк. Два этажа, веранда, бассейн во дворе и своя огороженная пристань. Вот только непонятно, куда там выходят окна спальни, и Синди из-за этого переживает, будто в самом деле не сегодня завтра купит этот дом со всеми его верандами и бассейнами. У неё нет денег даже на фитнес-центр, какой уж тут дом, а она мечтает – со всей серьёзностью.

Вообще, от Синди можно было ожидать чего-то менее прозаичного. Она всё детство провела в Японии, её родители – миссионеры или что-то в этом роде. «Они несут слово Христово». В нашем университете такое встречается сплошь и рядом.

Университет Северного парка прежде был христианским. Главное здание, Олд Мэйн, построили не то священники, не то проповедники из Миннеаполиса ещё в 1894 году – оно оказалось самым высоким в этом районе. Олд Мэйн тогда стоял за чертой города, а его купол долгое время служил ориентиром для самолётов, заходящих на посадку в Очард Филд, где потом, в годы Второй мировой, построили современный аэропорт О’Хара. Изначально в Олд Мэйн обучали шведских эмигрантов, а вокруг лежали самые настоящие пустыри, но за сто с лишним лет он разросся: побывал и колледжем, и академией, затем стал полноценным университетом с огромным кампусом и со своей богословской семинарией. Так что христианские традиции тут сохранились, а статуя Иисуса и большая часовня в кампусе никого не смущают. Интересно, отец, отправляя меня сюда, знал об этом?

Впрочем, христианские традиции, как видно, не мешают студентам мечтать обо всех этих кадиллаках, особняках и плазмах на всю стену. Послушаешь их, и становится тошно. У меня так не получается.

На прошлой неделе звонил домой, в Москву. Говорил с мамой, а потом немного с отцом. Сказал ему, что не знаю, чего на самом деле хочу. Вроде бы говорили о какой-то ерунде, о том, чем здесь кормят и какие преподаватели, а я взял да и сказал – честно, без утайки. Сам не ожидал. Отец тоже не ожидал. Он вообще не любит, если я резко меняю тему, говорит, что для будущего юриста это плохо. А тут промолчал. Понял, что я серьёзно. И ведь долго молчал, сосредоточенно. Может, думал, я что-то добавлю или как-то поясню свои слова. Но я больше ничего не добавил, и он наконец сказал, что мне нужно сходить на профориентацию. Говорит, запишись на консультацию, расскажи о своих проблемах и пройди соответствующие тесты. Так и сказал: «соответствующие тесты».

– В вашем университете с этим не должно быть сложностей.

А ещё отец сказал, что университет подтвердил оплату за первое полугодие. Мог бы не говорить, но сказал.

Профориентация… И ведь я ждал от отца чего-нибудь в этом духе. Конечно, ждал. Он всегда так говорит и действительно думает, что это мне поможет. Моей сестре вот помогло. Теперь она работает с ним в одной компании и, кажется, счастлива. По крайней мере, голос у неё счастливый, когда я спрашиваю про работу и про новых коллег. Впрочем, сестра всегда была из тех, кто твёрдо знает, чего хочет.

Ну и что я мог сказать отцу? Сказал, что профориентация – удачная мысль, что я обязательно схожу и пройду все нужные тесты. А когда я положил трубку, уже точно решил, что отступать некуда. Всё, что я тут задумал, ещё неделю назад казалось каким-то безумием, но теперь я вижу, что это единственный выход. Нужно действовать, пока эта трясина не засосала меня целиком. Потом будет поздно.

17 сентября

Люблю случайные взгляды и улыбки. Иногда где-нибудь в метро пересечёшься взглядом с незнакомой девушкой, не отведёшь его, а потом вы так и смотрите друг на друга – открыто, без стеснения. В какой-то момент девушка не сдерживает улыбку, и ты улыбаешься в ответ, будто увидел старого друга, с которым связано только всё самое приятное. И тут понимаешь, что девушка – красивая, но не так, чтобы её сразу фотографировать для журнала или рекламного стенда, а просто красивая, как у Джо Кокера: «you are so beautiful to me»[1], только без всех этих надежд и прочей романтики.

1

«Ты так прекрасна для меня». – Здесь и далее – пер. с англ.