Малышка

Демоны во мне шепчут встряхнуть ее хорошенько, вернуть сторицей мой утренний недосып и выставить вон. Какого черта я должен сваливать из собственной кровати? Чтобы утром увидеть ее триумфальную улыбку, сдобренную словами: «Вот видишь, я держу слово». И нет никакой другой причины, почему она оказалась в моей постели. Нет и не может быть. У нас десять лет разницы, да вы шутите. Я просто валяю дурака, хоть будет глупо отрицать, что меня это забавляет. Эта девчонка… Она как неоново-кислотная клякса на полотне моей жизни, написанном в классической технике: раздражает, злит, и, вместе с тем, приковывает внимание, заставляет взглянуть по-новому на вещи, давно ставшие обыденными.

И все же… я не ухожу. Накрываю ее одеялом до самого подбородка: Бон-Бон сопит и улыбается во сне. Жестко, очень жестко подавляю желание поиграть с этой «зайкой» в «раздень меня, если сможешь». На фиг мне голая малолетка в постели.

Я достаю из комода запасное одеяло, укладываюсь рядом. И понимаю, что мне просто тупо приятно пялиться на это ангельское личико, когда на нем нет ничего, кроме умиротворения.

Но утро меняет все. Потому что, конечно же, мелкая зараза не упускает случая снова убить на хрен мои попытки выспаться. Хоть не могу не отметить, что в этот раз она хотя бы не скачет на мне, что не может не радовать.

— Я не хочу ту красную машинку, — говорит она немного сонным голосом, щекоча мой нос кисточкой волос на кончике косы. — Зачем мне подарки, купленные другим женщинам.

— Я вообще-то спал, блин, — огрызаюсь в ответ. Пытаюсь подтянуть одеяло, которое сбилось у самой талии — и вдруг раздумываю, потому что вижу, как «зайка» осматривает меня оценивающим взглядом.

О’кей, детка, я охуенный. Смотри и, как говорится, наслаждайся.

— Слишком много пресса для простого конструктора, — улыбается она, разглядывая меня без особо интереса.

Бесит. Жутко раздражает. Я произвожу впечатление на всех без исключения женщин, но только не на нее. И это нормально— ведь она моя сводная сестренка, и я чувствую себя почти извращенцем, потому что продолжаю реагировать на нее как-то… странно. Почти, потому что, слава богу, у нас разные отцы и разные матери. А еще мне почти тридцать, я зрелый кобель, а она завтра отмечает девятнадцатилетие и наверняка притащит на праздник своего Тапочка. Почему эта карамелька так безоговорочно увлечена огрызком эволюции?

Не понимаю, поэтому даже не пытаюсь анализировать. Вместо этого дергаю ее за «ухо» на капюшоне.

— Я не простой конструктор. Я конструктор тачек, которые стоят сотни тысяч «зелени».

— Сколько пафоса. — Она обмахивается рукой, как будто изнывает от жары. — Я хочу в подарок другую красную машинку. Кроссовер, небольшой, но надежный. И красивый, обязательно красивый. — Бон-Бон жмурится, и ее губы складываются в такую улыбку, будто в своих мыслях она вот-вот поцелует капот своей «мечты».

— В подарок? — уточняю я. — Хочешь? За какие заслуги, позволь узнать?

— Я хорошо училась, братик Рэм, — моргает, изображая милую дурочку, но мы оба знаем, что это не так. И хоть она выглядит как чертова кукла Барби, мозг — самая сексуальная часть ее тела. И в этот момент она изощренно трахает им мое терпение и самообладание.

— Не провоцируй меня, зайка, — ухмыляюсь я. — Съем.

Но ей все равно, потому что мой внутренний магнит, к которому липнут женщины, ее не притягивает. Ну, оно и понятно, я же «Плохой братик Рэм», а это хуже, чем пожизненное наказание френдзоной.

— Хочу, чтобы там был белый кожаный салон, — продолжает мечтать Бон-Бон. — И все эти навороты, ну, знаешь, какие должны быть в хорошей красненькой машинке. Что тебе стоит?

Совсем ничего.

И мне вдруг становится так чертовски смешно. Меня, как молодого, разводят на дорогую тачку, и при этом я чувству себя так, будто мне в самом деле хочется ее подарить. Не потому, что я ожидаю получить взамен всем известную благодарность — понятно, что ее не будет, и я не стану разменивать дорогие подарки на минет от малолетки. Но просто хочется сделать что-то, чтобы зайка еще раз вылезла из своей скорлупы. Чтобы увидеть ее улыбку без прикрас, увидеть ту, другую, которая под маской.

Будет ей красная машинка с белым кожаным салоном, полным «фаршем» и огромным плюшевым медведем на переднем сиденье, потому что сейчас я не хочу говорить ей «нет». Потому что, хоть Бон-Бон и думает, что я делаю это для нее, на самом деле я делаю это для себя — для своего удовольствия.

— У тебя же завтра День рождения, — бормочу, прикрывая глаза. Выдерживаю долгую многозначительную паузу. Пусть напряжет свои драгоценные мозги, пусть подумает, зачем бы мне понадобилось делать акцент на этом факте.

— Завтра, и…? — спрашивает она очень осторожно. Точно зайка: знает, что рядом силки, и нужно быть максимально осторожной, чтобы не угодить в ловушку, но морковка где-то впереди и пройти мимо нее она просто не может.

— Завтра я занят весь день до ночи, так что свободен только сегодня, — продолжаю я, лениво улыбаясь правым уголком губ. — Но я просто не могу думать о том, чтобы сделать приятно вредной зайке, когда она второй день подряд не дает мне высыпаться.

И когда Бон-Бон пытается выбраться из постели, я хватаю ее за руку и тяну обратно, переворачиваю на живот, а сам укладываюсь сверху, удерживая основную часть своего веса на локтях, но так, чтобы она прочувствовала, как приятно может быть подо мной.

Бон-Бон разочарованно стонет, брыкается, пытается выбраться наружу, но бестолку — наши силы и близко не равны.

— Я хочу выспаться, хочу вкусный завтрак и тогда, может быть, мое настроение поднимется до отметки «я готов потратиться на счастливую улыбку сестренки», — говорю ей на ухо. — Как тебе такой план?

Она начинает брыкаться энергичнее и я, сжалившись, выпускаю зайку из капкана.

Но она не уходит: отбегает на безопасное расстояние, поворачивается и, с чертями в глазах, дерзко спрашивает:

— Что хочешь на завтрак?

«Тебя. И снова тебя. И еще раз тебя», — мысленно перечисляю я, переворачиваюсь на спину и, говорю:

— Кролика.

Глава девятая: Рэм

Я даже не сомневался, что выбор машины окажется моей прерогативой. Если бы речь шла о сапогах или сумке, я бы и пяти копеек не вставил, но машины — это моя парафия. Я знаю о них все.

Но оказалось куда интереснее.

Хотя если по порядку, то началось с того, во что это чудо вырядилось. Не поверите: в какой-то мешковатый джинсовый комбинезон, белые кроссовки и полупрозрачный канареечно-желтый свитер, под которым я ясно видел очертания майки в горошек. Пеппи, блин, Длинный Чулок, только без косичек.

— Это самозащита? — спрашиваю я, одновременно пристегивая ее ремнем безопасности.

— Какая выдающаяся проницательность, — не скрывает она.

И я сразу замечаю, что она вот уже пять минут не расстается с телефоном и все время включает и выключает экран, как будто ждет важное сообщение. И да, нервничает. Тапок что ли облажался? И почему у меня такое чувство, что хоть мы и вдвоем, нас все-таки трое?

— Что случилось? — спрашиваю, заводя мотор.

— Костя будет занят завтра, — говорит она после небольшой паузы. Надо же, голос и правда расстроенный.

— А не пофигу на него? Ты же подружек наприглашала сотню, если не больше.

Она молча отворачивается к окну, поднимает — и медленно опускает плечи в беззвучном вдохе. Расстроена. Действительно расстроена. К счастью, я планирую сделать так, что хотя бы на сегодняшний день она забудет о своем ботане.

— Какую хочешь? — спрашиваю делано безразличным тоном, постукивая по рулю в такт грохочущей ритмичной музыке. — Мерседес? Ниссан? Порше? Немца? Японца? Европейца?

Лично я бы остановился на «мерине», но пусть она меня удивит.

И что делает Бон-Бон? Начинает рассуждать вслух. Вываливает кучу информации о краш-тестах, об особенностях конструкции разных моделей, о надежности и о том, что в тех и вот тех моделях безопасностью пожертвовали в ущерб красоте. Усмехаюсь и на светофоре протягиваю руку, чтобы взъерошить ей волосы. И тут же жалею об этом, потому что от ее волос поднимается проклятый запах сладкой медовой груши. Теперь он останется на моих пальцах.

Конец ознакомительного фрагмента.