Страница 23 из 25
Скальные языки слева старались подставить ногу под колесо на каждой петле дороги, а справа призывно разевали пасти жадные, лесистые овраги и кюветы. Хапужников стал делиться с Сэмом впечатлениями прошедшего отпуска. Сергей не баловал слушателя разнообразием сюжетов – пьянки да бабы, бабы да пьянки. Тоже мне, отдых! Стоило так далеко за этим ехать! Сэм был все еще зол и только презрительно фыркал. Он даже не слушал своего соседа.
Отметив такое дело, «зам по тылу» обиделся и даже на какое-то время замолчал, к тихой радости Волынского. Потом он подумал, что жизнь полна несправедливостей. Вот, например, когда машина прыгает по ухабам, он летает по кабине, собирая головой и тощим телом все острые углы этого чудища на колесах.
А вот Сэму было хорошо – вцепился себе в устойчивый, крепкий «бублик», уперся глазами в набегающую дорогу, выискивая возможности увернуться от бугра, объехать яму. Хорошо ему!!!
Ну почему так – как что хорошее, удобное или вкусное – так людям! А вот если что-то наоборот, так ему, Сереге Хапужникову!?
Он просто стал ныть вслух. Через некоторое время Сэм уже кипел, как старый, пробитый радиатор, извергая из себя рыжую пену.
– И какого хрена тебе надо? – вежливо и культурно спросил Волынский попутчика через междометия, которые мы здесь опускаем.
– А дай мне вести машину! – нагло предложил-потребовал тыловик.
– А не сходить ли тебе в дальнее экзотическо-эротическое путешествие? – в тон ему поинтересовался Семен. Тот обиделся, надулся и опять какое-то время ехал молча.
Сэм был отходчив, добр и мягок. Чем многие окружающие и близкие ему люди беззастенчиво пользовались. Поэтому, когда Хапужников голосом умирающего от жажды попросил его еще раз дать ему руль, тот в сердцах плюнул и остановил машину.
– Смотри, не вздумай заглушить двигатель! Тогда нам обоим точно – хана полная! Аккумулятора-то нет! И я тебя убью и прямо здесь закопаю – на радость твоей жены и к огорчению твоих кредиторов!
– Да что ты! Я вообще такие машины всю жизнь вожу! – успокоил Сэма Хапужников. Тот ему с опаской, но все-таки поверил. Процентов на десять… Как всегда – на свою голову, не послушав своего внутреннего голоса. Тот часто ему подсказывал верные решения, искренне жалея доброго Семена, но тот с тем же постоянством поступал ему вопреки.
Поменялись местами. Сэм прикидывал с тоской расстояние до моста, решив, что ни за какие такие коврижки просто не даст Сереге переехать через него по этим символическим балкам, ибо тогда им всем – ему, Хапужникову и «Смерти империализма» наступит большой и полный абзац!
Теперь грузовик истошно выл дизелем, натужно скрипел шестернями коробки передач, шипел закипающим от такого режима радиатором. Сэм всерьез жалел, что не задал тыловику самый логичный вопрос: – а умеет ли уважаемый сэр водить машину вообще? И не допросить ли его с пристрастием на эту тему? Тяжелый торпедовоз вилял своей кормой, как престарелая шлюха после суровой попойки.
Хапужникова все равно мотало по кабине.
– Крепче за шоферку держись, баран!
– Чё?
– Хрен тебе по плечо! Смотри, куда прешь!
Но мудрый совет запоздал.
В одном месте дорога делала крутой поворот влево, почти под девяносто градусов. И что же? Как положено, Хапужников прозевал поворот, гидроусилитель заартачился, зам не смог выкрутить руль, чудовище перескочило через вал и съехало с дороги, с размаху ткнувшись в кювет и заглохло.
Сэм больно ткнулся лбом в стекло. Огляделся в поисках фуражки. Оказывается, на ней удобно уселся гад Хапужников.
Наступила тишина… Впрочем, слышалось нарастающее шипение. Это медленно, но уверенно закипал Сэм от нахлынувшей злости.
– Ну, всё! – угрожающе прошипел он, рисуя картины жестокой мести.
– Сэм, я так саданулся об руль! Мне так хреново! – заканючил тыловик, чувствуя свою вину и предвидя осложнения в своей жизни в ближайшее же время…
– Тебе хреново? – переспросил Волынский Сергея. Тот кивнул в ответ.
– Не-е-ет, тебе еще не хреново, тебе вот сейчас амбец будет! – клятвенно пообещал ему Сэм, вытягивая из-за сиденья увесистый дрын.
Хапужников рывком открыл дверь и резво выпрыгнул из кабины прямо в лес, и рванул влево от машины, полагая выиграть время, пока Волынский будет оббегать машину вокруг ее огромного носа.
Пока Сэм подбежал к распахнутой водительской двери, он лишь услышал треск сучьев и топот ног удирающего Хапужникова. Тот ломился сквозь лес как перепуганный кабан.
– Стой, гад! Стой, скотина! – орал он ему во след, швыряя на звуки комья земли и большие булыжники. Да куда там… Падающие рядом с ним камни только придавали тыловику прыти. Семен уже почти догнал балбеса, но тот, споткнувшись о вздыбившейся корень здоровенной березы.
– Лежачего не бьют! – жалобно завопил Хапужников. Сэм, не успев затормозить, пробежался прямо по тыловику. Другого пути не было, не на дерево же прыгать? Да, лежачих у нас не бьют, по ним просто ходят, о них вытирают ноги.
Волынский вылез на дорогу. Длинный кузов торчал из кювета, почти перегородив всё пространство от оврага до скалы. Да и кювет был здесь совсем не глубокий, так что шансы на вытаскивание «Смерти империализма» на дорогу были довольно неплохими.
Вообще-то машины на этой дороге были редкостью, и оставалось лишь ждать, что Волынского и Хапужникова хоть когда-то хватятся и найдут какую-то машину для их поисков.
И вдруг он услышал трудолюбивое завывание дизеля где-то уже совсем рядом. «КамАз»! – определил Семен по звуку и обрадовался, как высшему чуду!
Это действительно был «КамАз», пробирающейся по дороге на Рыбачий, где экспедиция какого-то института вела изыскательские работы по геологии или по геофизике, Сэм так и не понял. Да и – плевать! Главное, что это был новенький мощный тягач, полноприводный трехосный вездеход!
Кстати, «чудовище» так удачно увязло, что водитель грузовика и его пассажир были просто вынуждены помочь Сэму. Слева – скала, справа – овраг, а прямо на дороге бедное, несчастное чудовище, плачущее водой и каплями масла.
Кроме того, Сэм пообещал им и дорогу показать, и кое-какую техническую помощь оказать – на «КамАзе» что-то там сломалось и нуждалось в небольшом, но неотложном ремонте. А мастерская в Ефимовке была вполне приспособлена для таких работ.
Чертыхаясь и ругаясь, все-таки с третьего раза выдернули «Смерть империализму!» на дорогу, с рывка запустили двигатель да так и поехали колонной. Для пущей надежности и безопасности.
Через пару поворотов Сэм заметил Хапужникова, который испуганно выглядывал из-за дерева. Он молча сунул ему под нос перепачканный грязью и смазкой кулак. Тому и так было стыдно. Он бросил товарища и двинул пешим ходом домой, в Ефимовку, до которой осталось не так уж и много!
– Да, тыловик ты, и училище твое тыловское! И фамилия твоя подходящая к должности! Что с тебя взять, кроме анализа! И на запчасти тебя не пустишь – и печень и почки ты свои алкоголем пропитал, как чувствовал! Одно слово – тыловик. А тыл, это организация, презрительно повернутая к флоту задом! Корабль – лицо флота, а вы его э… прыщавая наоборот, да!
Сэм ворчал и отчитывал Хапужникова до самой Ефимовки. Тому сказать в ответ было нечего…
Волынский доложил встречавшему их Днепрову о деталях поездки. Тот опять хотел было устроить разгон Сэму за угнанную «Смерть империализму», да махнул рукой в сердцах, и ушел. Обернувшись, он приказал оформить поход зеленого монстра, как обкатку.
Капитан-лейтенант Волынский, верный своему слову, не смотря на усталость, занимался гостями, которым была нужна конкретная помощь, а позже гостеприимно разместил их на ночлег у себя в квартире.
Хапужников таинственно исчез, даже не поблагодарив. Да что с него взять – тыл, однако, да и только… как верно говорит наш командующий, это не лицо флота, это его наоборот!
А вокруг машины с девизом «Смерть империализму» и мрачной корявой эмблемой уже суетился Крошкин, с огорчением разглядывая новые повреждения, торчащие винты с потерянными уже гайками, любовно оглаживая остывающий двигатель и теплое железо под капотом. В сердцах он стукнул кулаком по капоту. Обидевшись, вывалилась фара. Парень чуть не заплакал от огорчения. Работу надо было делать заново, машину было жаль. И эти чувства не добавили ему любви к офицерам…