Страница 21 из 25
Так что трудился он по-стахановски, благо, что ночи были еще короткие, а день достаточно длинным. И день за днем. «Смерть империализму» начала оживать. Кстати, все в Ефимовке эту несчастную машину только так и называли. Промыли и присобачили на место радиатор, маслофильтр и все прочее. Даже движок стал запускаться, и, прочихавшись, уверенно рычал, воняя отработанной соляркой и оглушая все в радиусе километра. Крошкин радовался…
Рано, между прочим, радовался, да! Задачи возникали откуда не возьмись и настойчиво требовали немедленного разрешения. В ту пору гарнизоны. Войсковые части вели непрестанную «борьбу за живучесть», за собственное выживание себя и своих подчиненных в условиях всеобъемлющего дефицита. Вот и сегодня раздался требовательный звонок с пограничной заставы. Это жизнерадостно звонил их собственный «зам по тылу» Сергей Хапужников, нагулявшийся в Мурманске и направляющейся обратно в «родные пенаты» и требовал прислать хоть какой-то транспорт и забрать его, вернув в первобытное состояние. Он соскучился по службе, и кушать тоже очень хотелось…. У него оставался еще значительный кусок отпуска, мешало лишь одно «но». Это самое «но» навязчиво преследовало по службе и не давало нормально двигаться по ее лестнице.
Насидевшись в гарнизоне, и вдруг вырвавшись «на волю», Хапужников начинал ощущать, что деньги просто жгут ему руки и карманы. Он любил погулять, хорошо поесть и выпить. Но пить ему было нельзя, ибо выпив, Сергей становился щедрым и доверчивым. Как правило, его быстро обирали новые «друзья» – собутыльники. Сколько раз он клялся всем святым. Но… Вот зарекалась свинья не ходить на огород! Да, слаб человек!
«Наверняка с ним приключилась неприятная история. Причем, списанная под кальку с предыдущих!» – мрачно предрекал Волынский. Можно было бы поспорить на бутылку, да не с кем – все местные офицеры и мичманы думали бы так же! «Вот если не так – съем свою кожаную шапку. Впрочем, если Серега скажет, что не так – всё равно не поверю, если даже меня будут бить!» – злился Сэм. Да жаль его было – все-таки свой, опять же – на одного офицера больше станет, дежурства и обеспечения станут реже. На безлюдье и тыловик – человек!
Теперь ехал Серега Хапужников поближе к своим складам и камбузу – с голоду тут не дадут помереть, и всегда найдется добрая душа, которая иногда угостит «шилом» или даже водкой. Такие случаи у него бывали – с!
От заставы до Ефимовки, (так, для справки, между прочим), было тринадцать километров избитой, разъезженной грунтовой дороги между скал и зарослей деревьев и кустарника. Все попытки довести ее состояние до ума и порядка силами автодорожного батальона флотилии особыми успехами не отличались. Все сводилось к перемещению бугров и ям по полотну с места на место. Причем, эти работы проводились весной, а к концу лета бугры, ямы и кочки дружно собирались там, где на карте была обозначена дорога. Кочек на и ям на карте не было и высокое командование было вполне довольно. Это самое высокое командование заезжало сюда в исключительных случаях. И тогда доставалось всем, но чаще не тем, кому бы надо…
Вот поэтому все штатные автоединицы части больше ремонтировались, чем ездили. А если и ездили, то чихали и кашляли своими двигателями, изрыгая черный дым и стреляя глушителями, плевались полупрогоревшим топливом, как клиенты тубдиспансера. Водители из числа срочников тоже никак не добавляли срока жизни своим машинам. И, если честно, эти автомашины представляли собой избитую и изношенную инвалидную команду. И каждый из них был поражен разными хроническими болезнями.
Сегодня Волынский, помимо всех несчастий, еще был и дежурным по части. Именно поэтому ему позвонил рассерженный командир и приказал ему провести операцию «Возвращение блудного сына» и доставить в Ефимовку своего заместителя.
На стенания Сэма насчет того, что весь автопарк сегодня в полном хламе, и гарнизон полностью обездвижен, командир просто бросил трубку. Он не мог ему простить «геройского» поведения на недавних подрывных работах, стоившего Президенту целого клока седых волос.
– Ну вот, – сказал Волынский, – поздняя птичка еще глазки протирает, а ранней – уже и клювик начистили! До блеска!
Нет, командиром-то быть легко – надо только выучить три слова и произносить во всех сложных ситуациях. Слова эти в общедоступном виде звучали примерно так: «А не волнует!» Сэм это давно усвоил, еще на корабле!
Командиров себе мы не выбираем, их дает нам Бог! И, очевидно, за грехи наши тяжкие! И очень даже тяжкие! Как и правительство!
Сняв фуражку, он чесал свой затылок. Мыслей было много, но не видно было ни одного «света в конце тоннеля». Поэтому, он пытался их расшевелить, привычно массируя череп.
Даже его собственный «Одноглазый Боливар», его любимый мотоцикл «Урал» с коляской лежал в сарае, аккуратно разобранный на винтики, ожидая свободного времени хозяина, когда тот возьмется доводить до ума профилактику к зиме. Вдруг его взгляд остановился на надписи «Смерть империализму!» А что? Чем не выход? Осторожный Сэм задумался, а потом отчаянно махнул рукой: – А где наша ни пропадала?
Вызвал Крошкина, попрятал бумаги по ящикам и сейфам и вышел к машине. Офицер сказал строгим голосом с металлическими нотками приказа:
– Я поехал на обкатку на твоем танке, командир приказал!
– Так это, товарищ капитан-лейтенант, на нем даже аккумулятора нет. И вообще его лучше сразу поджечь, пока он вас не угробил! Нельзя еще! Опасно!
Сэм отрицательно помотал головой: – Война есть война, приказ есть приказ! Вот такая, брат Крошкин у нас интересная жизнь!
– А разрешите с вами?
– Сам говоришь – дело опасное, офицер может иной раз собой рисковать – хотя и он тоже государственная собственность. В случае чего – спрашивать будет не с кого. Во внеслужебное время он почти волен над собой! А дело представят так, что время всегда будет неслужебное. Это – как правило! А вот бойцом рисковать – дело совсем не оправданное. Тебя мамка ждет! Поэтому, офицер просто обязан сдать тебя маме твоей обратно живым и здоровым, по возможности в полной комплектации, как бы ты не старался себя покалечить и угробить за свой срок службы!
Еще успеешь нарисковаться в этой жизни! Тебе звание автоподводника еще не присвоили? Ну что же ты! Давно бы заявление бы написал – дали бы! – хмыкнул Волынский.
Вдвоем они кое-как завели двигатель, втихаря стащив аккумулятор от продовольственного «КамАза», заскучавшего после последней пробежки ввиду обострения болезней топливной аппаратуры. Волынский, мысленно помолясь, двинул «чудовище» с места.
Жалобно заскрипев своими ревматическими рессорами, амортизаторами, креплениями бедный, несчастный автомобиль, стал подминать под себя первые метры долгой дороги. Впрочем, вот ЭТО, по чему ехала эта страхолюдина, назвать дорогой можно лишь с очень большим авансом!
Машина одним колесом норовила провалиться в яму, тогда другое колесо пыталось влезть на здоровенную кочку. При всем при этом «парадный ход» был не более двадцати километров в час. Спидометр, конечно, не работал, но березы и рябины, не спеша шагавшие мимо окна машины, оптимизма насчет скорости в мрачную душу Сэма не вселяли. Гидроусилитель срабатывал через раз.
Но на горке эта самая «Смерть» приободрилась, побежала вниз. Да так, что Семен стал отчаянно притормаживать. Чудовище недовольно шипело пневматикой тормозов и показывало свой норов.
Впереди был мост, построенный еще инженерным батальоном горно-егерского корпуса сгинувшего вермахта. Совсем недавно, всего-то лет пятьдесят назад. Правда, настил и перила на нем все-таки иногда меняли и в более позднее время. А сейчас мост представлял из себя просто две широкие стальные балки, на которых просто лежали деревянные плахи, кое-как закрепленные народными умельцами.
Мост-ветеран оказался в центре поля военной игры удальцов-пограничников, учившихся настоящему делу военным образом.
И лихие воины его ловко подпалили с вертолета. Вертушка-«восьмерка», изображая из себя вертолет огневой поддержки, врезала по нему залпом НУРСов из подвески. И, представьте себе, попали! С первого раза! Да только попасть они должны были по островку, метров на пятьдесят выше по течению речки Ефимовки! Поправку ввели не с тем знаком!