Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 15



– Сейчас вы не переоцениваете это: надо ли было разрушать все?

– Здесь есть какие-то общие тенденции. Если пружину сжимать-сжимать до самого упора, потом она хлопнет – мало не покажется. Если 70 лет у нас так людей прессовали, то, по моему глубокому убеждению, ни к какому другому сценарию мы готовы не были. Потому что советская власть всех достала.

Это вот как сейчас начинают вспоминать царя: ой, он хороший. Я вообще-то его уважаю, но прекрасно представляю обстановку, которая была тогда. И уж тем более не забыл ту, что сложилась в 1991-м. Не надо врать: всем коммунисты стали поперек горла, так же как в 1918 году царь и его приспешники.

Общество уже созрело к каким-то переменам, а они все сидят. Можно было сделать конституционную монархию после 1905–1907 годов, в 1912—1913-й потихоньку перейти, и живы бы все остались. Нет, ни хрена – баба ему все толковала: «Держись за самодержавие». И додержались. То же самое и в 1991-м: надо было перестать сопли жевать. Хотя, конечно, никто не перестанет – таково свойства человеческой психологии, надо реально на вещи смотреть.

В итоге коммунисты так всех достали – и в национальных республиках, и в самой России. Я помню день, когда разгоняли ЦК КПСС: пришла толпа – и никто их не жалел. Так что и я ни о чем сегодня не жалею. Да, мы пострадали. Потому что не были готовы к реформам. Как и сами наши реформаторы – ни Ельцин, ни Горбачев…

– Давайте поговорим о фактах. Почему вы выбрали именно те, что приведены в статье?

– Да потому что они самые яркие. Сегодня это общеизвестно. Например, что у Ленина была любовница Арманд. А раньше очень многое скрывали. И людям было интересно узнать правду. Я ковырялся в архивах, книгах. Искал какие-то параллели с современностью, показательную статистику, любопытные эпизоды. Например, как-то нашел факт, иллюстрирующий патологическую жестокость Ильича, и очень был этим горд. Ленин любил охоту. И когда находился в ссылке, однажды, гуляя с ружьем по лесу, обнаружил зайцев, которые после разлива реки не утонули и выбрались на островок. Так он их поубивал прикладом и дубиной. Жена его написала об этом в письме к матери. А мне яркий эпизод пригодился для одной из публикаций.

Каждую историю, с которой можно начать статью, я называю зачином. И такой зачин должен быть в любом материале, чтобы читатель зацепился. А чем его зацепить? Либо ярким фактом, либо человеческой судьбой. Людей интересуют люди.

– Но при этом складывается ощущение, что отношение к герою у вас прагматично-служебное. Он нужен для зачина, но дальше вы не сильно углубляетесь в его личную историю…

– Если факты созвучны какому-то общественному резонансу, то они в общую историю попадают. Иногда надо закольцевать текст: начинаю с них, как в статье «Я люблю», и заканчиваю ими. В конечном итоге людям интересно не только наживку проглотить – им хочется узнать, а что дальше с этой конкретной судьбой. В данной статье рассказывается, что они живут в Смоленске, что в России не смотрят, какая у тебя нация…

– Вы сказали, письма приходили сотнями. На эту статью был какой-то отклик?

– Да. В 1991 году люди еще письма писали: о том, что надо держаться за любовь, семью – за вечные ценности. А статья, на которой они приходить перестали, была про автомобилизацию

– о том, что промышленный подъем в России начнется именно с нее. (Что, собственно, и произошло. Мы просто долго раскачивались, потому что у нас было много нефти и газа.) Но людям в то время уже стало все равно, потому что они выживали и думали, как бы не умереть с голоду. Писем в редакцию мешками больше не присылали.



– К вопросу о вечных ценностях – вы и сейчас разделяете эту позицию?

– Конечно. У нас сегодня тоже много политизированности. Людей вовлекают в эту тематику с помощью ток-шоу. А на самом деле в хорошо организованном обществе политикой может интересоваться 10–15 % населения. Она становится массовым явлением в переломные моменты, когда гражданскому обществу требуется проявлять повышенную активность. А в остальное время – у каждого свои интересы, в зависимости от уровня духовного развития.

Глава 3

«Нужно объяснять, почему мы живем именно так»

На примере еще одной своей масштабной публикации автор рассказывает, откуда берется бедность отдельного человека и целой страны; как выстроить правильные отношения с деньгами и для чего они на самом деле нужны.

– Поговорим еще об одной вашей статье того периода – «Бедность». Плюс вторая статья – «Русское богатство», вышедшая через 15 лет. В первой вы вспоминали царскую Россию, во второй – СССР. Считаете, это теперь некий образец?

– Нет. Там я тоже не вижу ничего хорошего. Могу этот разговор начать с дискуссии с сыном. Недавно я с ним встретился. Он работает учителем в школе. Даже завучем. Молодой парень. Раньше ходил в бизнес. Работал. Сам пробился. Начинал официантом. Перешел в крупную финскую торговую сеть: продавцом, потом заведующим отделом, затем его забрали в головную структуру – продвигать товары и развиваться дальше. Но тут грянул кризис, и в 2009 году сына вернули обратно завотделом. Ему это не понравилось, и я взял его к себе – заместителем директора по продажам в маленькое предприятие в Калуге. Неожиданно он бросил и эту работу. Год сидел, к чему-то готовился. Я молча наблюдал. А сын взял и ушел трудиться в школу. Оказывается, за это время закончил заочно институт, сдал экзамены и устроился учителем биологии. До этого у него тоже было ветвистое прошлое: бросил школу, пошел в медучилище. Выпустился – стал медбратом. Я ему говорил: «Дальше врачом пойдешь». Нет. Четыре года болтался – искал себя. Параллельно учился в академии туризма. И вот теперь завуч.

Встретились мы – и заспорили. Я так понимаю, у молодого поколения соответствующими публикациями, показами всего и вся в определенном ключе сегодня тоже вырабатывается определенная точка зрения. Мой сын родился в 1986 году, когда уже начался распад Советского Союза. А сейчас он вполне современный молодой человек. И у нас уже идет дискуссия поколений.

Сначала завязался разговор про то, что в их школе сплошь ретрограды: люди пожилые, ничего нового не хотят. А он же молодой, у него избыток энергии. Все пытается там воевать, что-то доказывать. Уже даже комиссия приезжала, какие-то его идеи одобрила – все разрешения дала, а никто шевелиться не собирается. Я говорю: «Ну, они советские люди, привыкли в СССР жить. Когда никуда не сунешься, ничего не сдвинешь. Не дай Бог мне туда вернуться». А он вдруг возражает: «В Советском Союзе было прекрасно – если не все, то очень многое». Тут мой черед не соглашаться: «Ничего хорошего там не было. Ты не жил в то время, а рассуждаешь с таких позиций». А чего бы ему не рассуждать? Квартира двухкомнатная есть, машина тоже. Сейчас вот поехал в Испанию, а недавно был на летних каникулах в Италии. Поэтому можно ностальгировать о былом. А мне о том времени хорошего вспоминать нечего.

– Но ведь люди вашего возраста тоже вспоминают…

– Вот как раз принципиальный вопрос. Я жил неплохо: умный человек при любом строе не пропадет. Выбился из низов. Был заместителем главного редактора в «Автомобильном журнале Казахстана». Потом редактором. Перешел в «Комсомолку». Пайку мне давали, машина у меня была. Потом, глядишь, поднялся бы – и дача появилась казенная. Но вопрос в том, что меня это не устраивало. Если ты выполняешь те правила жизни – делаешь, что полагается, пишешь, как надо, – будет все хорошо. Нет – тебя сотрут в порошок. А мне хотелось все-таки других вещей. Хотелось свободы. Хотелось повидать мир. Реализоваться, в конце концов. Написать свои книги, издать их. Все это было очень затруднительно. Только если ты в идеологическом плане соответствуешь, тогда тебе все карты в руки. А нет – значит, нет. Я же никогда не соответствовал – ни тогда, ни сейчас. Был сам по себе.