Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 13

– Соглашусь с революционной теорией, но сразу должен вас разочаровать, – опустил глаза Иосиф. – Все не так просто, как кажется. Мало волеизъявления кучки людей на то, чтобы совершить революцию – как видно, нелюбимый вами Маркс все же прав в том, что экономика – основа всего.

– Хотите сказать – для революции нужны деньги? Абсурд.

– Как вы можете так категорично утверждать?! – дотоле казавшийся спокойным, грузин вскипел под напором речей немецкого художника. – Что вы знаете о революции? Спросите меня о революции! Я ради нее провел едва ли не полжизни в ссылках и тюрьмах, и сейчас скрываюсь здесь, вдали от родины, чтобы только не попасться на глаза к жандармскому начальству. А вы? Вы пишете картины, и о революции не имеете ни малейшего понятия.

– Зато я хорошо знаю мировую историю, и смело могу вам сказать, что революции и гражданские войны никогда не имели под собой финансовую основу. То ли дело войны международные…

– Что же, по-вашему, нужно для успешного завершения начатого революционного дела? – усмехнувшись, спросил Коба.

– Национальная идентичность. Народ тогда захочет поменять мировой порядок, когда ему наступят на больную мозоль националистических чувств. Возьмем хотя бы французов – когда австрияки во главе с Марией-Антуанеттой отхватили престол, они не придумали ничего лучше, как взяться за оружие, отрубить головы ей и ее мужу и самим устроить идеальный мировой порядок в отдельно взятой стране!

– Вы считаете якобинство идеальным порядком? – вскинул брови Сосо. – Уж не погорячились ли вы?

– А вы посмотрите, что начало твориться дальше. Плоть от плоти якобинцев, Наполеон Бонапарт, сделал страну практически мировым гегемоном. Разве можно с таким успехом покорять другие страны, когда в твоей собственной нет порядка? Некогда взявший власть революционным путем народ Рима и Византии также показывал чудеса в плане мирового господства.

– То есть, насколько я понимаю, вы хотите сказать, что вслед за национальной революцией страна неуклонно становится поработителем других государств?

– Именно! – глаза Адольфа загорелись, маленькие усики щеточкой как будто заострились, он впал в раж. – Вот только все и всегда допускают в этом случае одну ошибку. Понимаете, когда во всем мире начинает главенствовать одна нация, неизбежен перегиб. Тогда все другие народы становятся порабощены ей, и поневоле происходит то, с чего мы начали и что назвали началом всякой мировой революции. Подавленное чувство национального достоинства становится движущей силой новой революции, которая позволяет нациям, подавленным и порабощенным, сбросить с себя это ярмо и взять власть в свои руки. Так кончили Рим и Византия, Франция и, если хотите, скоро кончит Великобритания. Замыкается мировой круговорот властных амбиций…

– И как же этого избежать? – слова голодного художника казались Кобе все более и более содержательными.

– Не допускать господства одной нации. Разделить его на две.

– Как это?

– Дуализм. В мире господствуют две нации, каждая из которых образует самостоятельный лагерь. У порабощенных народов появляется выбор – к какому из них примкнуть? Недоволен выбором – изволь, смени курс на противоположный. На публику эти две нации будут враждовать, в действительности же между ними состоится нечто вроде общественного договора, при котором равное разделение мирового господства обеспечит им стабильность на долгие годы.

– И что же это должны быть за нации?





– Ну хотя бы русские и немцы. Сегодня они внутри своих же государств поражены в правах представителями мирового капитала – евреями, и потому имеют больше шансов на мировое господство. Договорившись, можно разделить его так, что интересы каждой стороны будут учтены с излишком. Не договорившись – обречь себя на провал. Так или иначе, мне кажется, что революциям предстоит свершиться именно в наших странах в самом обозримом будущем.

– Плохо отношусь к религии, но могу сказать, что вашим бы словам неплохо попасть Богу в уши. И все же, вы не ответили мне на один вопрос – если в России вершителем революции станет теория Маркса, то какая теория выполнит ту же задачу в Германии? Чья личность станет узловой в подготовке революционных событий у вас на родине? Кто выполнит эту задачу?

– Знаете, – глубокомысленно выдохнул философствующий художник, – мне кажется, что подчиняться чьим-либо идеям и воззрениям в данном случае глупо. И Маркс, и Ницше, и все остальные теоретики мироустройства жили давно и потому не понимали и не могли понимать тех правил, которыми сегодня руководствуется весь мир. И потому теории их, как бы хороши или плохи они не были, нуждаются в корректировке. Никто не против – возьмите их за основу, но уберите оттуда лишнее, что претит вам, и сами станьте автором идеологической основы будущего идеального общества. Необходимо замыкать подобные теории на той личности, которую люди будут видеть ежедневно перед глазами – и тогда она станет поистине самой великой и действенной и всех существующих!..

Мудрые слова молодого художника, как видно, дошли до бомбиста, даже с его узкими и незрелыми взглядами на революционный процесс, и произвели на него определенное воздействие. Казалось, еще чуть-чуть – должно было случиться нечто вроде высказывания какой-то авторитетной личности, – и он станет адептом странствующего, приезжего из Браунау философа.

– Достаточно ли будет авторитета у нас с вами, чтобы стать у истоков подобной теории?

– Авторитет в политике – это на первых порах угодничество, а после – жестокость. Только ее понимают массы, как политические элитарные, так и простые. Запомните: чем популярнее действие, тем меньше авторитета большой личности оно придает.

Жестокость магическим образом действовала на Кобу. Сызмальства привыкший к ее проявлениям, он подчинялся только ей и обоснованно полагал, что и остальное население если не планеты, то его родной страны воспримет эту тактику при будущем насаждении его власти. Мечты постепенно застили умственный взгляд Кобы, и из состояния наплывающей эйфории его вывел глас Шикльгрубера.

– Должен сказать вам, что мы с вами не одиноки в наших убеждениях. Сейчас в Вене есть нечто вроде «кружка по средам», в котором много людей, разделяющих наши революционные убеждения с неординарных, подчас, точек зрения. Думаю, вам с ними будет интересно…

– Вы сказали, по средам? Ведь сегодня как раз среда!

– Вот и отлично. Тогда выпьем еще по кружке и отправимся в путь.

Вот так состоялась первая встреча двух будущих лидеров мировых сверхдержав – Сталина и Гитлера.

Глава вторая. Улица Бергассе

Зигмунд Фрейд и Карл Юнг знали друг друга давно – с того самого момента, когда более двадцати лет назад профессор психиатрии еврейского происхождения, родом из Вены соблазнил молодого швейцарца (да и не его одного) новым видением психоанализа. Термин этот был до него известен, но что он означает, никто не знал. Фрейд же, как ему тогда казалось, приоткрыл завесу тайны – и сразу произвел революцию в кругах психиатров. Одни называли внезапно произведенные им открытия шарлатанством – понятное дело, завидуя ему, ведь они-то за всю свою жизнь не додумались и до сотой доли того, до чего дошел Фрейд. Другие со скептическими лицами принимали его новую теорию на веру, но признавали, что научно ее подтвердить или опровергнуть они не могут. Третьи пустились в пляс от радости, забыли все, чему их учили в университетах, и стали слепыми адептами новой психиатрии. Все три категории этих людей забыли главную истину, которой должна руководствоваться наука – действительно состоятельные теории нуждаются в проверке временем. Невозможно в одночасье было признать силу открытий Ньютона и Галилея, находились их сторонники и противники, и даже законы физики не всегда им подчинялись – прежде, чем, спустя много лет время доказало, что по сути (за исключением некоторых своих частей) теории эти верны. Именно так: время сравнивает и дает нам возможность сравнить научные постулаты, примерить их к действительности, отсечь наиболее безжизненные из них и признать наиболее жизнеспособные – хотя на сто процентов не верен до конца ни один. Лицом к лицу лица не увидать.