Страница 35 из 56
— И вы не сопротивлялись? — удивился Гарри.
— Боевая магия никогда не была моим коньком, — пожал плечами призрак. — Да я и не хотел причинять вреда братьям, хотя если бы знал, что меня ждет в дальнейшем, наверное, не был бы столь благодушен.
Впрочем, первое время со мной обращались неплохо — меня ведь охраняли люди, которых я знал на протяжении долгих лет. Меня не пытали, не морили голодом, порой даже позволяли выходить к воскресной службе. Я даже начал надеяться, что дело ограничится лишь изгнанием из обители, и, быть может, в другое время так бы и произошло. Но чума ожесточила сердца людей, они хотели найти тех, кто был виноват во всех несчастьях. Меня признали «опасным колдуном, распространяющим заразу» и по принятому тогда обычаю передали в руки светской власти. Вот тогда-то я и пожалел, что позволил себе попасться. Теперь я оказался в тюрьме в Кентерберри, в каменном мешке, в котором была лишь охапка соломы вместо постели. Ни о каких выходах на волю больше не было и речи, я и свет-то видел только раз в сутки, когда мне приносили еду.
Впрочем, это было еще полбеды. Гораздо хуже было то, что мой тюремщик, изверженный за какую-то провинность из сана бывший брат Антоний, люто возненавидел меня с первого взгляда. При том он был человеком вполне образованным и, я бы даже сказал, с некоторым вкусом. Обычная ругань и побои не казались ему достаточными, он часто придумывал более «утонченные» способы издевательства. Любимым его развлечением было принести узнику еду и, когда тот начинал есть, помочиться ему прямо в миску. Впрочем, побоями он тоже не пренебрегал. Поначалу я пытался его образумить, напоминал о христианском милосердии, но это лишь ожесточало его. Избивая меня, он кричал, что такой, как я, не имеет права марать своими устами имя Господа... Смешно, право, как будто Его может замарать кто-то из смертных.
Впрочем, скоро мне стало не до смеха, ибо то, что начал брат Антоний, закончили дознаватели. Каюсь, я согласился со всеми обвинениями еще до того, как меня подвесили на дыбу, я ведь понимал, что все равно не выдержу боли. Я думал, что быстрое признание облегчит мою участь, но, увы, следователи захотели, чтобы я выдал сообщников, и все мои заверения, что я действовал в одиночку, пропали втуне... Не знаю, сколько продолжались мои мучения, какие бумаги я тогда подписывал и чьи имена называл... Я быстро потерял связь с реальностью, окружающий мир воспринимался лишь как сплошная череда мучений безо всякой надежды на избавление. Когда мне, наконец, сообщили, что палачи удовлетворены и приговор вынесен, я был счастлив.
Несколько дней после этого я приходил в себя и готовился к смерти. Вечером накануне казни мне позволили причаститься и исповедаться, ночь я хотел провести в молитве, но за несколько часов до рассвета ко мне пришел брат Антоний...
Он нес на руках девочку лет десяти, умирающую от чумы. Как я понял из его сбивчивого рассказа, много лет он, презрев обеты, состоял в связи с вдовой то ли пекаря, то ли молочника, и от этой грешной связи имел дочь, которую искренне любил.
Брат Антоний на коленях молил меня простить его и исцелить ребенка, обещая взамен отдать «моему господину» свою душу... Он, как и все прочие, полагал меня колдуном, служащим Диаволу, и очень удивился, когда я ответил, что мне нужна не его душа, а лишь искреннее раскаяние в содеянном зле.
— И вы его простили? — удивился Гарри.
— Разумеется, — кивнул отец Себастиан. — Как еще я мог поступить? Я ведь видел, что он искренен. Хотя даже если бы он и не попросил у меня прощения, я в любом случае не мог не попытаться вылечить невинное дитя, она-то была передо мной ни в чем не виновата. Особой надежды на успех не было, беспалочковая магия мне никогда не давалась, но Господь внял моим молитвам, и исчезающие с ее тела бубоны были последним, что я видел в земной жизни.
— Вы умерли от истощения? — догадалась Элин.
— Да, и откровенно говоря, это было только к лучшему. По крайней мере, моя смерть была быстрой и безболезненной, — ответил Толстый монах.
— А почему вы стали призраком? — спросил Гарри.
— Этого я не знаю, — отец Себастиан пожал плечами. — Может быть потому, что я в глубине души боялся предстать перед Создателем и услышать, что вся моя жизнь была ошибкой. А может быть, у Господа есть для меня предназначение, и когда оно будет исполнено, я смогу воссоединиться с ним.
Так или иначе, в какой-то момент я понял, что брат Антоний читает заупокойную молитву над моим телом, а я смотрю на него со стороны. После этого оставаться в мире маглов мне было незачем, ведь я больше ничем не мог им помочь, а наблюдать за их страданиями было выше моих сил. Тогда я вернулся в Хогвартс, надеясь, что вид детей, ведущих беззаботную жизнь вдали от превратностей внешнего мира, заставит меня позабыть о несчастьях. Так и случилось, я много времени проводил с учениками, сперва просто наблюдая, затем помогая советами... И в какой-то момент меня стали считать частью факультета, чему я искренне рад.
Призрак тяжело вздохнул.
— Вот только о Господе мои подопечные вспоминают все реже и реже, — с горечью произнес он. — Не понимаю, как это произошло, я всего лишь призрак, и моя память, увы, мало что может сохранить. Но я помню, что в какой-то момент церковь переделали, убрав из нее все иконы и оставив лишь несколько фресок. С тех пор на службы стало ходить все меньше и меньше людей, а лет двести или триста назад церковь совсем забросили и после того, как гоблины сожгли ее во время последней осады, восстанавливать не стали. То, что осталось, превратили в сарай для метел, и ныне только мы — призраки, помнящие, каким когда-то было это место, все еще ходим сюда молиться.
[22] В фике Толстый монах родился около 1300 года, т.е. за 80 лет до первого рукописного перевода Библии на английский язык.
[23] Евангелие от Марка, глава 9, стихи 38 — 40.
[24] Авиньон — город на юге Франции, с 1309 по 1378 год бывший резиденцией Римских пап.
========== Глава 8. Карта разбойников ==========
4 декабря 1993 года
Сомнения Гарри по поводу того, как и когда ему лучше пригласить в Хогсмид Чжоу Чанг, внезапно разрешились сами собой. За неделю до выхода директор вызвал его к себе и объявил, что мальчику не стоит покидать Хогвартс, причем речь идет не только о Хогсмиде, но и о поездке домой на рождественские каникулы.
— Но Петтигрю ведь и в замок смог как-то проникнуть, — попытался возразить Гарри.
— Конечно, — кивнул Дамблдор. — Он сумел пройти мимо дементоров, приняв облик крысы. Но неужели ты думаешь, что я, зная о его анимагических способностях, не принял меры?
— Вы знали?! — Гарри изумленно уставился на директора.
— Разумеется, — усмехнулся тот. — Петтигрю пробрался сюда через один из потайных ходов, но едва он оказался в замке, я узнал об этом. Конечно, если бы он попытался причинить вред тебе или кому-то еще, я бы вмешался. Но Питер не хотел ни на кого нападать, наоборот, он приложил массу усилий для того, чтобы остаться незамеченным. Не зря он выбрал время праздничного ужина, когда все ученики были в Большом зале.
— Тогда зачем Петтигрю разгромил гриффиндорскую спальню? — спросил Гарри.
— Он искал там одну очень ценную вещь, — ответил Дамблдор. — Настолько ценную, что не побоялся прийти за ней, невзирая на риск разоблачения. Я догадывался об этом, и едва Питер появился в замке, наложил на него проклятие, которое не позволяет человеку найти то, что он ищет, даже если искомое лежит у него под носом. Я выучил его еще в детстве ради забавы, но, как видишь, даже шуточные заклинания могут быть использованы в серьезном деле... Ну а не найдя эту вещь в известном ему тайнике, Питер, видимо, решил, что ее взял кто-то из обитателей спальни и перевернул там все вверх дном.
— Но если Петтигрю я не нужен...
— А вот этого я не говорил, — возразил Дамблдор. — У него может быть не одна цель, Гарри, и то, что он не попытался добраться до тебя здесь, в замке, не значит, что он не захочет сделать это в Хогсмиде или по дороге домой. Я, конечно, могу дать тебе охрану на время поездки или просто переправить тебя в Лондон камином, но... Есть некоторые причины, по которым я не хотел бы этого делать. И пока мы не поймем, чего именно добивается враг, мы должны соблюдать максимальную осторожность. Надеюсь, ты это понимаешь?