Страница 18 из 59
— Это ж надо, Радогор, как она тебя крепко за сердце или за другое чего держит, что ты ей уже косы плетёшь. Совсем под пяту бабскую залез.
В дерево, около которого стоял дружинник, со звоном вонзился нож с резной рукоятью. Да так, что ещё бы чуть в сторону и точно в ногу угодил бы.
— Ой, выскользнул… — виновато улыбнулась Златояра, лукаво глядя ему прямо в глаза. — Подай мне его, Сорока, будь добр.
Она кожей почувствовала, как Радогор за её спиной замер и напрягся. Понимала же, что с дружинником задираться не следует, да вот она натура бабская: пока к ней цеплялся, плевать было, а только мужа затронул — сорвалась.
— Ты в другой раз поосторожнее, — улыбнулся тот недобро, возвращая ей оружие. — Нож-то хороший, а так и потерять не долго.
— Не тревожься, не потеряю.
На какой-то миг показалось, что между стальными златиными и изумрудными глазами дружинника молнии заискрили, ещё чуть-чуть и гром грянул бы, но Сорока отвернулся, хмыкнул недовольно и ушёл к другому костру — одно дело с бабой совладать, и совсем другое с Радогором не поладить. Этот долго думать не станет, а рука у него тяжёлая, зубы по траве потом собирать никому не захочется.
========== На живца и заяц бежит ==========
Ночь прошла спокойно, и только под утро ясно стало, что двое из дозора не вернулись. Тревога закралась в сердца — неужто так близко враг? В самом сердце княжества разгуливает, ничего не страшась. Тел так и не нашли, только пятна крови пролитой на земле остались.
— Может зверь какой? — предложил кто-то.
— Да какой же зверь мог двоих здоровых мужиков уложить, да ещё и так тихо тела унести, что никто не заметил? Как пить дать лазутчики. По пятам идут, днём прячутся, а по ночам вот выползать стали.
— Надо бы лес прочесать, их не может быть много.
— Нет, — отрезал Борич. — Мы на войне, и она только началась — некогда павших считать. Всем держать ухо востро! Выдвигаемся!
Кто-то хотел возразить, да ему быстро рот закрыли — сотник прав, нужно до города добраться и выступать против главных сил врага. Лагерь собирался своим чередом, но каждый время от времени беспокойно поглядывал в сторону деревьев, то ли опасаясь вражью стрелу поймать, то ли пытаясь разглядеть кого в чаще леса. Так и ехали дальше в напряжённом молчании, настороженно наблюдая, чтобы не пропал ещё кто-то.
Заночевать пришлось на просторной поляне в самой гуще леса — плохое место, с любой стороны можно атаковать, спрятавшись под сенью вековых дубов да вязов. Пока солнце ещё не село, умелые охотники разбрелись по окрестностям небольшими группками, чтобы свежего мяса добыть. К Златояре в отряд, как на зло, Сорока увязался. Она скривила недовольную мину, но промолчала. А тому только того и надо, чтоб она разозлилась да опростоволосилась, чтобы потом новую байку сложить и каждому рассказывать, что бабе оружие давать нельзя, разве что нож кухонный.
Злате это не нравилось, ни сам Сорока, ни его трескотня постоянная. Она привыкла в тишине охотиться, а тут…
— Вдовушка та, уж какая добрая… за пазухой доброты столько, что никаких рук не хватит!
— Может, подскажешь, где она живёт, а-ну как и со мною добротой поделится? — посмеивался молодчик рядом с ним.
— Да куда тебе, зелёному, с нею совладать. Ей мужик нужен, а ты…
Злата уже в который раз на них шикнула, а им как с гуся вода, всё хохочут. Тогда уж она и не выдержала:
— Сорока! — прорычала, — ты пожрать сегодня хочешь?
— Знамо дело, хочу, — усмехнулся, будто не видел, что она злится.
— Тогда рот свой закрой и дай мне хоть несколько зайцев поймать. Всю дичь распугал уже!
Тут уж и дружинник вспылил. Лицо его злобой исказилось, схватил Злату за грудки, зашипел сквозь зубы, не отводя от неё взгляда:
— Радогор, научи свою бабу старших уважать и язык за зубами держать, иначе я сам научу.
Тот лишь молча перехватил руку дружинника за запястье, заставляя отпустить Злату и перестать собачиться на пустом месте. В тот недолгий миг, пока Сорока раздумывал, Злата вывернулась из его рук и метнулась в чащу, на ходу лук натягивая. Никто не мог понять, что её вдруг дёрнуло. Почти сразу оттуда же донёсся истошный рёв раненного кабана. Мужики переглянулись удивлённо и помчались на звук, даже Сорока забеспокоился, девка-то мелкая, матёрый боров ведь порвёт и не заметит. Он-то ей зла не желал, только поддеть хотел, позлить да подшутить.
С полсотни саженей пришлось пробежать им, прежде чем нашли они Злату, с окровавленным ножом над тушей издыхающего зверя.
— Ишь, прыткая… — выдохнул кто-то оторопело.
— Видишь, Сорока, как полезно иногда замолчать и прислушаться, — усмехнулась гордо, выдёргивая свою стрелу из правого бока борова. — Чего смотрите, охотнички? Палку найдите, надо его в лагерь отнести.
Мужики и чего молвить не знали. Все, кроме Радогора, думали, что это трёп пустой, будто Злата в промысле мастерица, а тут вон как обернулось — когда никто и ухом не повёл, она не только услышала борова, ещё и уложила его сама. Теперь про Златояру с уважением заговорили, одобрительный шепоток за спиной прямо душу грел — наконец-то она там, где её умения оценят, а не осуждать станут.
А утренний туман нерадостную весть принёс — снова дозорных не досчитались, и опять только пятна кровавые на траве. Следов же не разобрать, столько людей по тому месту прошло.
На следующую ночёвку Борич уже дозоры по три-четыре человека расставил, причём так, чтобы в каждом хоть один опытный воин был. Да и остальные спать не спешили, до Новгорода всего день пути оставался, там уж и отоспаться можно будет. Златояре предстояло после полуночи в дозор заступать, поэтому она устроилась у корней раскидистого дуба, чтоб хоть немного вздремнуть. Уже чувствуя, что сон понемногу подступает, она наблюдала за Радогором. Весь день он беспокойным был, неразговорчивым, всё оглядывался, прислушивался к каждому шороху за деревьями. Даже теперь сидел у костра, вроде говорил с кем-то, а сам всё в темноту вглядывался с тревогой.
Только Злата глаза прикрыла, как её кто-то за руку схватил и рывком на ноги поставил.
— Радогор? Что ты делаешь?
— Идём, — бросил коротко и повёл её туда, где деревья ближе всего друг к другу теснились. Огонь от костров едва-едва темноту ночную там рассеивал.
— Куда ты меня тащишь? — пыталась возмущаться Злата, только ведь уснуть удалось.
— Зайцев на живца ловить…
— Чего? Ночью, зайцев? Они ж на живца не…
— Ещё как ловятся, сейчас покажу.
Радогор прижал её спиной к жёсткой коре дерева, так резко и грубо, что даже больно стало. Впился в губы сладко, по телу дрожь разошлась — вот же вздумалось ему.
— Погоди, нас же… услышать могут, — выдохнула между поцелуями.
— А ты веди себя тихо, и никто не заметит, — он уже опустился губами к её шее, ворот рубахи покорно под его пальцами распустился. — Я люблю тебя, слышишь? Слышишь?
В отблеске костра Злата поймала его взгляд, да не увидела в нём ни страсти, ни игривости, только холодное спокойствие. Тогда и поняла, что совсем для другого он её сюда привёл — «зайцы»… Прислушалась. Изо всех сил постаралась забыть про его руки, что скользили так соблазнительно по телу, не чувствовать его горячего дыхания на коже. Вдруг заметила, что он нарочно наклонился так, чтоб она через его плечо смотреть могла и дыхание его почти бесшумно, лишь для того, чтоб она услышала — шорох шагах в десяти, смешок сдавленный, шаг осторожный. Всмотрелась в темноту из-под опущенных ресниц — точно, заглотили наживку.
— Я хочу подарить тебе сыновей, — почти простонала, — двоих, нет, троих. Воинами станут. Ты ведь подаришь им мечи?
— Для начала ножей хватит… — Радогор положил её руку на рукоять своего ножа, ножку златину поднял повыше, чтоб до её ножа, в сапоге спрятанного, дотянуться.
«Зайцы» же варяжские уже совсем близко к ним подобрались. Злата до боли вдавила четыре ноготка в правое плечо мужа, показывая, где враг и в скольких шагах прячется, сама же нацелилась в того, что за его левым плечом остановился. Кивнула едва заметно, и два ножа со свистом сорвались с рук. Один угодил в шею, другой около сердца вонзился. Варяг с густой бородой рухнул замертво, другой хрипя хватался за рану на шее, откуда тугой струёй била кровь. Чуть в отдалении зашуршали испуганно торопливые шаги. Третий нож полетел наугад, только звуком ведомый. Кто-то вскрикнул от боли, на землю упал. От лагеря туда уже спешил Борич с огнём и парой дружинников.