Золото и Сталь

— Хочешь, и тебя научу? — спросил, подходя ближе.

— А? — Злата, будто в своих мыслях витала.

— Ковать, колечки делать. Это не сложно, научишься, будешь мне в кузне помогать. Хочешь?

Задумалась: по дому дел не так уж и много, хозяйства как такового она до сих пор не завела — не интересно.

— Научи, — молвила, — только не колечки — оружие. Хочу оружие делать и носить, чтобы боялись все. Чтоб никто не посмел… называть всяко или насмехаться.

Такой холод в глазах её был, что Радогору даже страшно стало. Какая-то жёсткость в его любимой появилась, металл в голосе, будто то горе частичку её души унесло, что-то доброе и светлое изувечило.

«Как бы не натворила чего», — подумал, а на другой день стал по порядку учить её.

Все премудрости припомнил, что дед Стрибор ему когда-то поведал. В душе теплом отозвались воспоминания про старого кузнеца. Радогор ещё совсем мальцом был, когда дед его под своё крыло взял. До сих пор он помнил, как тот ему между делом про богов рассказывал, как Род — всеотец начало всему сущему положил, а Сварог мир создал — выковал в горниле огня небесного, как подарил ремесло людям. Даже Велеслав, бывало, засиживался в кузнице, те давние легенды слушая.

Златояра оказалась очень старательной ученицей. Каждое слово радогорово слушала, все указания выполняла. Сначала было трудно к инструментам приноровиться — молот тяжёлый, жарко, лицо от горна жжёт, но она не жаловалась. С железом работать всё интереснее, чем в светёлке одной сидеть. Там она тенью бесплотной себя чувствовала, а здесь пламя — жизнь. Чувствовала, будто от горна в неё сила вливалась, горячая, мощная, словно из самой Прави пришедшая.

***

— Выше! Держи щит выше! — снова выкрикнул Радогор.

— Не могу! — Злата устало опустила руки. В голове уже зарождалась вероломная мысль бросить всё это и отказаться от всей задумки.

Небольшая полянка в осеннем лесу стала их местом для упражнений. А несколько зайцев, подстреленных час назад, послужат отговоркой для любого, кому любопытно станет, где они пропадали весь день. Златояра с упрямством тура продолжала рушить образ примерной жены, и чуть ли не заставила Радогора обучать её владению оружием. Он не хотел этого делать, его мучила мысль, что женщина может взять в руки меч, только если муж её совсем немощен и не в силах защитить свою семью.

— Ты хочешь прекратить учиться? — спросил он, не скрывая надежды, что она скажет «да».

— Нет! — зло рыкнула Злата.

«Вот же упёртая баба!»

— Значит, держи щит выше! — он перехватил поудобнее меч и двинулся в атаку, намеренно заставляя её уходить в защиту. — Не стой истуканом — двигайся! — выкрикивал Радогор, нанося пока слабые удары по оковке щита. Выше держи!

— Не могу!

— Злата! — он уже начинал терять терпение. — Я не могу сделать его ещё легче, тогда от него совсем проку не станет.

— Мне не тяжело, он мне мешает! — Злата со злобой и презрением швырнула щит наземь. — Он мешает двигаться, из-за него не видно ничего. Бесполезная дрянь!

— И как тогда удар держать собираешься?

Златояра призадумалась, отошла к груде оружия, что у края поляны свалено было. Выудила из кучи ещё один меч и повернулась к мужу.

— Ты не сможешь парой мечей биться.

— Почему это?

— Они слишком длинные для этого, просто не сумеешь обоими ворочать. Тебе и один длинноват.

— Тогда… — она ещё раз взглянула на кучу стали у своих ног, швырнула туда оба меча и достала пару топориков. — Тогда вот так.

Радогор на это от души рассмеялся. Злата нахмурилась недовольно, вышла на середину поляны и взглянула на него с вызовом:

— Вот попробуй ударь меня теперь.

Сам не веря, что это делает, Радогор пошел в атаку. Его меч просвистел справа, слева от Златояры, она даже отбивать удары не стала — закрутилась волчком и в сторону отскочила.

«Интересно», — Радогор продолжал нападать, да достать её не мог. Если до этого он спокойно молотил по ее щиту, то теперь и приблизиться не получалось. Она, как та бабочка, порхала по полянке, едва ли подпуская его к себе, словно дразнила.

— Ладно, скакать да плясать ты мастерица, но этим ты врага не убьёшь. Он к тебе не подступится, но и тебе его не достать.

В глазах Златояры мелькнул дерзкий огонёк, губы растянулись в тонкой усмешке, и она ринулась в атаку. Топорики мелькали, казалось, со всех сторон сразу, только успевай отбивать да щитом закрываться. Она вертелась и била с невиданной ловкостью и скоростью, да так что Радогор её подчас даже терял из виду. И на лице всё играло выражение дикости, одержимости, какого-то первозданного животного восторга. Он лишь иногда видел её такой, в постели, когда казалось, будто она готова вот-вот напасть и разорвать его в клочья, когда впивалась ногтями в плечи, требуя всё больше, желая слиться с ним не только телом, но и душою.

Ещё пара едва уловимых движений, и шеи Радогора коснулась холодная сталь топора, через мгновение другой топор остановился у его рёбер. Злата стояла за его спиной, тяжело дыша и тихо хихикая.

— Пока ты прятался за своим щитом, я успела тебя три раза кругом обойти и дважды убить.

Радогор уронил оружие на землю и поднял руки, показывая, что победа за ней. Однако стоило Злате чуть расслабиться, как он дёрнул за топорище в её руке и поймал в объятия.

— И за что ты мне такая досталась? — шепнул, с упоением глядя в любимые серые глаза.

— Я предлагала отказаться, помнишь? — ухмыльнулась в ответ.

— Ну, уж нет, я бы со скуки помер, будь ты другой. Разве можно где ещё такую жену найти?

Злата только шире улыбнулась, за грудки его к себе ближе притягивая:

— Может стоит ещё поискать?

— Ни за что, — проговорил, выделяя каждое слово.

Она была так прекрасна тот миг — живая, яркая, разгорячённая боем. Притянул её к себе и прильнул к губам алым, тихо радуясь, что его Лада снова собою стала. Давно он её вот так в руках своих не держал, всё боялся навредить, больно сделать. А-ну как снова понесёт, и опять горе приключится, совсем ведь сломаться может. И кто знает, удастся ли тогда душу её вылечить.

— Для первого раза довольно, я думаю. Пора возвращаться.

Златояра направилась к краю поляны, чтобы сложить оружие. Радогор провёл её взглядом, залюбовался. Именно такой она представилась ему однажды, в коже, со сталью в руках. А как она наклонилась, чтобы оружие в полотно поплотнее завернуть, кровь в его жилах, будто вскипела. Из горла утробный рык вырвался, желание разум затуманило. Не подошёл даже — набросился. В считанные мгновения доспех её полетел в сторону, позволяя почувствовать под тонкой рубахой столь желанное тело, мягкое, податливое, как гончарная глина. Злата и опомниться не успела, как повалилась в мягкую траву под деревьями. А в Радогора, будто дикий зверь вселился, захотелось впиваться, вгрызаться в её сладкую кожу, до боли, до крови. Нестерпимый голод завладел им, жаром отдаваясь в теле, до самой души проникая. Уж и Лада его застонала, зарычала, на его натиск отвечая, отдаваясь без остатка. Во рту почувствовался привкус крови от губ искусанных, на ласку сил нет.

Не скоро та дикость в жилах стихла. Разум прояснился, да ещё долго они так и лежали в траве под сенью деревьев. Радогор прижимал к себе ту, что душу его в руках своих нежных держала, зацеловывая следы от укусов на плечах, травинки из волос её выбирая. Домой возвращались, уже когда совсем стемнело, про то, что зайцев пойманных свежевать надо, и не вспомнили — сил хватило только до кровати добраться.

Та поляна сделалась их постоянным местом для упражнений. Почти каждый день они приходили туда, и Злата училась биться то с мечом, то с топориками. Она даже копьём орудовать научилась. Но пара топоров, будто продолжением её рук была — стоило ей взять сталь в руки, словно другим человеком обращалась. Она не дралась — плясала, да так красиво, что впору замереть и любоваться. Радогор и не знал, что ему теперь делать — его нежная Лада ещё и свирепым воином стала. В деревне уже и на него косо смотреть начинали, за то, что жена его всё чаще по мужски одета, а если и в сарафане, то поясом кожаным подпоясана*, ещё и при оружии всегда. Причём не ножичек, как все бабы носят, а топор боевой и нож охотничий.