Страница 12 из 16
Остальные три дивизиона к тому времени уже получили другие орудия и воевали, в Торопце оставался вот этот дивизион и начальник штаба полка Карпенко. Он меня хорошо принял, обнял, говорит: «А то я уже подумал, что вы пропали без вести». И направил меня к командиру дивизиона, а тот у нас боевой был, но любил выпить. Он собрал офицеров: «Ну что, господа офицеры, помилуем или расстреляем?» – и так минут 15 шутил. Все говорят: «Помилуем, товарищ капитан. Все-таки лейтенант пришел со своим оружием, и еще трофейное у него, документы. Помилуем».
Рогозин, мой друг, организовал поесть, а в этом Торопце был винный завод, какое-то вино там делали, и я помню, полстаканчика выпил и сразу уснул.
Неделю я отдыхал. А через неделю в наше расположение прибыл представитель штаба 22-й армии, которая сзади по Западной Двине занимала оборону, и приказал командиру дивизиона выделить двух боевых офицеров. Выбор пал на меня и на моего друга Рогозина. Он был командиром взвода управления нашей батареи, а в 22-й армии его назначили командиром разведотряда, дали машину, разведчиков. А меня назначили командиром отряда истребителей танков. Дали мне 100 человек артиллеристов, причем не из нашего дивизиона, а из других частей, неограниченное количество бутылок с горючей смесью и небольшое количество гранат. Задача перед нами стояла такая – артиллерийские части должны были занять оборону по речушке Торопец, а я в 5–6 километрах должен расположить свой отряд в шахматном порядке вдоль дороги, зарыться и, когда немецкая колонна втянется в наше расположение, одновременным ударом нанести максимальные потери колонне танков, которая рвалась в Великие Луки, кажется. Мы ждали их с неделю, полторы, а потом нам сказали, что немцы по правой дороге идут, там было две дороги. Мы изготовились. Мы удар нанесли, колонну разгромили и начали отходить на пункт сбора. Подошли к деревне, смотрю, а там уже немцы по домам шуруют, а пункт сбора километра полтора за деревней.
Но у меня все-таки был опыт действий в окружении. И мы по задам, по задам, и немцы как-то нас не заметили. А по дороге немецкие машины идут, бронемашины, танки. Мы улучили момент, когда прошла колонна, а другая еще не подошла, проскочили через дорогу, а там дальше кусты, и мы в них. Вышли через два дня, я нашел штаб армии, доложил. Меня там встретил тот полковник, который нам ставил задачу, поблагодарил, после чего меня направили в другой полк заместителем командира батареи. Я туда прибыл, а там оказалось, должность заместителя командира батареи занята… Меня направили в артиллерийский резерв штаба фронта, и там мною заинтересовался представитель «катюш». Так в конце ноября я получил назначение командиром батареи в 35-й отдельный дивизион, который поддерживал то 20-ю, то 16-ю армии на правом крыле Западного фронта. К тому моменту противник уже ослабел. Его наступательный порыв иссякал. В конце ноября – начале декабря его движение застопорилось, и тогда Жуков решил нанести контрудар. Это было что-то необычное – то мы были в состоянии обороны, а тут наши войска пошли вперед, мы вели огонь уже по отступающему противнику.
Зима тогда была снежной, и наступать можно было только по дорогам, которые были расчищены от снега, а по бокам дорог сугробы были наравне с кабинами машин.
В 1942 году, когда наши вели наступление под Сталинградом, Ставка нам приказала провести Ржевскую операцию, чтобы не дать немцам возможности перебросить войска под Сталинград.
Надо сказать, обычно противник засекал нас очень быстро, очень велик был демаскирующий фактор наших машин – один залп, и на километр пыль и грязь, по нам сразу били и авиация, и артиллерия, поэтому, как правило, у нас была одна или две запасные огневые позиции, мы после залпа сразу переезжали на другую позицию. А в Ржевской операции получилось так, что у артиллерии было мало боеприпасов, эвакуированная на восток промышленность еще не могла дать нужное количество снарядов, а наши боеприпасы были очень дешевые и очень быстро изготавливаются, поэтому под Ржевом артиллерийская подготовка в основном шла за счет реактивной артиллерии, и у нас просто времени не было менять позиции. В течение часа нам приходилось давать 6–7 залпов, а это страшный темп.
Мы не успевали маневрировать, и после первого же нашего залпа немцы обнаруживали наши позиции и сразу же наносили по ним артиллерийские удары. Там мы понесли потери.
У нас в одной батарее была санинструктор, Лида Колесниченкова, у нее муж танкистом был и погиб в самом начале войны, после чего она пошла на фронт и попала в наш дивизион. Она была очень симпатичная женщина – статная, высокая, боевая. Ее весь личный состав боялся, она с ним справлялась лучше любого старшины. И у нее была взаимная любовь со старшим сержантом, заместителем командира взвода.
И вот только мои ракеты пошли, немцы ударили в ответ и попали в окопчик, где был заместитель командира взвода. Он ранен, а я слышу, что еще снаряды идут. Вижу, Лида из ровика побежала к нему. Я кричу: «Лида, назад!» Конечно, не послушала, это ее обязанности санинструктора, раз человек ранен. Вторым залпом противника их обоих убило.
Тогда же погиб командир нашего дивизиона Кузнецов. Мы с ним были большими друзьями, сперва вместе командовали батареями, он старше меня был, не успел до войны закончить академию им. Дзержинского, и вот я как-то вечером иду к нему, подписать боевое донесение. Сидим. Он подписал. Я уже хотел уходить, а мы напротив окна сидели, и тут какой-то шальной тяжелый снаряд противника упал вблизи, и большой осколок попал ему под лопатку. И он сразу… Он только мне сказал: «Миша, плохо»… И умер.
В 1943 году мы участвовали в знаменитой Смоленской операции. Мы поддерживали 222-ю дивизию, надо сказать, что командир дивизии, полковник, со своим управлением, как правило, шел впереди, иногда на уровне атакующих батальонов, и командир нашего дивизиона тоже вместе с ним, и вот они вместе попали под огонь противника. Командир дивизии был смертельно ранен, мой командир, майор Богоровский, был тяжело ранен, так что дивизионом командовать пришлось мне.
В конце операции мы поддерживали 5-й механизированный корпус, и я получил приказ войти в организационный состав штаба 5-го механизированного корпуса. Как сейчас помню, я нашел командный пункт командира корпуса, генерал-лейтенанта Волкова. Он очень хорошо меня принял, когда я подъехал, он как раз умывался. Умылся, пригласил меня в свою штабную машину, угостил завтраком. Я ему доложил наши боевые возможности. Очень обрадовался, что в его распоряжение поступило такое мощное средство.
В конце операции нашему дивизиону было присвоено почетное наименование Смоленский.
Потом была еще операция под Ленино, с участием 1-й дивизии Войска Польского имени Костюшко. Дивизия Костюшко была в центре боевого порядка, а справа и слева наши дивизии, к несчастью, ослабленные. Наши тылы отстали, а тылы противника, наоборот, были близки к фронту.
Когда мы провели артиллерийскую подготовку, пехота пошла в атаку, а за ними должен был быть введен наш 5-й механизированный корпус, а вслед за нами кавалерийский корпус, и мы должны были начать уже освобождение Белоруссии. Но противник сорвал наступление пехоты. Дивизия Костюшко прошла около 6 километров, а наши немножечко отстали, и авиация не поддержала. Так что эта операция провалилась.
После этого нас вывели под Москву, а под новый, 1944 год мы прибыли под Киев, где из 5-го гвардейского Сталинградско-Киевского корпуса генерала Кравченко и нашего корпуса формировалась 6-я, пока еще не гвардейская, танковая армия.
Тогда у нашей Ставки был план: силами 1-го и 2-го Украинских фронтов провести Корсунь-Шевченковскую операцию. Наша армия и, в частности, наш корпус находились в авангарде. Окружили немцев, все хорошо, и вдруг ударили оттепели, все развезло.
Я тогда начальником штаба дивизиона был, у нас как было устроено – я занимался всей огневой подготовкой, а командир дивизиона занимался взаимодействием с общевойсковыми командирами. И вот так получилось, что я с одной только 1-й батареей преодолел эту грязь, шел по целине, мы освободили большой населенный пункт, в котором захватили большие трофеи. Заправили машины и пошли вперед. Мы находились уже в 25–30 километрах от Днестра, и командир 45-й бригады, полковник Марацевич, поставил нам задачу – с наступлением темноты колонным путем прорвать оборону противника, захватить город и мосты. А у нас всего сил-то – моя батарея, 17 танков и около батальона пехоты, десанта. Вот и вся сила.