Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 63

Майя пролежала без сознания, в тифозной лихорадке, три долгих недели. Открыв глаза, она увидела две детские черноволосые головки, робко выглядывающие из-за печной занавески и с любопытством смотревшие на неё.

-Смотри, Лея,- сказала одна голова другой- девочка проснулась.

-Не шуми, ты её совсем разбудишь, посмотри какая она худая и слабая, ей надо много спать.- отвечала вторая голова.

Лёжа в своём углу и, ещё не совсем понимая, где она находится, Майя поглядывала на этих двоих и, решив проверить не снятся ли они ей, спросила тихим, странно просевшим голосом:

-Вы кто?

-Мы Перельманы, - отвечала девочка- я Лея, а это мой младший брат Миля, ему три года, а мне исполнилось семь.

-А как вы здесь оказались?- вновь спросила удивлённая больная.

-Наш дедушка работал учителем в сельской школе - продолжала рассказывать Лея - и мама, как каждый год, привезла нас с Киева на всё лето к своим родителям, но началась война, папу призвали в армию и мы все остались у бабушки с дедушкой. Когда нас гнали полицаи, мама сказала:

«Сейчас, за поворотом будут густые придорожные кусты, спрячьтесь в них и сидите тихо до темноты, а затем задворками вернитесь в село к дому священника, он вам поможет.»

Миля, устав сидеть, стал плакать и громко звать маму. Мимо проезжала женщина на телеге, увидев нас, она ахнула, всплеснув руками, и, оглянувшись по сторонам, позвала:

»А ну, дети, быстро полезайте под рогожу»- и привезла нас к себе. Тётя Дуся очень хорошая женщина, добрая.»- заключила, совсем по-взрослому, Лея.

Раздался хлопок закрывающейся входной двери и волна холодного морозного воздуха заполнила дом. «Дети, это я.»- возвестил моложавый голос Дуси. Миля быстро сполз с печи и в одной рубашке, босой побежал ей навстречу с громким криком:

»Тётя, тётя, девочка проснулась!»

-Горюшко «луковое», что же ты босиком- то по холодному полу, а ну марш бегом на лежанку- взволнованно сказала хозяйка дома и поспешила к углу, где лежала больная, приговаривая:

»Милая моя, а я уж не чаяла дождаться, когда ты очнёшься. Слава Богу, жар спал, теперь мы тебя быстро на ноги поставим. Вот молочком парным сейчас тебя напою, глядишь и силёнок прибавиться.»

Её простое открытое лицо светилось добротой. Майя подумала, какой чистой души человек, не побоялась спрятать у себя партизана и троих еврейских детей. Если, кто- то из евреев ещё остался в живых, то только благодаря таким порядочным людям, как Евдокия Андреевна, считавших своим долгом помочь ближнему, спасти его от неминуемой гибели, рискуя при этом собственной жизнью. И ещё, подумалось Майе, что на плечах именно таких праведных людей, ценящих человеческие добродетели и держиться земля наша!



Дверь вновь распахнулась и впустила Ивана Петровича с огромной охапкой дров, столкнувшись взглядом с смотревшей на него Майей, он тоже обрадованно произнёс:

»Слава Богу, дочка, что ты проснулась, как же ты нас напугала!»

Майя медленно приходила в себя, потихоньку ходила по дому, качаясь от слабости из стороны в сторону, подолгу, молча, сидела у окна. Пришла зима и враз, приукрасив всё вокруг, прикрыла все изъяны белым, пышным покрывалом хрустящего под ногами снега. Стало холодно. Пара снегирей уселась на оголённую ветку, растущей под окном яблони, щеголяя красным оперением грудок. Они шумно обсуждала между собой тему зимовки, где сытнее: в лесу или возле человеческого жилья и, решив остаться, умолкли. Сразу на подъезде к дому росли молодые ёлочки, одетые по случаю в белые шубки, и, словно по заказу, ставшие в хоровод, вокруг большой ёлки-мамы. За ними выглядывали, застывшие в белоснежной бахроме, берёзы и великаны сосны со склонёнными верхушками под тяжестью мохнатых снежных шапок. На миг, слабый солнечный луч коснулся припорошенных снегом шишек, висящих на их лохматых ветвях, и они засверкали, заискрились, будто новогодние гирлянды. В застывшей суровой тишине слышалось только, как потрескивают от мороза ветки деревьев или, неожиданно, нарушив покой леса, раздавался крик голодного клеста, а вот белый пушистый зайчонок, петляя, отчаянно пытается убежать, от почти догнавшего его, огненно-рыжего лиса. Короток зимний день. Небо снова заволокло туманом и с него полетели белые хлопья, и закружились в дикой пляске вьюги, и замели пути-дороги колючие ветры и намели за ночь сугробов по самые окна.

Стоявшее на отшибе лесничество, никто из посторонних не посещал. Немцы без надобности в лес не совались, да и зима в том году выдалась суровой, стояли крепкие морозы и в этой атмосфере временного затишья и уединения, двое взрослых, спасая детей, пытались наладить быт. Иван Петрович помогал Дусе по хозяйству управляться со скотиной, мастерил в подполье схорон, где мог бы спрятаться сам вместе с детьми в случае прихода незваных гостей. Майя, выкроив с куска полотна детские рубашки, занималась то их шитьём, то подгоняла для себя, ставшие не в пору хозяйке дома, вещи. Со временем, окрепнув, она научилась вместе с Дусей печь хлеб и доить корову.

В один из дней, холодным, ранним утром, Евдокия Андреевна уехала в село к мельнику, перемолоть зерно. Она вернулась с мешочком муки и газетным свёртком, разворачивая его, позвала детей:

»Майя, малыши, пойдите-ка сюда, смотрите, каких гостинцев я вам привезла. Вот выменяла у торговок на базаре за мёд, вам дети по паре валенок, чтобы ножки не мёрзли, а это тебе Майя»- и протянула девушке красный вязаный жакет. Увидев его Лея, а вслед за ней Миля, остолбенели.

«Лея, Лея!» - теребя сестру за рукав, закричал Миля- «Смотри, жакет нашей мамы»- и уже обращаясь к Дусе-«Тётя, где наша мама,?Почему, ты, не привезла её?»

-Тётя Дуся, если вы обменяли жакет на базаре, значит нашей мамы больше нет? И бабушки с дедушкой тоже нет? - тихо- тихо спросила побледневшая Лея.

-Боже праведный, деточки, простите меня, старую дуру, я же хотела, как лучше!»- обнимая детей, виновато ответила Дуся и собравшись с духом, сказала:

«Ох, милая, беда с ними большая случилась, погибли они, а души их на небо вознеслись, теперь смотрят оттуда на вас и оберегают!»

-Тётя, их убили за-то, что они евреи?- вновь спросила Лея

-Да, моя девочка!

-Но почему? Разве мы виноваты в том, что мы евреи?

-Нет, дочка, не виноваты-ответил гневно Иван Петрович- это фашисты - звери виноваты, но поверь моему слову, они ещё ответят за всё, что натворили!

Майя взяла жакет и стала одевать его на Лею, утонувшую в нём, как в длинном, до пола пальто, и закатывая такие- же длинные рукава, сказала девочке:

»Хорошо, что Евдокия Андреевна привезла вам такую память о маме. Теперь он будет согревать вас, словно мамины тёплые объятия.» Лея и Миля, закутавшись в жакет своей мамы, просидели так весь вечер.