Майя

«Если, ты, есть Бог, - кричало девушкино сердце,- ты, омерзительно жесток, ты, не пришёл на помощь, ты, продолжаешь молча сидеть и смотреть, как приспешники дьявола зверски замучили и продолжают мучить стольких ни в чём не повинных стариков женщин и детей. Если, ты, нуждался в подобной жертве, чем же, ты, лучше убийц?!»- всё вопрошала она небеса и не получив никакого ответа, продолжала лить слёзы.

Разуму нормального человека не дано постичь, как соотечественники Шиллера и Гёте вели себя, подобно, средневековым варварам, с каким садизмом и ухищрённостью придумывали новые способы массовых убийств, применяя « душегубки» и с немецкой хозяйственностью закладывали экспериментальный мыловаренный завод для выработки мыла из костей убитых.

Майя не могла знать сколько погибло людей, это знали те, кто

убивал, любители порядка, они вели точный учёт:

Согласно отчёту начальника зондеркоманды 4 «A» Пауля Блобеля, входившей в состав айнзацгруппы «С» под командованием бригаденфюрера СС и генерал-майора полиции Отто Раша отправленному в Берлин, силами зондеркоманды 4»A», при участии двух команд полицейского полка «Юг» и украинской

вспомогательной полиции только за два дня 29.09 - 30.09.41 года в Бабьем Яру были расстреляны 33.771 евреев, детей до 3 лет не считали.

Получивший этот отчёт шеф гестапо группенфюрер СС Генрих Мюллер рапортовал своему начальству:

«Нехватка жилья, особенно в Киеве, в результате обширных пожаров и взрывов была ощутимой, но после очищения от евреев её удалось устранить благодаря вселению в освободившиеся квартиры... 29 и 30 сентября спец-обработан 31771 еврей...

Генрих Мюллер. Отчёт № 6, от 31.10.41 года.»

Массовые казни евреев продолжались 1; 2; 8 и 11 октября. В эти дни были расстреляны те, кто не явился по приказу – около 17 тысяч человек.

Страшные картинки случившегося мелькали перед Майей, как в калейдоскопе и она, совершенно раздавленная, грязная, голодная, скрюченная от холода, одна в этом бесчувственном мире, валялась в листве и рыдала. Ведь ей больше никогда не обнять свою маму, не поделиться наболевшим, не сыграть с ней на пианино, не одеть с любовью вышитую мамиными руками блузку... не поцеловать бабулю, не посмеяться вместе с ней над какой-нибудь байкой, не попробовать приготовленных ею лакомств... теперь их души мучениц наверняка уже в раю и встретились там с папой, но никто из погибших не заслужил такой смерти и она продолжала плакать и плакать, пока не выбилась из сил и окончательно опустошённая притихла, закрыв отяжелевшие веки.

Посадка была короткой и упиралась в дорогу, по обе стороны которой, простиралась открытая местность с полями и бывшими колхозными угодьями. На одном краю, за полем виднелось большое село, на противоположном – синела полоса леса. Что выберет Майя проснувшись? Каким путём пойдёт? В село- вновь рискнув и доверившись людям или в незнакомый лес, где можно укрыться, но можно ли выжить неприспособленному человеку? Во второй раз выбраться из яра смерти было по-настоящему феноменальной редкостью, однако не являлось окончательным спасением. Евреев преследовали и убивали на всей оккупированной территории, тех редких людей ,осмелившихся их укрывать, ждал расстрел, а тех, кто выдавал прятавшихся, награждали деньгами или коровой. На чашах весов между коровой и человеческим состраданием в большинстве своём перевешивала корова. Шансов быть недострелянной оказалось больше, чем шансов быть не выданной.

Избитая, в окровавленной одежде, девушка вызывала подозрение у любого и вновь показаться в таком виде в деревне не могла, как и не могла одна выжить без еды и поддержки в лесу, тем более в предверии зимы, этих самых шансов на выживание было ох, как немного. Её ожидало мало радостное пробуждение, но не будем забегать вперёд, дадим крепко спавшей отдохнуть и набраться сил, они ей вскоре пригодятся.

Глава 9 Лес рубят – щепки летят.

Майя проснулась от звука шаркающих по дороге ног. Веливоеннопленных красноармейцев, солдат и офицеров, попавших в окружение в киевском «котле», длинной колонне не было конца. Они шли уставшие, понурые, явно голодные, в запыленных сапогах. Их гнали в только что организованный Дарницкий лагерь № 339, где не действовали международные конвенции для военнопленных, где, попадая в лапы к фашистскому зверью, им представлялась возможность медленно умереть от издевательств, голода, вшей и болезней в одном из самых жутких мест содержания. В крайнем из идущих девушка узнала своего троюродного брата Гришу, сына дяди Якова, его левая рука была перевязана окровавленным бинтом и у неё сжалось сердце, ведь она ничем не могла ему помочь. В небе, прощально курлыча, улетал в тёплые края последний, запоздавший клин журавлей. Они, в отличии от гонимых в лагерь, отправлялись в дальний путь, чтобы выжить.

Майя дождалась темноты и, перейдя дорогу, пошла через поле в лес, в надежде найти партизан. Крайне хотелось есть, но ещё больше пить. Холодный ветер пробирал до костей. Вконец продрогнув, она пыталась идти быстрее, однако боль в ноге ограничивала движение. В лесу было гораздо теплее, но страшно, за каждым деревом или кустом в темноте мерещился, то какой-то зверь, то немец с автоматом, казалось, что шум шуршащей листвы разносится по всему лесу, а треск ветки под ногой, звучит, как выстрел. Устав, Майя устроилась на очередной ночлег под елью, вновь укрывшись сухой листвой.

Лучи утреннего света коснувшись верхушек, скользнули вниз и заиграли удивительными красками на деревьях, переливаясь с жёлто-багряного до увядшего светло-зелёного, постепенно переходящего в более тёмные тона. Ах, как замечательно осенью в лесу, одни листья пожелтели, другие стали пурпурными, ещё не опавшие золотистые листочки на берёзах висят, как маленькие монетки. Налетающий время от времени ветер срывает их одну за одной и они кружась в воздухе медленно падают на усохшую траву. Затерявшаяся между одетыми тоже в золото и бронзу дубом и клёном, стоит красавица рябина, вся в красных бусах, словно стройная девушка нарядившись на праздник, а рядом в тёмно-зелёных бархатных платьях красуются величавые ели. Вокруг зависла чарующая тишина.

Открыв глаза, Майя невольно залюбовалась окружающей красотой, на мгновенье ей показалось, что нет никакой войны и всё, что с ней приключилось лишь кошмарный сон, что сейчас она позовёт папу, маму и бабулю и они вместе пойдут гулять по этому сказочному лесу. Боль во всём теле и голод сразу напомнили о мрачной действительности и девочка шла куда ноги несут, лишь бы в глубь леса, отдыхала, но с каждым разом вставать становилось всё труднее. У сломленного буреломом дерева остановилась ночевать и, обложив его еловыми ветками, влезла внутрь этого маленького шалаша. Вслед за сорвавшимся ветром пошёл мелкий дождь, уставшая путница выставила сложенные лодочкой ладошки и наполнив их водой с жадностью пила. Враз стало сыро и холодно. Спать на еловых ветках было колко, зато приятно пахло хвоей. Она свилась клубком, как котёнок и под колыбельную осеннего дождя тут же отключилась. Ей снились родители и бабуля. Они уселись в такси с вещами, отъезжая в отпуск. Майя пыталась открыть дверь машины, чтобы сесть и поехать вместе с ними, но дверь заклинило. Машина поехала вперёд, бегущая за ней девушка кричала :» Не уезжайте без меня, не оставляйте меня одну!» Сидящие в машине махали ей рукой, отвечая :» В следующий раз, дорогая, в следующий раз.» Проснувшись от просочившихся сквозь ветки и упавших ей за шиворот холодных капель дождя, девочка, застонала от боли и, переместившись в более сухое место, снова задремала. Дождь прошёл. Мокрый лиственный настил больше не шуршал, скорее хлюпал, мягко проваливаясь под ногами. Лес простирался то на ровной плоскости, то на рельефных низинах и многочисленных оврагах, то подымался на небольшую возвышенность, то пересекался грунтовой дорогой. Дойдя до такой дороги, прислушалась, вокруг было тихо и она перейдя на противоположную сторону вновь углубилась в лес, так по особенному прекрасный в лучах заходящего солнца. Уже не шла, а еле передвигала ноги, каждый раз уговаривая себя дойти то до этой сосны, то до того куста. После захода солнца в лесу темнеет быстро. Спать на мокрых листьях удовольствие из малоприятных и на этот раз Майя облюбовала себе большое дупло старого дуба. Звенело в ушах, есть хотелось так, что она стала жевать хвою с еловой ветки, сначала плевалась, но потом привыкла. Наверное у неё были галлюцинации, будто сидит она на телеге с какой-то жирной тёткой, та за обе щеки уплетала белую булку не предлагая ей, и Майя, сильно разозлившись, стала эту булку у тётки выдирать и запихивать себе в рот. Солнце уже стояло высоко, когда она вновь пустилась в путь. Всё никак не могла подсчитать сколько дней идёт в этом бесконечном лесу, шла и наткнулась на странное дерево, листьев на нём почти не осталось, зато висели плоды, приглядевшись, поняла, что это сухие груши. Она не очень задавалась вопросом, как плодовое дерево выросло среди леса, просто обрадовалась ему, как спасителю, объевшись его гостинцами, набила ими карманы юбки и кофты и, чуть повеселев, стала подниматься на пригорок. Внизу была небольшая, укрытая от ветра поляна, спускаясь Майя поскользнулась на мокрой траве и кубарем покатилась вниз.