Майя

Гражданские городские предприятия были переведены на военные рельсы. На ликёро-водочном заводе в бутылки предназначенные для водки, пива и лимонада разливалась зажигательная смесь. На судоверфи « Ленинская кузница» речные буксиры переделывались в канонерские лодки. Дарницкий вагоноремонтный и Киевский паровозоремонтный заводы создали три ополченских бронепоезда: «Литер А», «Литер Б», «Литер В». На машиностроительном заводе «Большевик» осуществлялся ремонт бронетехники и производство противотанковых ежей- «звёздочек Гориккера».

На улицах утопающего в липовом цвету города развесили плакаты »Родина- Мать зовёт», её суровый лик призывал каждого встать на защиту родной земли. Такой-же плакат приклеили на заборе напротив дома Молтарновских. Сидя с больной спиной у окна, Ида Соломоновна горестно на него поглядывала. « Скажу тебе, как мать матери- обращалась она мысленно к нарисованной женщине- тебе незачем так сурово на меня смотреть, я понимаю, что долг мужчины защитить свой дом и страну, но это не уменьшает моей боли. Я отдала тебе самое дорогое, что у меня есть – моего единственного сына и сердце моё разбито, и плачет, измученная тревогой о его судьбе, душа!»

До конца июля Эмма и присоединившиеся к ней девочки и Вадик, в числе тысяч киевлян, рыли противотанковые рвы на западных подступах к городу. Каждый день немецкие самолёты налетали чёрным смерчем и косили людей из пулемётов, но каждый день 160 тысяч горожан выходили вновь и вновь на окопные работы, город надо было защищать. Как-то на рытьё окопов прислали первокурсников артиллерийской спецшколы и они, в перерывах между рытьём траншей, стали обучать некоторых ополченцев обращению с оружием. Вадик и Майя тоже напросились к ним учить азы военной науки. В один из дней возница привёз работающим бочку с водой и ребята, побросав лопаты, подошли попить. В этот момент вновь налетели юнкерсы. Вадик закричал во всё горло: «Ложись!» и, толкнув стоявшую рядом с ним Зину на землю, упал на неё простреленный пулемётной очередью. Вадика хоронили вместе с десятками других погибших. Зина, вытирая слёзы, приговаривала: «Он прикрыл собой меня!»

Протяжённость линии обороны превышала 85 км. Всего этих линий было три, последняя проходила по окраинам Киева. Жителями города и пригородов было вырыто около 30 км. противотанковых рвов и сооружено 750 древесно-земляных огневых точек.

От Марка не было никаких вестей и все три женщины, волнуясь, не находили себе места. Вскоре пришло, так жданное Майей, письмо от Ильи, в котором он писал, что жена отца, Вера, приняла их тепло, относится к ним, как к родным, конечно им всем вместе тесновато в маленькой квартире, но как говориться «в тесноте, да не в обиде», ещё он писал, что записался в авиационный клуб, передавал всем ребятам привет и просил Майю ему обязательно ответить и она, описав вкратце все горестные события последних дней, отправила Илье ответное письмо.

На двоих иждивенцев в финансовом отделе военкомата Эмма получила 200 рублей, купить за эти деньги было нечего. С начала боёв с прилавков исчезло всё, а население города стало голодать.

Эмма, Ида и Майя вначале не собирались уезжать. Все трое были уверены, что Киев не сдадут, ведь об этом всё время твердили в средствах массовой информации, но с приближением немцев к Киеву людей охватила паника. Видя реальную картин происходящего: нехватку боеприпасов и оружия, тысячи раненых и убитых, страшный дефицит продуктов питания, мыла, соли, которых на базарах спекулянты перепродавали втридорога, они решились уехать. Но, как оказалось, эвакуация была для избранных. В первую очередь эвакуировали семьи работников НКВД, ЦК, командного состава и партийных органов, квалифицированных рабочих 3-х и выше разрядов, учёных, артистов с пяти железнодорожных станций: «Дарница», »Киев-Пассажирский», «Киев- Московский», «Киев-Товарный», «Киев-Лукьяновка». Желающих уехать было много, но к сожалению не многие могли. Все пять вокзалов были оцеплены, где на входе в каждый функционировали специальные пропускные пункты. То же самое было и у речного вокзала. За ограждение пропускали только тех, у кого была бронь, около 325 тысяч человек.

У Молтарновских брони не было, один знакомый Эммы предложил, понятно за деньги, попытаться поехать с ним на его машине, но на это предложение не согласилась Ида:

«Девочки, что вы будете делать со мной и моим немощным позвоночником, после того, как я проеду пару десятков километров по нашим ухабистым дорогам?»- спросила она невестку и внучку- «Не хочу быть вам обузой, вы молодые, поезжайте сами, я останусь здесь ждать вестей от Марка. Езжайте, не волнуйтесь, вы же слышите, что неустанно твердят по радио, мол не сдадим Киев, но если, не дай Бог, случится непоправимое и город сдадут, что уже могут сделать немцы, такая культурная нация, старой больной еврейке? Многоуважаемый Айзек рассказывал мне, что в прошлую войну немцы вели себя очень корректно по отношению к евреям. Собирайтесь, мои дорогие, со мной всё будет хорошо.»

Разве Эмма и Майя могли оставить Иду одну в такое лихое время? Конечно же не могли и они никуда не уехали.

Теперь оборонительные и противотанковые сооружения устанавливали по всему городу: то возле гастронома на пересечении Брест-Литовского проспекта и 2-го дачного переулка, то на углу улиц Ленина и Лысенко. Вдоль бульвара Шевченко, возле улиц Саксаганского и Дмитриевский тоже установили противотанковые ежи и бочки с водой для тушения пожаров, строили земляные укрепления поперёк улицы Энгельса в районе Крещатика, готовя город к уличным боям. Раненых привозили в Киев сотнями. Легко пострадавших оставляли в Центральной поликлинике оборудованной под госпиталь, тяжёлых везли на Пушкинскую.

8 августа десантники 212-ой воздушно –десантной бригады выбили немцев с Голосеевского леса и отбросили их от города, киевляне повеселели в надежде, что теперь фрицев погонят обратно.

Глава 3 Лицо войны.

Марк был направлен в отдельную роту медицинского усиления в качестве врача - хирурга, развернувшую пункт оказания помощи на подступах к передовой и, увидя творившуюся повсюду неразбериху, сразу потерял свой оптимизм. Знакомство с главным хирургом, Павлом Ивановичем, произошло прямо в перевязочной палатке, где он накладывал швы очередному раненому и, подняв на Марка красные от усталости глаза, сказал:

«Голубчик, я ждал вас, словно «манны небесной», будьте так добры, разберитесь с партией вновь прибывших.»

-Но там человек пятьдесят, мне понадобится помощь ещё одного врача- отвечал ему Марк.

-Марк Александрович, до вашего прихода я несколько часов работал один, так как оба ваши предшественника погибли под артобстрелом, теперь нас двое и вряд ли в ближайшее время нам пришлют кого-то ещё. С боевым крещением вас коллега! Не волнуйтесь фельдшер и сёстры вам помогут. Марк не первый день работал хирургом, но одно дело стоять у стола в чистенькой, выкрашенной белой краской, больничной операционной и совершенно другое, осматривать раненых под открытым небом в сопровождении непрекращающейся канонады орудий, которую ранее слышал только в кино. Когда перед тобой лежит на носилках молодой парень с открытой раной живота, из которой торчит половина кишечника присыпанного землёй и он, пытаясь удержать его руками, шепчет сухими губами: «Пить, доктор, пить!»А рядом здоровенный мужик, с наложенным жгутом поверх оторванной ноги, рыдает, как малое дитя: «Помогите, доктор, помогите, я жить хочу!» и только ты должен решить, кому из них первому необходимо оказать помощь, так, как второй может не дождаться своей очереди, пока ты будешь заниматься первым, лишь тогда начинаешь понимать, как уродливо до омерзения настоящее лицо войны!