Страница 3 из 6
Судно вышло в очередной рейс, Моторист был не работник, постоянно задумчив и расстроен – очень переживал. На обратном пути он запросил замену. Отдохнув и возвратившись на судно после отпуска, капитан узнал, что молодая супружеская пара распалась, жена моториста подала на развод. «Чему быть, того не миновать. Не наш человек. Быть женой моряка – это тоже призвание», – подумал капитан.
Не учел ветровой дрейф
Теплоход «Капитан Куров» стоял на рейде Балтийска в ожидании постановки в порт. На судне три дня назад получили указание судовладельца передать запасную гиросферу на соседний теплоход «Иван Кочиков», который должен был подойти к вечеру сегодняшнего дня. Дело происходило зимой, за бортом свистел пронизывающий ветер, мела поземка, было холодно. Мощные прожекторы врезались в темноту ночи, отчетливо показывая крупные снежинки, несущиеся почти горизонтально над крышками грузовых трюмов. На вахту третьего помощника поднялись капитан и его старший помощник – ждали подхода коллеги по компании.
«Капитан Куров» был судном современной постройки с закрытыми крыльями мостика, поэтому, несмотря на плохую погоду, в рубке было тепло и уютно. Связались с «Кочиковым», уточнили координаты, согласовали борт подхода, на всякий случай для опознания помигали палубным освещением. Вскоре сквозь метель можно было различить ходовые огни подходящего судна, заправляющегося на правый борт «Капитана Курова».
– Что-то он не правильно подходит, – неожиданно для всех обратился к капитану третий помощник Василий, недавний выпускник средней мореходки, шустрый и общительный молодой человек.
– Что-то он не так подходит. Он нас не ударит? Надо его предупредить, Михаил Павлович, подсказать, – волновался все больше Василий.
Тем временем «Иван Кочиков» подходил ближе, его силуэт стал отчетливо просматриваться сквозь снежные заряды ночи.
– Надо его предупредить, подкорректировать его действия, – продолжал настаивать третий помощник.
– Какие надо дать команды, Василий? Чего ты опасаешься? – уже не выдержал капитан.
– Мне кажется, капитан неправильно взял поправку на ветер, – волновался еще больше третий помощник.
В это время «Иван Кочиков» уже подходил к правому борту теплохода, его огромный черный корпус медленно приближался. Можно было увидеть членов экипажа на главной палубе, готовых подать швартовы. Судно было старой постройки с открытыми крыльями мостика. На левом крыле стоял капитан, было видно как он отдавал команды рулевому через открытую дверь рубки.
– Что тебе не нравится в его действиях, Василий? – решил все же уточнить капитан.
– Мне кажется, он неправильно взял поправку на ветер, нехорошо он подходит, – волновался третий помощник.
– А я думаю, что он взял правильную поправку на ветер. Смотри, как он оделся – и показал на своего коллегу, стоящего на крыле мостика подходящего теплохода и отдающего уже команды на палубу подавать швартовы.
Капитан был в огромном тулупе, в лохматой зимней с опущенными ушами шапке, на руках – большие меховые рукавицы.
Через пять минут он, раскрасневшийся от сильного ветра, как был в тулупе, поднялся в гости к Михаилу Павловичу. Быстро обсудив последние новости пароходства и мировые новости и получив доклад, что гиросферу уже передали и она на борту «Ивана Кочикова», капитаны обнялись на дорожку. А еще через десять минут гость опять стоял в тулупе на крыле мостика и, обдуваемый ветром, подавал команды отдавать швартовы. Судно аккуратно отошло от борта «Капитана Курова», его силуэт постепенно растаял в снежных зарядах февральской ночи. Последним пропал из виду кормовой огонь недавнего гостя.
Валерро, или «точно-точно»
Судно работало на «банановой» линии (это по жаргону работников плавсостава пароходства), а если точно – возило круглый лес из портов Белого моря в Калининград и Клайпеду. На судно был направлен новый матрос Валерий Петрович, щупленький молодой человек лет девятнадцати. Определили нового матроса на вахту третьего помощника капитана. Как он попал на судно, совершенно было непонятно многим, так как профессиональными знаниями и навыками он не отличался.
Валерий Петрович не отличался и аккуратностью, постоянно ходил каким-то растрепанным, нечесаным и сонным, за что его почти сразу прозвали в экипаже Валерро. Он особо и не возражал, чувствуя, видимо, в присвоенном ему прозвище какую-то аристократичность. Но главной особенностью нового матроса, как выяснилось чуть позже, было полнейшие отсутствие понятий о глобальных вопросах устройства мира, а в частностях ситуация была еще хуже. На замечания членов экипажа Валерро реагировал спокойно, сразу же соглашаясь с высказанными в его адрес возражениями. В этих случаях его ответы на замечания начинались со слов «точно-точно», а далее звучала новая версия рассказчика. За эту особенность вести разговоры Валерро получил к своему прозвищу дополнение «точно-точно». Члены экипажа с большим удовольствием участвовали в обсуждениях проблем, затронутых Валерро-«точно-точно», так как это была реальная возможность посмеяться от всей души. Свободные от работы члены экипажа под различными предлогами стали даже ходить на вахту третьего помощника капитана, послушать высказывания нового матроса.
Так было и в этот раз. На мостик, под предлогом проверки работы аварийной сигнализации, поднялись представители машинной команды.
– Валерро, ты в прошлый раз что-то рассказывал про Беломорск? – начал раскручивать третий механик.
– Да, я в своё время пытался поступать в беломорскую «шмоньку».
– А что это такое?
– Что это какое? Разве вы не знаете? Да это ПТУ рыбного хозяйства. Вы не поверите, там даже надо было знать биографию рыбы.
Тут уже даже третий помощник капитана не смог оставаться в стороне от разговора:
– Что за глупости, какая биография рыбы? Это надо знать, когда рыбина отнерестилась что ли, когда из икринок вылупились личинки, это что ли надо знать?
– Какие икринки и личинки? Надо было знать, где у рыбы кишки.
– Так, может быть, не биография, а анатомия? – не унимался третий помощник.
– Да, точно-точно, анатомия, – отвечал невозмутимо Валерро.
Далее разговор перешел на другие темы, Валерий-Валерро вспоминал свою житуху перед посадкой на судно: «Был у меня в то время друг блатной-блатной и подруга при нем, приблатненная очень». В этот раз уже третий механик решил поинтересоваться: «А это как надо понимать, блатной и приблатненная? В чем же разница?». – «Все очень просто, он совсем блатной, а она еще не совсем. И эта его подруга, она была такая кудрявая, такая кудрявая, как Бангладеш».
Все присутствующие на мостике загалдели от неожиданности, а третий механик произнес: «Какая-то глупость, как это как Бангладеш, ведь это название страны. Может быть как Анджела Дэвис?» – «А, точно-точно, как Анджела Дэвис», – спокойно, без всяких эмоций, ответил Валерро.
Капитан неоднократно вызывал третьего помощника и отчитывал его за нахождение на мостике посторонних лиц и в этот раз, услышав громкие разговоры, поднялся на мостик. Представители машинной команды быстренько исчезли с мостика, а помощник получил очередной нагоняй.
Закончилась эта веселая история плохо. С самого начала работы на судне было отмечено, что Валерро имеет слабости в отношении «зеленого змия». В очередной раз придя из увольнения очень веселым, он был списан в первом же порту захода. Сделать это было несложно, так как судно работало в каботаже.
Приехал домой
Николай Сизов лежал на верхней полке купе скорого поезда, мчавшего его из приморского города домой. Пять месяцев работы были позади, вахты и грузовые операции остались в прошлом, поэтому настроение было приподнятое. Он ехал домой. Возвращение мужской половины с морей в его семье всегда сопровождалось большим застольем – накрывался стол, чествовали приехавшего. Так было, когда приходил с моря его отец, так было даже когда он, еще курсант училища, приходил с практики, так было, когда он приезжал с контрактов. Обычно они сидели за праздничным столом и обсуждали ситуации, которые случались на судне. Отец всегда внимательно слушал, задавал вопросы, уточняя те или иные детали случившегося, и только затем давал оценку действиям сына. Мама всегда присутствовала при обсуждениях, с любовью смотрела на отца и сына – моряков. Со смертью отца этих обсуждений стало очень не хватать, но традиция всегда соблюдалась: сидели за столом вдвоем с мамой.