Abyssus abyssum

Они пришли к собору заранее и особенно следили за теми, кто будет разглядывать прибывших Шарлотту и маленькую Луизу. Толпу возле собора Святой Марии Мартин осматривал довольно внимательно, но никого похожего на Чезаре Борджиа не заметил, поэтому отвечать было легко. Однако венецианец, его компаньон, теперь каждым своим словом подхлестывал в Мартине холодную ярость.

…- Вы слишком беспечны, Мартин, - фамильярно и наставительно произнес Джан-Томмазо, вытирая лезвие даги о платье упавшей девушки. Мартин ничего не успел сделать, даже не успел сообразить, как лучше вывернуться из этой передряги. Марта, эта добрая болтливая дуреха, которая некогда была при леди Кристабель и с которой он крутил шашни, конечно, ни в чем не была виновата. Разве в том, что неумеренно стреляла глазами на них с Джан-Томмазо. И от венецианца это не укрылось, да и сам Мартин забеспокоился - Марта могла его выдать. Он взглядом показал девушке на выход, и она просияла, прикрыла глаза в знак согласия.

Он только хотел ее припугнуть, говорил себе Мартин, припугнуть дуреху, чтобы язык за зубами держала - и сам себе не верил. Если бы не Джан-Томмазо, ему пришлось бы самому убить Марту. Убить ее, заставить заткнуться и никогда не вспоминать Мартина де Бланко, начальника охраны во Вьянской цитадели в бытность той штаб-квартирой графа де Бомона. Но самое ужасное - Мартин не знал, смог ли бы он сделать это. Что-то неотвратимо менялось в нем, и это что-то мешало так же просто и неотвратимо как раньше взмахнуть кинжалом и перехватить горло.

Разве он так уж подобрел, смягчился сердцем? Мартин рассмеялся бы в глаза тому, кто посмел бы сказать ему такое. Но вот теперь он ехал рядом с Джан-Томмазо и не мог не думать о вытаращившихся в последнем удивлении глазах Марты, о том, как тускнел огонек в этих глазах. Марта служила Кристабель…

- Тут дело нечисто, - говорил между тем Джан-Томмазо, - и нельзя сказать, что мы с вами потерпели неудачу. Если Борджиа не явился на собственные похороны…

- Я до конца не уверен в том, что Чезаре Борджиа все-таки жив, - лениво пробормотал Мартин. - Говорю же, мессер Карраччиоло, я сам видел, как солдаты…

- То-то и оно! - Впервые Мартин подумал, что этот итальянец вовсе не холодный ловкий интриган - он фанатик. Он одержим местью - местью Чезаре Борджиа. А Караччиоло продолжал: - В том-то и дело, сеньор де Бланко, что вовсе пока неясно, кого вы видели. Солдаты де Бомона, с которыми я беседовал…

Успел, подумал Мартин; пока сам де Бланко ездил по окрестным дворянчикам, Караччиоло поехал в Логроньо.

-…сказали, что человека, погнавшегося за ними в дождливую ненастную ночь, раздели догола, сорвав с него и одежду и доспехи. А тутошние солдаты говорят, что опознали его по нагруднику… Так кому же верить?

Мартин затаил дыхание, и ему стоило большого труда сохранить впечатление ровного делового интереса. “Кому верить…” Кому верить, мать его за ногу!

А Караччиоло продолжал говорить - о том, какие разные, взаимоисключающие слухи ходят про гибель Эль Валентино. То герцог якобы попал в засаду разбойников, то его встретил конный отряд и в жарком сражении загнал на берег Эбро, где и поднял на пики, то его раздели и потом, истекающий кровью, он был найден какими-то простолюдинами, которые отнесли его в свою хижину…

- Да не может такого быть! - не выдержал Мартин. - Вы, небось, здешних простолюдинов не видели - да они дальше своего брюха не смотрят, не то что голого да истекающего кровью к себе тащить. Притом, откуда им знать, кто таков Чезаре Борджиа?

Джан-Томмазо бросил на него долгий рассеянный взгляд, мысли его, казалось, были далеко отсюда. И Мартин сам почувствовал, что “Чезаре Борджиа” выговорилось у него совсем не так равнодушно и зло, как надо было.

- И все же, раз таковые слухи появились, то их тем более следует проверить - хотя бы потому, что они появились вопреки всякой вероятности, - гнул свое венецианец.

- Не думаете ли вы, сеньор Караччиоло, что я прибыл сюда, чтобы проверять домыслы? - Вот теперь голос Мартина звучал как надо - высокомерно и холодно.

- Вы не хуже меня знаете, сеньор де Бланко, что в Кастилии до сих пор не утихли попытки восстановить власть номинальной королевы, Хуаны, - отозвался Джан-Томмазо. - Граф Бенавенте и его присные вроде дона Хайме Саласара, те самые, что помогли Эль Валентино бежать из Ла-Мота, до сих пор не успокоились. И не исключено, что именно сейчас под твердыню власти его величества Фердинанда роют подкоп и набивают его порохом - порохом по имени Чезаре Борджиа.

- Хорошо - и что же вы советуете делать? - нетерпеливо бросил Мартин.

- Я предлагаю обследовать все поселения в окрестностях Вьяны - особенно к северу. Как я успел узнать, там предгорья, есть очень глухие места. И как следует порасспрошать местных жителей - возможно, кто-то что-то видел.

- Ну что ж… - медленно, будто раздумывая, проговорил Мартин, у которого внутри все похолодело. - Думаю, это нужно сделать, и начнем прямо с послезавтрашнего дня - завтра наш добрый хозяин, ваш дядюшка, возвращается с охоты, нехорошо оставлять его одного в такой радостный день, - Мартин заставил себя улыбнуться. До среды он успеет съездить в Матамороса - и приберет за собой. Он не в таком положении, чтобы позволять себе подобную доброту, он был глуп, когда увозил этого Борджиа. Не в его положении быть добрым самаритянином. Ну что ж, теперь он исправит свою глупость. - Вы не против среды, сеньор Караччиоло?

- Ну что вы, - венецианец качнул своей бархатной шапочкой в знак согласия, - разумеется, среда - прекрасный день.

Однако, прибыв в Азуэло, они застали там сеньора Арнольфини, вернувшегося досрочно. Тот находился в постели - по словам слуг, их господин упал с лошади, вполне удачно, но ногу сильно поранил острым торчащим куском корня.

Сеньор Арнольфини был зол и раздражен, дичи они не привезли, да еще это падение. Он злобно ворчал на слуг, на жену, на осматривавшего рану коновала, единственного в замке, кто был сколь-нибудь сведущ во врачебном искусстве.

Если бы был сын, думал Арнольфини, если бы Стефано был сейчас здесь… И снова накатилась эта злость - на себя, на сына, на жизнь. Мутящая разум злость, отдающаяся дергающей болью во всем теле.

========== Глава 15, в которой умирают двое хитрецов, а остальных тянет в Матамороса ==========

Бывает ли что-то более непредсказуемое, чем погода? Тем более, досточтимый слушатель мой, погода весенняя. Сколь раз посреди мартовского солнечного дня налетает пронзительный холодный ветер, и март тут же становится ноябрем. Сколь раз апрельское горячее тепло сменяется покалывающей кожу прохладой, а в конце апреля-начале мая наступает время внезапных гроз и затяжных дождей с резким ветром, от которых деревья превращаются в неистовых ведьм, машущих космами в буйном ритуальном танце.

И дожди, говорю я тебе, бывают внезапны и непредсказуемы, превращая дороги с непролазную топь. Но дождь, упавший на Наварру в последние дни апреля, был странен даже для непредсказуемости погоды - словно кто-то подвесил большую тучу над землями от Логроньо до самых предгорий и сказал ей “Виси и лей!”

Нати даже казалось, что дождь охраняет их дом, как верный старый пес. Чезаре медленно приходил в себя после малярии - именно так определил его недуг многоопытный дон Иньиго. Но душевное здоровье его, кажется, серьезно пошатнулось - он был тих, по целым дням мог не говорить ни слова. Казалось, он погружается в пучину тишины. И это было страшно. Как-то раз Нати рассказала ему про хину, излечивающую от малярии - то немногое, что знала сама.

- Хинное дерево растет в Новом свете,.. Чезаре. - Он чуть заметно кивает, не то усваивая информацию, не то поощряя за наконец усвоенную манеру называть его без титулов.

- И как скоро оно прибудет в Европу?

- Я не знаю.

- Наверное, нескоро.

За окном монотонно шелестит дождь, серые тени ходят по бледному лицу, серо-голубые, светлые почти в белизну глаза, прежде светившиеся как у волка, сейчас почти в цвет тем самым серым теням.