Abyssus abyssum

А держащий противоположную сторону, сторону Франции, герцог Аграмон так плох, что якшается с итальянскими проходимцами, вроде барона Арнольфини. И все для того, чтобы занять место де Бомона и самому стать арагонской рукой в Наварре.

А главное - письмо, которое сегодня, перетаскивая трупы вместе с тем бомоновским капитаном, он вытащил из-за пазухи у человека Арнольфини.

Когда Хуанито заснул, печать была осторожно, чтобы не сломать, поддета тонким ножом. Примерно это он и расчитывал увидеть - сообщение о том, что “рыцарь из загорной страны пришлет своих рыцарят в горный замок”. Рыцарем или последним рыцарем обычно звали Максимилиана, императора Священной римской империи. А горным замком часто называли Наварру. Криво написанная дурной латынью строчка письма предстала ясной как день - император смекнул, что отдать Наварру в руки Луи Французского или Фердинанда Испанского будет непомерным расточительством. И решил оказать военную помощь королю Иоанну.

Это было важно, не просто важно - это давало в его руки выпавшие было поводья от коня судьбы. Иоанн д’Альбре, король Наварры - не полководец. А людей Максимилиана нужно кому-то вести. И кто сгодится на эту роль лучше, чем он?

Комментарий к Глава 2, в которой у аббатства Девы Марии-в-папоротниках происходят игры и сражения

(1) - Джироламо Савонарола

========== Глава 3, в которой раздают почести, дают право на выстрел и состязаются в борьбе ==========

Раннее утро следующего дня застало юного Хуанито в дороге. Он уехал от аббатства Девы Марии еще до конца утрени, когда едва-едва начинало светать. Ты, вероятно, удивишься, внимательный слушатель мой, когда узнаешь, что под юношей был конь, прежде носивший его спутника, выносливый крепконогий каппадокиец с рыжими подпалинами. И этот достойный представитель своего племени нес всадника по пустынной дороге на юго-восток с не слишком большой, но равномерной скоростью. Солнце еще не проползло и половины пути до закатного своего отдыха, как копыта коня уже стучали по камням моста королевы Эстефании, откуда всадник повернул к югу. До его цели оставалось чуть более тридцати миль.

***

Теперь следует рассказать о том, что происходило во Вьянском замке утром второго декабря. Сперва, досточтимый слушатель, не происходило ровно ничего необычного. Граф Луис де Бомон мерял шагами небольшой покой, выходящий окнами на юг. Сквозь пелену холодного дождя едва виднелась излучина Эбро, однако дождь усилился и река совсем скрылась из виду.

- Praemonitus praemunitus (1), - пожевав губами, заметил граф наконец. Мартин, после своего рассказа о событиях в аббатстве ожидавший распоряжений, ничего не понял, но почтительно поклонился. Граф, точно очнувшись от его движения, встряхнулся и подошел к столу.

- Его Католическое Величество Фердинанд Арагонский, - начал он неофициальным тоном, развернув один из бумажных рулончиков, - милостиво удовлетворил мое ходатайство о возведении Мартина Бланко, капитана моей стражи, в рыцарское достоинство. В знак признания его несомненных заслуг…

Мартин смотрел на графа, и лицо де Бомона, и гобелен за его спиной, и стены покоя расплывались перед его взором. Легко можно представить его радость и торжество. Ни о каком ходатайстве он и слыхом не слыхал; теперь же он, сын безвестного наемника и маркитантки, военная грязь без роду-племени наденет рыцарскую цепь. И встанет вровень с этими Арнольфини, которые, в конце концов, ничем не лучше его. Такие же выскочки, только менее зубастые, более расслабленные богатством… Он шел к этому шесть лет - с того дня, как выбрался из горящего Монтеверде, с того самого дня, как увидел удаляющихся всадников, среди которых была Агнесс.

-… с правом прибавлять к имени “дон”, а также правом передать это звание законному наследнику мужского пола, рожденному от матери дворянского звания”, - закончил граф. - Завтра мы соберем людей и торжественно объявим о монаршьей милости, и тогда же, Бланко, на тебя возложат рыцарскую цепь. Идальго, hidalgo de privilegio, - граф хлопнул Мартина по плечу.

Незаметно, как и всегда, возникший в отцовском покое Луис де Бомон-младший покровительственно улыбнулся Мартину, когда тот принялся многословно благодарить графа.

- Каково в целом твое мнение об Арнольфини, Бланко? - неожиданно спросил молодой де Бомон, когда его отец ушел.

- Подл, жаден и спесив, - коротко отчеканил Мартин. Он был удивлен, отчего вдруг молодому сеньору пришло в голову вернуться к обсуждению Арнольфини.

- А его сын?

- Умнее, нежели отец, но вряд ли менее подл, - уже менее уверенно ответил Мартин. Стефано вообще не был подлым, как бы ни хотелось Мартину так о нем думать. И когда он вспоминал все произошедшее - похищение Агнесс, которая тогда еще даже не была женой Стефано, а только невестой, последующее путешествие, захват замка, оборону этого замка, то, как Стефано старался отбить невесту, - он не мог не признать, что действовал Стефано умно, смело и безжалостно. Его фокус с трупом умершего от чумы, брошенным в замковый колодец, также на роль подлости не годился - простая военная хитрость.

- Я того же мнения, - согласился молодой граф. Потом дружески обнял Мартина за плечи. - И вот тем более я не понимаю, что могло так привлечь в нем мою названную сестру Кристабель. После вашего возвращения из аббатства отец собирался было расторгнуть помолвку со старым Арнольфини, но донья Кристабель едва не со слезами умоляла его оставить помолвку в силе. Дон Бланко, - тут де Бомон-младший помедлил и пристально посмотрел в глаза новоявленного идальго, - я желал бы знать, какова истинная причина ее тяги к этому замужеству и что за этим скрывается. Мне нужен свой верный человек в замке Арнольфини, мой дорогой Мартин, и она бы прекрасно подошла. Но для этого мы должны точно знать ее намерения.

Нетрудно понять, любезный читатель, сколь озадаченным Мартин вышел от графа. Но приказание получено и его надлежит исполнять. Так что первым делом капитан стражи отправился к Марте, прислужнице доньи Кристабель. И намерения у него были сочетать приятное с полезным.

- Верьте мне, дон Бланко, она ненавидит Арнольфини больше, чем отцы инквизиторы ненавидят несчастных конверсо (2) - поведала Марта, лежа поперек кровати в костюме праматери Евы и водя босой ногой по мускулистой спине Мартина. - Это ей тетка внушила, та что раньше воспитывала несчастную сиротку.

Вопросов не убавилось, однако Мартин уже успел понять, что любой вопрос схож с рыболовной леской - стоит правильно задать его, как он тянет за собой следующий, следующий и так, пока леска не вытянется из воды и не обнаружит рыбу, то есть болтающийся на крючке ответ. И он выяснял, думал, сопоставлял. Он трудился как пчела, добывая сладкие капельки истины из цветов лжи и умолчания.

И вот через несколько дней, благо погода исправилась, Мартин с разрешения графа взялся сопровождать его воспитанницу на прогулку. После проведенного дознавания у него возникла всего одна путная мысль, однако до того неправдоподобная, что ее было чрезвычайно легко подтвердить или же опровергнуть.

Донья Кристабель с неохотой приняла предложение прогуляться верхом. Скорее всего она вообще не приняла бы его, если бы капитан дон Бланко не подчеркнул претвердо - его сиятельству будет весьма приятно знать, что его воспитанница здорова, весела и выезжает на прогулки. С собой Мартин взял всего троих солдат; дуэнья же доньи Кристабель, маявшаяся животом, поехать верхом не смогла.

Выехали рано утром, и Мартин повел свой маленький отряд по дороге. Кристабель ехала прямо за ним. Изредка оглядываясь, Мартин замечал, что она то и дело бросает на него недоуменные взгляды, но решил пока не развеивать ее сомнений. Наконец, они выехали на дорогу и спустя час неспешной рыси вдалеке замаячили башни замка.

Всадники встали в маленькой рощице, мельтешащие тени деревьев скрывали их от посторонних глаз.

- Чего мы ждем? - решилась спросить донья Кристабель. Вместо ответа Мартин наклонился и вынул из седельного чехла аркебуз. Не спеша зарядил его.