Страница 23 из 30
– Каждый день из лагеря выносили множество трупов, – рассказывает Сергей Алексеевич. – А часто вместе с трупами бросали в яму еще живых людей. Голод и холод косили пленников не хуже немецкой пули»[103].
Из воспоминаний Александры Ивановны Сергеевой из д. Алферьево (в конце октября 1942 г. она искала брата-железнодорожника, брошенного немцами в «Дулаг-184»): «На том месте, где был лагерь, до войны хотели строить авиационный завод. Стенки были выложены, и лестницы были в середке, а крыши не было. И пола не было, военнопленные были по колено в грязи. Днем грязь оттаивала, а ночью замерзала. И вот, кто успеет место посуше занять, тому хорошо, а остальные так в грязи и спят. Я там такого насмотрелась! У меня до сих пор эти картины перед глазами! Помню: лежит солдат, пить хочет, а воды там нет. Он руку протягивает через ограждение, а его штыком – раз! Другой солдат в грязи лежит, лицо все в грязи, я его не вижу, и сосет с копыта коня. Вот что было!»[104].
Из воспоминаний Елены Константиновны Ширшиной (работала вместе с матерью помощницей повара в «русской больнице» в оккупированной Вязьме): «Мирные жители, в том числе женщины с грудными детьми, сгонялись в лагерь для военнопленных на Кронштадтской улице. Охранники частенько забавлялись тем, что бросали в толпу обезумевших от голода людей банку консервов или буханку хлеба и стреляли в тех, кто пытался подойти к еде. Но особенно измывались гитлеровцы над военнопленными. Хлеба им не давали в течение нескольких месяцев, кормили один раз в сутки болтушкой из протухшей картофельной муки. Вода в лагерь не завозилась, а жителям запрещалось поить пленных. Когда по дороге на работы (их заставляли рыть окопы и блиндажи) кто-то из пленных пытался напиться из лужи, конвоиры его пристреливали. Тяжелые грузы на телегах перевозились пленными, запряженными вместо лошадей. Отстающих и обессилевших расстреливали. Жителям под страхом смерти запрещалось убирать трупы с улиц города. Лагерь для военнопленных был превращен в лагерь смерти, откуда ежедневно вывозилось по 200–250 трупов»[105].
От преднамеренно вызванного фашистами страшного голода люди сходили с ума, теряли рассудок. Издеваясь над пленниками, изверги-охранники иногда привозили во двор лагеря дохлых лошадей и веселились, глядя, как обезумевшие от голода люди раздирали руками полуразложившееся мясо. Такие случаи немцы фотографировали, чтобы потом показывать в Германии, какими русские люди были варварами и дикарями (из воспоминаний бывших узников А. М. Петербурцева и А. М. Шимкевича)[106].
За попытки раздобыть пищу немцы расстреливали узников. «На наших глазах перед строем были расстреляны двое пленных. Один из них просто подобрал гнилую мороженую картофелину, не пригодную к пище. Был за это расстрелян перед строем. Это был урок для устрашения пленных» (из воспоминаний бывшего узника А. М. Согрина)[107]. «Много было согнано и пленных, и гражданского населения. Не все люди вмещались в камеры, многие находились под открытым небом и в осеннюю слякоть, и в зной. Не лучше было и в камерах. Там набивалось столько людей, что нельзя было повернуться, да совсем задыхались люди от недостатка воздуха. Кучность людей была и на улице, люди сидели, прижавшись друг к другу, чтобы согреться. Людей не кормили. К тому же не давали воды. Некоторые сходили с ума… Стон стоял в лагере такой, что такого не могло быть от мычания тысяч коров. Могил было много, и клали людей сотнями. Они тянутся от мясокомбината до Кронштадтской улицы» (из воспоминаний Кашиной Валентины Александровны)[108].
«В 1942 г. в Вязьме работала комиссия Международного Красного Креста, которая официально засвидетельствовала наличие в „Дулаге № 184“ невыносимых условий для существования людей, высокую смертность узников от непомерно тяжелой работы при недостаточном питании (согласно Акту Комиссии, ежедневно в нем умирало 50–60 человек), врачебной комиссией был составлен соответствующий Акт. Бывшие военнопленные отмечают, что только после вмешательства комиссии Международного Красного Креста военнопленным в лагерях стали выдавать баланду» (из воспоминаний А. М. Петербурцева)[109].
Пленникам было строго запрещено выходить из лагеря и ходить по городу без немецкой охраны под угрозой расстрела на месте, так как немцы опасались появления партизан. В 8 часов утра заключенных выстраивали перед бараками, проводилась перекличка по номерам, написанным краской на спине одежды. Затем часть узников гнали на работу. В воспоминаниях бывших узников приводятся сведения о характере каждодневных работ, на которые направлялись военнопленные по разнарядке немецкого военного коменданта г. Вязьмы (до 500 человек ежедневно). В основном это были изнурительно тяжелые погрузочно-разгрузочные работы, разборка в городе завалов от взорванных объектов, строительство дорог и рытье окопов, которые проводились на улице в любую погоду – в осенние дожди и жестокие морозы. По воспоминаниям военнопленных, «стояли лютые холода зимы 41-42-го года, в лагерь неоднократно привозили замерзших на наружных работах военнопленных. Я остро чувствовал холод, сказывались дистрофические явления. Иногда, даже после пребывания на морозе в течение 15–20 минут, я промерзал так, что мне казалось дальнейшее пребывание на дворе просто немыслимым, шинель плохо помогала мне», «были такие морозы, что не раз привозили трупы замерзших на работе военнопленных» (по воспоминаниям М. В. Яковенко, А. М. Шимкевича). Работали без перерыва на обед, до самого вечера. Ни теплой одежды, ни нормальной обуви у людей не было. При катастрофически скудном «питании» такая работа еще больше сокращала жизнь людей. Однако многие все же старались попасть на эти работы, так как вне лагеря можно было попытаться раздобыть еду, появлялась возможность побега. Кроме того, небольшая группа военнопленных была задействована при штабе хозяйственной части 9-й немецкой армии, дислоцирующейся в городе, при которой существовал так называемый «малый лагерь» военнопленных на 100–150 человек, располагавшийся, как пишут бывшие узники, на территории вяземского «птицекомбината (или хладокомбината)». Военнопленные должны были заниматься подготовкой отправки военных «трофеев» с оккупированных территорий в Германию. «База с трофейным оружием находилась на окраине Вязьмы. Рядом проходила ветка железной дороги на Калугу. Часть снарядов и мин мы закапывали в землю, а часть складывали в специальные штабели. Немцы планировали использовать их для стрельбы из наших же трофейных пушек. Так же поступали и в нашей армии, когда на поле боя после отступления немцев оставались пушки и снаряды, их использовали для стрельбы по немецким позициям».
Пленные работали на конных повозках – привозили на склады и сортировали трофейные снаряды и мины, захваченные немцами в боях, а также занимались заготовкой и развозом дров для отопления домов для немецких солдат и офицеров штаба, немецких госпиталей в городе, топкой печей, уборкой помещений штаба; небольшие группы (по 8-12 человек) работали в мастерской по дублению шкур домашних животных, в основном овечьих, из которых потом для немцев шили теплую одежду, рукавицы, по ремонту часов и т. д. Условия жизни в этом «малом» лагере также были тяжелыми, но появлялась надежда на выживание суровой зимой 1941–1942 гг.
Среди немецких солдат были разные по своему моральному облику люди. «Пожилые немцы, а также выходцы из рабочего класса сочувствовали пленным. Были случаи, когда пожилой немец, наблюдая за работой пленных, изнуренных тяжким трудом и голодом, говорил: „Арбайтен зи лангзамер“ – „Работайте медленно“. Но таких было мало. В абсолютном большинстве немецкие солдаты ревностно исполняли свой долг и требовали от русских пленных напряженного труда, без исключений. За любой случай, когда немецкому охраннику казалось, что пленный работает слабо, немец применял дубинку или другой способ принуждения» (из воспоминаний А. М. Петербурцева)[110].
103
Из статьи В. Антонова «Вязьма сегодня» в газете «Известия» от 20.04.1943 г.
104
Из воспоминаний Александры Ивановны Сергеевой, жительницы д. Алферовo. Сайт «Алферове в Смоленской области». E-mail: [email protected]).
105
Из воспоминаний Елены Константиновны Ширшиной (URL:http://www.vfmgiu.ru/?show_news=42).
106
Могилевский поисковый вестник / Сост. Н. С. Борисенко. Могилев: Амелия Принт, 2012. Вып. 7. 276 с. Майстренко Т. А. Родная кровь. С. 221 (из воспоминаний А. М. Петербурцева).
107
Из воспоминаний Александра Михайловича Согрина о пребывании в «Дулаге-184» // Шилов С. Страшная одиссея солдата Согрина // Альманах «Тобол». 2009. № 1 (17), № 2 (18).
108
Из воспоминаний Валентины Александровны Кашиной. Записал сотрудник музея С. Борисов // Из фондов Вяземского краеведческого музея.
109
Могилевский поисковый вестник / Сост. Н. С. Борисенко. Могилев: Амелия Принт, 2012. Вып. 7. Из воспоминаний А. М. Петербурцева // Майстренко Т. А. Родная кровь. С. 221.
110
Там же.