Страница 8 из 13
Лэндис подробно рассматривает предысторию восстания, которое ни в коем случае не было спонтанным. Он показывает, как Гражданская война и политика военного коммунизма повлияли на изменение отношения крестьянства к власти большевиков, на ментальность, уровень жизни широких крестьянских масс в Тамбовской губернии. Крайне жесткие требования по мобилизации в Красную армию и выполнению «норм» продразверстки все более отчуждали крестьян от партии большевиков, которая только на словах защищала их интересы, но никогда не понимала их. Прослеживая историю организации институтов новой власти в Тамбовской губернии, автор характеризует комбеды как искусственную силу, которую большевики создали для того, чтобы перенести акцент «классовой войны» в деревне, разворачивавшейся сначала между крестьянами и бывшими помещиками, в гущу крестьянства (с. 10–11). Однако комбеды не имели никакой реальной опоры в деревне. Недовольство крестьян политикой военного коммунизма накапливалось не только по мере усиления давления на них местных властей, но и по мере того, как росло ощущение, что к 1920 г. за продотрядами и комбедами уже не было серьезной военной силы.
В книге отмечается, что тамбовские крестьяне с готовностью пользовались первым же случаем, чтобы сбросить власть большевиков, и показано, какую роль играли в этом демобилизованные красноармейцы и дезертиры, число которых в регионе, где власть в 1918–1919 гг. переходила из рук в руки, постоянно росло. Анализируя динамику развития событий, социальный состав участников, причины, побудившие их принять участие в вооруженном сопротивлении политике большевиков, автор стремится отделить «слухи от фактов» и в значительной мере по-новому интерпретирует политические, военные и социальные аспекты повстанческого движения и специфику его подавления.
В отдельной главе прослеживаются «этапы пути» Антонова от участника эсеровских «экспроприаций» 1905–1907 гг., политкаторжанина, освобожденного Временным правительством, сотрудника, а затем и главы местного (Кирсановского) отделения милиции в течение лета 1917 г. до одного из руководителей восстания (с. 43–57). Хотя, как отмечается в книге, Антонов всегда бравировал своим эсеровским революционным опытом, однако, по мнению автора, «очевидная» для советских историков связь Антонова и других лидеров повстанцев с эсерами не означает, что эта партия была причастна к организации восстания и играла в нем какую-то значимую роль. Связь руководителей восстания с эсерами не свидетельствует о каких-либо серьезных идеологических пристрастиях руководителей восставших. Автор считает, что они руководствовались чисто прагматическими соображениями – тем, что и до революции 1917 г. эсеры были фактически единственной партией, лозунги и программа которой были наиболее понятны крестьянам и поддерживались ими. Несомненно для Лэндиса и то, что в самой крестьянской среде были в ходу эсеровские лозунги, однако в массе своей крестьянство было лишено всяких партийных пристрастий и руководствовалось только соображениями «практической целесообразности». Для крестьян гораздо более прочными, чем связи с эсерами, являлись родственные связи и товарищеские отношения с сослуживцами по царской или Красной армии. Именно они, а не какие-либо идеологические предпочтения позволили повстанцам расширить свое влияние в регионе, сплотить силы и выступить против большевиков достаточно мощно и на первых порах эффективно.
Сам же Антонов был «идеологически беспринципен», и только неудовлетворенные амбиции, недостаточно быстрый карьерный рост в силовых структурах новой власти, а также ощущение скорого краха большевизма побудили его к радикальному повороту в своей судьбе (с. 50). Автор убежден, что слишком много фактов неумелости, авантюрности «политической линии» малочисленной местной большевистской администрации, и очевидное отторжение крестьянами проводимой новой властью политики разграбления деревни поддерживали уверенность не только братьев Антоновых, но и других руководителей восставших в целесообразности выступления против большевиков.
В книге анализируются сведения об армии партизан, данные по составу участников, их активности, вовлеченности разных слоев деревни в конфликт с новой администрацией, вылившийся в вооруженное противостояние. Рассматривая тактику и действия восставших, в частности то, насколько она соответствует представлениям о «партизанской» борьбе или «бандитизме», автор проводит сравнение с выступлениями крестьянства против большевиков в других частях страны, в том числе с махновщиной, где «элемент бандитизма» был выражен более явственно. Лэндис отмечает также, что в отличие от восстания белочехов, не имевшего реальной связи с интересами русского народа, антоновщина выражала эти интересы непосредственно и отражала самую суть недовольства крестьян.
Фактически спонтанно выступив со своей милицейской дружиной 24 августа 1920 г. против продотряда, Антонов убедился в беспомощности власти большевиков на юго-востоке области. Очень скоро повстанцы установили полный контроль фактически над третью Тамбовской губернии. Опираясь на сформированные там ячейки Советов трудового крестьянства (СТК), восставшие сумели сформировать вооруженные отряды и наладить их снабжение продовольствием. В отличие от комбедов СТК оказались более способными, по крайней мере на первых порах, наладить взаимопонимание с крестьянами и организовать снабжение повстанцев продовольствием.
Успеху восстания, считает автор, способствовала и агитационная кампания, развернутая Антоновым. По всей Тамбовщине читались прокламации, в которых утверждалось, что восставшие борются во имя «свободы» за интересы не только крестьянства, но и рабочих, и всех «трудящихся масс». В обращениях Антонова к крестьянству основной целью восстания провозглашалось свержение большевиков и установление «подлинно народной власти». Автор убежден, что Антонов строил далеко идущие планы, рассчитывая на поддержку соседних Саратовской, Воронежской и Пензенской губерний, откуда приходили ободряющие заявления. Были попытки наладить контакты с Махно. Однако, считает Лэндис, успех мятежников зависел в большой мере от слабости и замешательства партийного и советского аппарата, где господствовали некомпетентность, склоки партийных функционеров, многочисленные внутрипартийные конфликты и разногласия практически по любым вопросам, недоверие местных должностных лиц к «посторонним», присланным Москвой. Осложняла ситуацию нехватка кадров и вооружения (с. 102, 162).
Тамбовская власть пыталась внушать центральному руководству, что положение под контролем, успехи восставших временны и даже что «бандиты разгромлены». Изображая восставших как заурядных «бандитов» – скопление убийц и воров, используемых эсерами, местная власть уделяла «разоблачению происков» эсеров, кулаков и прочих «враждебных» элементов больше внимания, нежели фактическим военным действиям. В то же время руководители восстания, используя популярные среди крестьянства эсеровские программные установки и лозунги, старались создать впечатление серьезного политического движения, способного к свержению большевиков.
Однако вплоть до появления во главе местного ЧК Антонова-Овсеенко с его установкой на «суровую и беспощадную» расправу с инакомыслием и контрреволюцией местные партийные и советские руководители находились в условиях фактического террора по отношению к ним со стороны восставших. Лэндис описывает отчаянное положение красноармейцев маленьких гарнизонов, продотрядов, оказавшихся блокированными в уездных городах, их беспомощные попытки организовать сопротивление или развить какие-либо активные действия против восставших. Но как только центральная власть по-настоящему осознала угрозу и послала на подавление «бандитского мятежа» целую армию во главе с Тухачевским, судьба восстания была решена. В начале июня 1921 г. повстанцы были рассеяны, а 24 июня 1922 г. были убиты и долго скрывавшиеся братья Антоновы.
Достаточно быстрое подавление восстания, полагает автор, было вызвано многими факторами. Одним из них он считает прагматический характер крестьянского сопротивления, а также тот факт, что ни примкнувшие к восставшим дезертиры, ни помогавшие им местные крестьяне не были настроены принципиально антисоветски и проявляли к «бандитским» группировкам лишь обусловленные обстоятельствами симпатии (с. 41). Когда центральное правительство, наконец, применило военную силу, крестьяне, вполне практично рассудив, что к чему, оставляли ряды мятежников.