Страница 7 из 12
В свою очередь, и естествознание, и философско-научные исследования накопили фундаментальное теоретическое обоснование того, что не только социальный, но и физический мир, и вообще развитие, в какой бы области оно ни происходило (в природе, обществе, науке), есть в основе своей единая – именно статистическая, прецедентная – реальность. То есть глубинный предмет и ОН, и ЕН – единый, что и выступает фундаментальным обоснованием моделирования единства ЕН и ОН. Действительно, уже довольно давно выяснилось, что базовые вселенские процессы и на макроуровне, и на внутриатомном уровне, такие как вселенский термодинамический процесс, а также физические процессы, описываемые теорией относительности и квантовой механикой, носят статистический, т.е. вероятностный характер. Это процессы, где (аналогично социальным явлениям и процессам) фундаментальную роль играет случай – непрогнозируемое изменение, вызывающее к жизни реальность, которой раньше не было. Мощный вклад в понимание, что фундаментальные вселенские процессы имеют статистический характер, внесла эволюционная теория Ч. Дарвина, показавшая не просто эволюцию биологических систем, но эволюцию, которая носит именно прецедентный характер, обязанную прецедентам (случаям) индивидуальных отклонений от видовых признаков. Ч. Дарвин впервые со времен Аристотеля пришел к идее, что тот или иной наличный биологический вид – не сотворенная в готовом виде и неизменная данность, но реализованная возможность из заложенного в индивиде множества подобных возможностей, когда данный биологический вид мог бы быть и другим. Это и есть признание прецедентного характера биологических систем, саму возможность изменений, эволюции, развития которых и обосновал Ч. Дарвин, указав на прецедентный характер биологической эволюции – на то, что индивид «волен» в силу непредсказуемого, случайного стечения обстоятельств и факторов положить начало некоему новому виду. Тем самым любой наличный биологический вид оказывается прецедентным, вероятностным продуктом, продолжающим существовать лишь до тех пор, пока достаточное число его индивидов воспроизводят из поколения в поколение его признаки. И всегда есть вероятность прецедента накапливания на индивидуальном уровне признаков нового вида, который и реализуется, когда этот прецедент становится статистически значимым. Согласно Ч. Дарвину, общее (вид, класс и т.п.) не является для единичного непреложным законом, не превращает единичное в свою марионетку. Напротив, именно единичное создает статистический прецедент общего. И общее оказывается статистическим именем для эмпирически складывающихся «образцов» реальности.
Прецедентно складывающаяся реальность может быть любой – эволюцией видов, как у Ч. Дарвина, или, как у Т. Куна, научным развитием. Кстати, идея Т. Куна о научном развитии через смену «образцов» – парадигм научной практики очень напоминает эволюционную теорию Ч. Дарвина, и ключевое у Т. Куна понятие «парадигма» в точности совпадает с понятием «биологический вид» у Ч. Дарвина – как прецедентно складывающаяся «матрица» соответствующей практики, когда практика всегда может отвергнуть «матрицу», если создаст иные прецеденты. Ч. Дарвин в естествознании XIX в. и Т. Кун в философии науки XX в. сделали сходное фундаментальное открытие, заключающееся в том, что «виды» («парадигмы») исторически меняются, обновляются по индивидуальным прецедентам, непредсказуемым в силу самого системного качества реальности, в которой эти «вольные» прецеденты не только происходят, но и должны происходить. Ч. Дарвин и Т. Кун, руководствуясь научной добросовестностью, совершили даже нечто «запретное» с точки зрения укорененного в человеческом мире и спасительного для человеческого сознания мифа. Они разрушили миф о том, что окружающая человека действительность и сам человек как ее часть надежно защищены некими «генеральными смыслами», неким «общим», организующим все видимое многообразие единичных вещей, явлений и событий в систему «объективных законов». Они показали, что само «общее», закономерное, воспроизводящееся во времени складывается в прецедентных системах и поэтому является относительным, зависимым от времени и места.
Собственно, статистический, прецедентный характер вселенской реальности (в данном случае в отношении физической реальности) математически установил И. Ньютон в законе всемирного тяготения, который не действует там, где нет масс, т.е. оказывается, что законы ньютоновской механики носят статистический характер, поскольку «последняя» физическая реальность представляет случайное распределение масс во вселенной. Продемонстрировал прецедентный характер физической реальности А. Эйнштейн, опровергнув в своей теории относительности представление об абсолютных времени и пространстве – показав их относительность, условность, зависимость от скоростей: переход из ньютоновской физической реальности в эйнштейновскую физическую реальность происходит при скоростях, близких к скорости света (300 000 км/сек). И если даже физическая реальность в своем фундаменте представляет прецедентную систему, то прецедентный характер социальной реальности, выстраиваемой во взаимодействии множества индивидуальных воль, очевиден. Люди сами создают прецедентную систему «общество» и сами же для собственного психологического комфорта творят для себя «абсолюты», передавая им свою ответственность. Отсюда – важный для человека миф о детерминизме как надежно упорядоченном, закономерном, предсказуемом, планомерном бытии. Однако реальность – физическая, биологическая, социальная – разрушает этот психологически удобный для человека миф, усилиями науки представая перед людьми фундаментально прецедентной картиной мира, в которой желанный детерминизм оборачивается психологически некомфортным «детерминизмом случая», выравнивающим права и ответственности единичного и общего, индивида и вида, отдельного гражданина и власти, поскольку общее в качестве своей функции управления обязано не самому себе, но прецедентному раскладу единичного в данное время и в данном месте. То есть получается – суть не в результатах, но в самой процедуре прецедентного их получения.
Понятие «процедура» – ключевое в понимании того, что такое наука, научный метод. Современная (начиная со второй половины XX в.) философия науки демонстрирует, что узаконивание научной, так называемой «объективной» истины происходит не в результате ее эмпирического обоснования, но в результате правильной процедуры ее получения. Этим современная философия науки вносит большой вклад в формирующуюся сегодня новую парадигму научного развития, обязанную в конечном счете новым коммуникационным технологиям, сделавшим человеческую коммуникацию глобальной и беспрецедентно демократичной. Эффекты глобализации для общества и науки заставляют, например, пересмотреть привычный в философско-научном сообществе образ П. Фейерабенда как эпатажного философа. Действительно, в представлении П. Фейерабенда, институт науки, как он сложился в мире с Нового времени, осуществляет процедуру – но не объективного, родившегося вместе с человеком познания как такового, а того, что называется научным мировоззрением. Научное мировоззрение, как любое мировоззрение, представляет лишь одну из возможных картин мира на правах исторической традиции. Историческая же традиция когда-то возникает и подвержена изменениям вплоть до собственного исчезновения – просто потому, что исторически меняется, развивается ее социальный, человеческий контекст. Для П. Фейерабенда наука как научная традиция (как и любая историческая традиция) – не более чем процедура, нацеленная не на какие-либо результаты, а на воспроизведение себя самой с помощью выполнения определенных норм, стандартов, метода, которые называют научными и декларируют в качестве средств для достижения объективной истины.
Если П. Фейерабенд и «радикал», то вся его радикальность проявилась лишь в том, что он развернул логику идеи приоритета процедуры познания над результатами познания в картину научного познания, которое не только может мотивироваться, но и реально мотивируется интересами, посторонними по отношению к интересу достижения истины. Эта уверенность П. Фейерабенда в «посторонних интересах» ученых – эксцесс его концепции научного развития, но концепции, в целом верно понимающей науку как одну из традиций, которые выстраивает человек и суть которых – воспроизведение самих себя в соответствующих процедурах. П. Фейерабенд критикует научную традицию прежде всего за ее реальные или воображаемые социальные минусы, которые несет в себе любая историческая традиция. Действительно, любая традиция стремится к самосохранению, и поскольку она обязательно эволюционирует, это усиливает ее стремление к самосохранению, и для нее существует два способа самосохраниться: (1) элитарная самоизоляция от общества и (2) самореформирование по вызовам собственной социальной эволюции. Суть концепции научного развития П. Фейерабенда в том и заключается, что он критикует сложившуюся в Новое время научную традицию именно за выбор ею способа (1) самосохранения. Этим и объясняется весь адресованный науке разоблачительный пафос П. Фейерабенда, за который он был прозван «эпистемологическим анархистом». Между тем «анархизм» П. Фейерабенда – это защита им способа (2) самосохранения науки в обществе. Он выступает за реформацию – именно демократизацию – института науки. В сущности, «анархизм» П. Фейерабенда – выступление против сложившегося в науке авторитарного порядка, когда плюрализм интеллектуальных результатов подавляется властью академически авторитетных идей и академических авторитетов, стоящих на страже элитарной (замкнутой в академическом сообществе) модели познания. И это не только эпистемологический, но и социальный протест П. Фейерабенда, поскольку он прямо называет системным изъяном существующей модели науки вовсе не дефицит средств получения достоверного знания, но дефицит в ней эпистемологической и социальной демократии. По П. Фейерабенду, устранение этого дефицита – все, что науке нужно для выполнения в обществе своей миссии поставщика «объективных истин» в форме теоретического знания и технологий.