Страница 2 из 9
Первую часть сборника открывает статья Ли А. Фароу (Обернский ун-т) «Связующие нити: Роль рода в наследственном праве и праве собственности в России», посвященная особенностям русского земельного и наследственного права. Сравнивая отношение русского дворянства к своим земельным владениям с позицией дворянства в ряде других европейских стран, автор показывает принципиальные расхождения в этом вопросе между Россией и ее западными соседями. Так, в Европе на протяжении столетий вырабатывались принципы единонаследия или, по крайней мере, системы ограничений при передаче земельных владений по наследству с целью предотвратить дробление имений. Русские дворяне, напротив, предпочитали делить поместье поровну между сыновьями; введенный Петром I в 1714 г. закон о единонаследии встретил широкую оппозицию и был отменен Анной Иоанновной в 1731 г. Однако наиболее ярким отличием русского земельного права был механизм выкупа земли: родственники помещика, продавшего или заложившего землю, имели право добиться ее передачи в их владение за выкуп. Тем самым закон защищал права рода. Его применение приводило к тому, что даже после оформления купли-продажи покупатель земли еще не становился ее собственником в полном смысле слова, поскольку не мог быть уверен, что сделка не будет оспорена, тем более что срок давности, в течение которого родственники лица, продавшего землю, могли воспользоваться своим правом на ее выкуп, составлял 40 лет и только в 1737 г. был уменьшен до трех лет. Тем самым новый владелец земли не был заинтересован в ее скорейшем благоустройстве и использовании из-за риска вновь потерять ее. Подходы к регулированию земельной собственности, столь упорно защищаемые русским дворянством, на деле не столько укрепляли, сколько подрывали его позиции в экономике и в обществе.
С. Маккефри в статье «Капитал, усердие и частные банки в экономических воззрениях государственного деятеля девятнадцатого столетия» подробно анализирует взгляды графа Н.С. Мордвинова (1754–1845) – в 1823–1840 гг. президента Вольного экономического общества, одного из первых представителей политической экономии в России, по вопросу о путях развития русской банковской системы. Автор рассматривает и общеевропейский контекст изучаемой проблемы, разбирает основные особенности ранней истории европейских банков; воззрения Мордвинова сравниваются с представлениями английского экономиста Д. Рикардо, занимавшегося аналогичной проблематикой. По словам Маккефри, говорить о принципиальном отличии банковской системы, сложившейся в России, от всей остальной Европы неверно: «На пороге девятнадцатого века российская банковская система была уникальной, точно так же, как и любая другая. Невзирая на определенные общие черты, происходившие от тех задач, которые должны были решать банки, финансы и кредит, разные страны Европы заводили собственные доморощенные и идиосинкразические порядки, соответствующие особенностям их политического, географического, коммерческого и финансового положения. Хотя России недоставало той интенсивности торговых операций, которая породила первые банки, в своей основе история русского банковского дела похожа на историю банков в других странах континента» (с. 34). Сравнивая взгляды Мордвинова и Рикардо, автор показывает их значительное сходство (убежденность в необходимости активно развивать частные банки в провинции, чтобы стимулировать развитие местной экономики и др.). Такое сходство вызывает особый интерес, учитывая серьезные различия между русской и английской экономикой. Огромная протяженность территории России приводила, например, к тому, что покупательная способность бумажных денег не только отличалась от таковой у серебра, но и различалась в разных регионах страны. Идеи Мордвинова не нашли отклика в правящих кругах России, но значение его работ не следует недооценивать. Это не было только переносом идей А. Смита на русскую почву, но и дальнейшим их развитием, оказавшим существенное влияние на последующую эволюцию отечественной экономической мысли.
В статье Б.В. Горшкова (Обернский ун-т) «К всеобъемлющему закону: Царское фабрично-трудовое законодательство в европейском контексте, 1830–1914 гг.» рассматривается эволюция трудового законодательства в царской России. Автор особо отмечает, что эта чрезвычайно важная тема до сих пор почти полностью игнорируется российскими и зарубежными исследователями, в то время как по истории трудовых отношений и трудового права на Западе существует богатейшая литература и появляются новые работы. Несмотря на то, что промышленная революция в России состоялась позже, чем в Западной Европе, формирование отечественного трудового законодательства происходило почти синхронно с аналогичными процессами на Западе – в течение XIX и в начале XX в. Первые законы, регулирующие положение рабочих, появились еще в 30-е годы XIX в. с растущим применением вольнонаемного труда, который неуклонно вытеснял на фабриках труд крепостных. Закон 1835 г. ввел письменный трудовой договор как юридическую основу трудоустройства. В 1845 г. был издан первый закон, ограничивающий детский труд. Эти правовые документы были еще фрагментарны, однако их появление способствовало дальнейшему обсуждению затронутых вопросов. В ходе начавшихся дискуссий постепенно вырабатывались и расширялись представления о правах рабочих, что нашло свое отражение в новых законах 60–70-х и особенно 80-х годов XIX в. В 80-е годы был издан целый комплекс нормативных актов, всесторонне охватывающих разные составляющие жизни рабочих, включая условия труда, медицинское обслуживание, образование и др.; была учреждена фабричная инспекция. В 1905–1906 гг. были легализованы забастовки и профсоюзное движение, в 1912 г. создана система государственного медицинского страхования. Таким образом, «в течение девятнадцатого и первых лет двадцатого века фабричное законодательство имперской России прошло путь от отрывочных законодательных актов к завершенному, связному уставу о промышленном труде 1913 г.», потенциально способному «значительно облегчить положение рабочих, не сорви Первая мировая война все подобные начинания» (с. 65).
Ф. Вчисло (ун-т Вандербилта, США) в статье «Перечитывая старые тексты: Сергей Витте и индустриализация в России» анализирует экономические воззрения С.Ю. Витте в 80-е годы XIX в. и прежде всего его представления о роли железных дорог в национальной экономике и предполагаемом их развитии. К этому времени Витте имел уже значительный опыт работы в администрации Общества Юго-Западных железных дорог, детально изучил работу железнодорожного транспорта, его положение в хозяйственной системе. Автор полагает, что изучение работ Витте указанного периода, еще до его прихода в большую политику, добавляет новые штрихи к портрету будущего реформатора.
Статья Б.В. Ананьича (Санкт-Петербург) «Религиозные и национальные аспекты предпринимательства в России» представляет собой краткий обзор такого явления, как старообрядческое и еврейское предпринимательство (автор упоминает еще об аналогичной проблеме мусульманского предпринимательства, также до сих пор по-настоящему не исследованной, но подробно на ней не останавливается).
Вторую часть сборника открывает статья Сусанны Рэбоу-Эдлинг (ун-т Упсалы) «Роль “Европы” в русском национализме: Переосмысливая отношения между Россией и Западом в славянофильской мысли», посвященная восприятию Европы в русском славянофильстве. Автор показывает истоки славянофильства, его основные идеи и аргументы, связь с другими течениями в общественной мысли. В современной европейской и американской литературе философия славянофилов рассматривается зачастую как антизападническая, изоляционистская. Между тем, подчеркивается в статье, славянофилы никогда не призывали к изоляции России от западной культуры. Возникновение славянофильства было результатом проникновения в Россию идей европейского романтизма, согласно которым только через развитие национальных культур может расти и развиваться человечество в целом. Тем самым простое внешнее подражание Западу, свойственное образованным слоям русского общества в XVIII в., становилось неприемлемым. Подобно европейским романтикам, славянофилы использовали биологическую аналогию, рассматривая каждую культуру как самостоятельный организм, проживающий собственную жизнь – рождение, рост, расцвет, увядание; искусственная «имплантация» чужеродного материала, как представлялось, только вредит этому процессу. Приводился также аргумент о кризисе европейской культуры, пронизанной рационализмом. Однако практический вывод из этих рассуждений должен был, по мысли славянофилов, состоять не в отстранении России от европейской культуры, а в создании подлинно национальной культуры путем синтеза западного наследия с отечественной традицией. Только таким образом Россия, как предполагалось, могла бы стать достойным членом европейской культурной «семьи», только на этом пути ее культура могла бы приобрести мировое значение и признание (с. 108–109).