Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 11

Во-первых, он не учитывает внешний фактор, а проводимая США кампания по демонтажу «авторитарных режимов» делает вполне вероятным вмешательство Запада во внутренние дела России на стороне «несогласных». И в этой ситуации идеологическая «рыхлость» режима будет играть лишь против него.

Во-вторых, в российском обществе имеется запрос на «концептуальность» проводимого властью политического и социально-экономического курса. Опросы общественного мнения показывают, что большая часть населения России ждет от руководства страны активной позиции и формулирования четких и понятных идеологических приоритетов.

В этом плане «тренд стабильности» фактически исчерпал себя, и в настоящий момент ощущается запрос на перемены, правда, пока еще под эгидой власти. Если же на этот запрос руководство страны не сможет или не захочет ответить, то такая ситуация чревата переходом идеологической инициативы к непримиримой оппозиции.

Исламская цивилизация и современный мир

События на Арабском Востоке, гражданская война в Ливии, преследование коптских христиан в Египте, возрастающее число этнических и религиозных конфликтов в мире вновь актуализировали вопросы межцивилизационного партнерства и сотрудничества. Вновь зазвучали идеи о якобы неизбежном конфликте цивилизаций как мегатренде развития человечества, вновь возникает тень Самюэля Хантингтона. Согласно его теории, современный мир – это взаимодействие цивилизаций, которое по ряду причин может превратиться в столкновения и войны локального и глобального характера. Основной тезис состоит в том, что различия между цивилизациями огромны и еще долго будут оставаться таковыми. С его точки зрения, цивилизации-метакультуры не схожи по своей истории, образу жизни и, что самое важное, по религиям. У людей различных цивилизаций отличаются представления о мире в целом, о свободе, о моделях развития, о соотношении индивида и общества, о вере и Боге. Основополагающим является положение о том, что межкультурные различия более фундаментальные, чем политические и экономические.

Сегодня в России, формулирующей собственную точку зрения на многие процессы на международной арене, во многом необходимо критически подходить к изыскам западных идеологов, пропагандирующих «универсальные подходы» к складывающимся процессам и возникающим в международной жизни явлениям.

Своим открытием С. Хантингтон считает определение роли и места культурного фактора в мировой политике. При всей важности культурного фактора представляется, что С. Хантингтон искажает его роль, заявляя, будто разные потенции политического и экономического развития у разных цивилизаций коренятся в их разной культуре. Например, он утверждает, что именно культурный фактор создает в Восточной Азии трудности с установлением демократических систем. Однако достаточно сравнить Северную Корею и Южную Корею или, например, Гонконг и Тайвань с Китаем, чтобы увидеть, что дело заключается вовсе не в культуре, а в политическом режиме. Столь же сомнительно звучит обвинение исламской культуры в неудаче демократических опытов в мусульманском мире – достаточно сравнить те же Пакистан и Турцию с Сирией или Ираком.

Разнообразие отмечается даже в бывшей советской Средней Азии, где Казахстан гораздо дальше продвинулся по пути развития демократического общества, чем, например, тот же Туркменистан. Между тем С. Хантингтон безапелляционно заявляет, что развитие в посткоммунистических странах определяется, прежде всего, их цивилизационной подосновой: прогресс наблюдается там, где имеется наследие западного христианства. В связи с этим возникает вопрос, можно ли сказать, что, например, Западная Украина продвинулась по пути прогресса дальше, чем Восточная Украина?





Фактически он рассматривал «цивилизации» как необычайно устойчивые общества, неспособные к выработке каких-либо значимых общих культурных элементов. Из этого можно сделать вывод о якобы имманентно присущих их взаимоотношениям взаимном непонимании и враждебности. Следовательно, напряженность между ними объясняется не какими-либо реальными интересами с их своеобразной исторической динамикой, а культурными различиями. Вот почему отдельные эксперты заявляют, что «проблема для Запада – не исламский фундаментализм, а ислам как иная цивилизация». Такая постановка вопроса крайне неверна и крайне опасна для будущей единой Европы. Тем более она неприемлема для России, где живет 14–16 млн. граждан, представляющих народы, которые придерживаются исламской традиции. Весь исторический опыт нашей страны свидетельствует: возможен не только диалог между христианством и исламом, но и их сотрудничество.

В России, несмотря на стремления некоторых экстремистов с обеих сторон, не удалось спровоцировать раскол между православными и мусульманами. Между тем басаевско-масхадовские сепаратисты, всячески подчеркивающие свою верность исламу и исламской солидарности, ухитрились напасть на Дагестан и получили отпор от местных патриотов, вовсе не желающих становиться частью нового Халифата. Рассчитывая на солидарность в мусульманском мире, чеченские сепаратисты были разочарованы, не получив той всеобъемлющей поддержки, на которую они рассчитывали. Эта неудача постигла балкарских и карачаевских радикалов. Нельзя также не признавать, что ваххабиты не имеют большой поддержки среди российских мусульман. События августа 2008 г. вокруг Грузии – еще один аргумент в пользу несостоятельности конфликта цивилизаций. Православная Грузия осуществила акт агрессии в отношении такой же православной Южной Осетии, но зато в последние годы ею были установлены теплые отношения с мусульманскими странами – Азербайджаном и Турцией.

Вполне очевидно, что всякая умозрительная конструкция подтверждает свою обоснованность, лишь пройдя проверку реальностью. Ремесло предсказателя неблагодарно. Однако политический опыт и социально-культурная практика подтверждают, что «западноцентристское» мышление как монополия на представления о путях и средствах человеческого прогресса изживает себя, уступая место культурному многообразию.

Другой подход основан на отношении к каждой культуре как к ценности, к источнику взаимного культурного обогащения. Согласно Д.С. Лихачёву, «культура не имеет границ и обогащается в развитии своих особенностей, обогащается от общения с другими культурами. Национальная замкнутость неизбежно ведет к обеднению и вырождению культуры, к гибели ее индивидуальности». Именно наше Отечество сегодня выступает уникальным примером пластической сложноорганизованной системы межкультурного взаимодействия, достойно выдерживающей драматические испытания на прочность и вносящей творческий вклад в мировую историю. Как подчеркивал академик А. Гусейнов, диалог культур, партнерство цивилизаций – это сегодня не только теоретические конструкции высшего порядка, но это и повседневность миллионов людей. И именно такой диалог культур особенно характерен для России, и прежде всего для районов Кавказа и Поволжья. По хантингтоновскому определенно, эти территории относятся к зонам цивилизационного разлома, где в первую очередь и должны якобы произойти конфликты. Реальная практика населения этого региона есть лучший аргумент против сторонников конфликта цивилизаций. Еще раз сошлюсь на академика Гусейнова, который говорил о пространстве диалога, о контактных зонах культуры.

Я хотел бы иллюстрировать этот тезис на конкретном опыте взаимодействия и взаимной адаптации в этнически смешанных селениях Урало-Поволжского региона.

Территория Приволжского федерального округа является одним из полиэтничных регионов России. Она населена разными по языку и культуре финно-угорскими (мордва: эрзя и мокша, удмурты, бесермяне, марийцы), тюркскими (чуваши, башкиры, татары, в том числе кряшены и мишаре), восточнославянскими (русские, украинцы, белорусы) народами. Этническую палитру дополняют переселенцы конца XIX – начала XX в.: латыши, эстонцы, немцы, евреи, поляки, а также современные мигранты из Средней Азии и Кавказа. Полиэтнический состав населения Волго-Уральской историко-этнографической области определил также ее поликонфессиональность. Здесь проживают последователи традиционных этнических религий (удмурты, марийцы, чуваши), суннитского ислама (башкиры, татары), православного христианства (русские, белорусы, украинцы, мордва, чуваши, кряшены, марийцы, удмурты и т.д.), старообрядчества (русские, мордва), католицизма (поляки, латыши), протестантизма: лютеране (немцы, эстонцы, латыши), баптисты, меннониты (русские, немцы и др.), иудаизма (евреи).