Ссудный день

- Нет, я туда не пойду.

- Пойдешь, ведь старших нужно слушать. А сейчас ты даже не будешь помнить. Я тебя кое-куда перенесу.

–––––––––––-

Большой деревянный дом. В одной из комнат прямо на полу лежал капитан Ерофеев. После вчерашнего его тошнило, и было плохо. Он привстал, его начало бросать из стороны в сторону.

- Старшина, старшина! Агафонов, да, черт тебя побери, где ты есть?

В комнату вошел Агафонов и сказал:

- Товарищ капитан, я вас слушаю.

- Дай мне что-нибудь, мне плохо.

- О, товарищ капитан, это я знаю.

- Ты слушайся старших по знанию и принеси мне что-либо испить.

Через некоторое время Агафонов принес водку. Ерофеев выпил и с облегчением вздохнул:

- Вот это да, вот мы вчера дали…

- Товарищ капитан, я не знаю кто ты. Но то, что вы вчера натворили с полковником Воснецовым, на меня до сих пор наводит ужас.

- Слушай, что ты имеешь в виду?

- Разве вы и, правда, ничего не помните?

- Нет, я ничего не помню. Так что же все-таки случилось?

- Хорошо, слушайте. Вчера изрядно выпив, вы пошли в седьмой барак, убили майора. А этому генералу, что доставили позавчера, вы отрезали голову. Я смотрел на все это со стороны и видел в вас не людей, а обыкновенных зверей.

- Слушай, Агафонов, ты о чем говоришь?

- Да о том, что видел.

- Допустим, все было так, но ведь я сотрудник НКВД и мне можно все. Запомни раз и навсегда, когда человека покидает страх, он становится зомби. И ты для меня не указ.

- Товарищ капитан, я то не указ, но я люблю тишину. И когда эта тишина наступает для каждого человека, наступает отдых для души. А у вас этого нет, да и у полковника тоже. Но это еще не все. В женском девятом бараке вы изнасиловали двух заключенных женщин. Затем распороли им животы и с пьяным дурацким смехом покинули барак.

- Во, Агафонов, ты даешь. Неужели ты не хочешь служить в войсках НКВД?

- Я здесь нахожусь по призыву и мне скоро увольняться. Да, я понимаю тех людей, которые сидят у нас. Они политзаключенные, репрессированные. Но, поверьте, товарищ капитан, они же люди.

- Ты мыслишь хорошо, я тебе ставлю положительную оценку. Скажи мне, куда вы дели трупы, вы их прикопали?

- Товарищ капитан, как же их прикопаешь, когда здесь вечная мерзлота.

- Агафонов, ты меня извини, но вот, когда я ночью спал, мне казалось, что я нахожусь в море.

- Товарищ капитан, до Белого моря - 150 верст, до Черного – более 6000 тысяч. И там быть вы никак не могли.

- Значит, мне все это приснилось. Да я и сам порой задумываюсь, кто я на самом деле. Родителей своих не помню, где родился тоже. Но исполняю волю таких же бесноватых, как и я, которые находятся у власти. Это придумано не мной. Все же есть какая-то сила, которая портит все живое. Думаешь, это я убивал их, нет, это не я. Но кто-то через меня. А сейчас скажи мне, почему у меня болит щека?

- Товарищ капитан, это вы зацепились о дверной крючок вчера и порвали себе щеку. Посмотрите, какая лужа крови на полу.

Ерофеев встал, его шатало из стороны в сторону. Он посмотрел на лужу крови, затем подошел к окну и внимательно посмотрел на ту жизнь, которая окружала его. Вокруг стояли бараки, сосны были покрыты инеем: «Странно, вроде бы я это все вижу впервые. Неужели я живу во сне».

Агафонов, мне хочется забыться.

- Да нет, товарищ капитан, от самого себя никуда не денешься. Вам бы исповедоваться у нашего лагерного священника.

Он засмеялся:

- Ты что хочешь, чтобы я еще одну голову отрезал. Я на это никогда не пойду. И то о чем они проповедуют – это все неправда. Потому что у меня есть свой учитель. С 37 по 39 год я убил более полусотни людей. Но учти, я являлся только исполнителем. Я выполнял приказы. Иногда задумываюсь, меня ведь кто-то родил, хотя матери своей я не помню. Но бывают такие моменты, что я вижу небольшой лучик света, который пытается пронзить мое сердце. Но я окутан чем-то непробиваемым. Думай обо мне что хочешь, да я на тебя не в обиде. Тебя я не трону и не предам, хотя ты здоровый мужик и любые пытки выдержишь. Но я тебе этого не желаю. А о себе я как-то сам побеспокоюсь. Налей мне еще, и можешь идти.

Снова выпив стакан водки, Ерофеев подошел к окну и долго стоял молча. Он пытался вспомнить свое детство, но у него ничего не получалось. Перед ним стояли те убиенные лица, которых по приказу верховных учителей он убивал. Да, я только сказал Агафонову, что когда человека покидает страх, он становится зомби. Но на данный момент, хотя я и пьян, этот страх начинает возвращаться ко мне. Если он полностью вернется, значит, я стану человеком. А если я стану им, то белый свет для меня превратится в черную мглу, потому что я привык к одному. Это, судя по всему, предначертано моей судьбой. Я натворил много горя. С горем и уйду.

На улице поднялся ветер, сыпал сильный снег. Заключенные рубали лес, шумели пилорамы. И вот в этом шуме никто не услышал выстрела. Только лишь Агафонов. Вбежав в комнату, он увидел капитана, лежащего на кровати, рядом с ним лежал пистолет. Выстрел он сделал себе в рот.

- Эх, товарищ капитан, мне с одной стороны очень жаль твоего тела, с другой стороны душу твою мне не жаль, хотя у тебя, ее не было. Я всегда буду просить Бога, хотя это не по Божьи, чтобы, такие как ты, сами по собственной воле уходили с этого мира. Ты спрашивал за тех вчерашних убиенных, прикопал ли я их, нет, я этого не сделал. Но весной я это сделаю и над их общей могилой поставлю крест. Тебя же, мы отнесем в тайгу. Раз ты оказался зверем, то пускай звери сами решают, как с тобой быть. Может быть, тебе и нравилась такая жизнь, но ведь существует какой-то предел. Я сейчас нахожусь над тобой как священник, хотя отпевать тебя не буду. Тебя отпоют волки и медведи. Пусть твои кости сгниют не через сто лет, а через несколько дней. Чтобы их прах поглотила земля на веки вечные. Я буду всегда просить Господа о том, чтобы такие люди вообще не рождались. Хотя… не мне решать, я просто буду просить. Думаю, что страх вернулся к тебе, поэтому ты и сделал такое. Я же останусь при своем мнении.

- Анатас, вот ты и убедился, что я могу делать все, тем более ты. А сейчас можешь идти домой, и как я просил тебя, прибыть вечером на кладбище.

В один миг человек в черном балахоне исчез с моего поля зрения. Не знаю почему, но я заплакал, мне стало страшно. В то время я думал, что такое происходит со всеми людьми, но я ошибался. Море шумело, оно как бы звало меня к себе. Страх еще больше охватил меня, и я побежал к себе домой. Дома меня встретила мама:

- Сыночек, тебя кто-то обидел?

- Нет.

- Так в чем же дело?

- Мама, я и сам не знаю.

- Тогда тебе лучше поспать.

Я разделся и лег в постель. Спать не хотелось, меня одолевали разные мысли и всякого рода видения. Но самое главное, что все это происходило в красном свете. Моя сущность резвилась в пространстве, и в какой-то степени от этого я получал удовольствие.

Наступил вечер, все улеглись на ночлег. Со мной рядом лежал мой брат. От его хрупкого тела исходило тепло. Я же был холоден, меня всего трясло. Посмотрев в окно и увидев там луну, мне захотелось встать. Я встал и долго смотрел на этот тусклый свет. По небу плыли тучи, они только изредка закрывали от меня ночное светило. Повсюду лаяли собаки, их лай напоминал мне что-то родное. Я внимательно посмотрел в сторону кладбища, затем в сторону моря. И увидел нечто странное – со стороны моря по направлению к кладбищу двигались тени. Их было очень много. Они напоминали мне человеческие фигуры. У меня тоже появилось желание пойти вслед за ними. Родители крепко спали. Воспользовавшись этим, я вышел из дома, меня всего поглотила ночь. Тени окружали меня со всех сторон, и вместе с ними я направился в сторону кладбища. Шел я молча, но слышал шепот теней. Они говорили обо мне. И вот появились первые надгробные камни, я влился во владения тьмы.

- Анатас, вот сейчас ты видишь жителей моего царства.