То, что делает меня

– Базаров только и делает, что базарит, а Обломов – обламывает, – на одном дыхании весело выпалил Леха, уже окончательно играя на публику.

– Садись, клоун, – с трудом сдерживая гнев, презрительно фыркнула русичка. – Как был дегенератом, так и остался.

По классу прокатился ропот. Народ явно был на Лехиной стороне, и тот сел на место с видом победителя.

– Было прикольно, – сказал я ему, как только мы вышли из класса после звонка. – У нас бы за такое к директору потащили.

– А смысл? – раздалось позади.

Я обернулся – та самая рыжая, похожая на Трисс девчонка. И все, что я собирался сказать Лехе секунду назад, моментально вылетело из головы.

– За одиннадцать лет наш директор насмотрелся на Криворотова во всех видах, – поравнявшись со мной, она продолжила идти рядом.

– Далеко не во всех, – громко откликнулся Леха.

– А если она подписана на твою инсту? – засмеялась рыжая.

– Тогда во всех, – весело признал он, поднял с пола сделанный как заколка-прищепка белый бант и, ускорившись, ушел вместе с рыжей вперед.

Вблизи девушка понравилась мне еще больше: улыбка широкая и теплая, глаза светло-серые, дымчатые, как утренний туман, а непослушные волосы такого мягкого оттенка рыжего, вроде осенних листьев или меда.

На четвертом уроке выяснилось, что у нас физкультура. Формы, естественно, ни у кого не было, но на стадион все равно погнали.

На улице стояла дикая духота и безветрие, а с правой стороны уверенно ползала густая сине-черная туча, и спокойное ясное небо постепенно приобретало тревожный желтоватый оттенок.

Физрук Василий Викторович, кривоногий коротышка с торчащими в стороны усами и странным прозвищем – Полтинник, с вызовом зыркнул в сторону тучи, презрительно хмыкнул и велел всем построиться. Без восторга оглядел весьма малочисленный ряд, а заметив меня, подошел. Пощупал мышцы, легонько ударил кулаком в живот. Потом резюмировал:

– Сойдет. Спортом занимаешься?

– В позапрошлом году футбол бросил.

– Ну и дурак.

Он не спеша двинулся дальше, но вдруг, через пару человек от меня, встал как вкопанный, с полнейшим недоумением на лице. Я высунулся посмотреть, чего там такого интересного. И все тоже посмотрели.

На Дятла. Тот стоял себе ровненько, старательно вытянувшись по команде «смирно», даже и не подозревая, что голову его украшает пышный и нарядный белый бант. Тот самый, который Леха на полу нашел.

Девчонки закатились, парни захрюкали. Удивленное лицо Дятла, взволнованно хлопающего ресницами и крутящего головой в поисках того, что вызывает такое неудержимое веселье, выглядело нереально комично.

– Это что за барышня у нас? – подлил масла в огонь Полтинник. – Тоже новенькая?

– Нет, – совершенно серьезно ответил Дятел. – Это же я – Ваня Соломин.

– Не может быть! – физрук сделал вид, что страшно удивлен. – Соломин? А как изменился!

– Да, мама тоже говорит, что я вырос.

Дятел вел себя как полный ишак. Мне было смешно и одновременно ужасно неловко за него.

Угораздило же заиметь такого родственника.

У всех началась истерика, Леха аж вывалился из строя, корчась в немых судорогах.

– Ладно, – сказал Полтинник, – ходи, как тебе нравится.

И потом заставил всех парней бежать два круга по стадиону, а девчонкам разрешил «совершить легкий моцион», потому что они в юбках и на каблуках.

Но осилить мы успели только один круг, черная туча стремительно заволокла небо над нашими головами, и внутри нее послышались глухие раскаты.

– Так, ребята, хорош! Быстро в школу! – крикнул физрук.

Насчет этого упрашивать было не нужно. Помчались наперегонки, но дождь все равно жестоко настиг нас возле крыльца. Рубашка промокла в одно мгновение. Мы толпой залетели под навес и замерли, глядя на плотную, гудящую стену воды.

И вдруг Тифон как засвистит! Я глянул и обалдел. Посреди стадиона, под проливными потоками, задрав голову и подняв руки к небу, стояла та рыжая. Странное, немного неправдоподобное зрелище, будто она вдруг вообразила себя могущественной повелительницей стихии.

– Эй… Че залипла? Иди сюда! – крикнул Леха.

Но с таким же успехом он мог бы звать фонарный столб.

– Миронова! Зоя, чтоб тебя!

Хриплый голос потонул в новом раскате. Тогда Трифонов, громко чертыхаясь, спрыгнул с крыльца и, прикрывая голову руками, бросился к девушке. Следом рванул и Леха. В ту же минуту сверкнула молния, и оглушительный удар накрыл все вокруг.

– А… а… а! – заорал кто-то сзади. – Еперный театр!

Мои одноклассники повалили в школу.

Разглядеть сквозь мутную серую толщу дождя, что происходит на стадионе, было проблематично, но я видел, как Трифонов бесцеремонно подхватил Зою под коленки, перекинул через плечо и потащил к школе.

Принес, поставил под крышу и принялся вытирать ей лицо своей банданой. Зоя взвизгнула, засмеялась и стала отбиваться, точно это какая-то веселая игра. Но Тифон был разозлен и шутить явно не настроен, поэтому, когда, она попыталась укусить его за руку, выдал такую тираду относительно ее выходки, что остававшиеся на крыльце девчонки быстренько ретировались.

Я же присел на корточки неподалеку и сделал вид, что вожусь с кедами.

Мокрая Зоя – зрелище не для слабонервных: плотно облепившая тело белая блузка, блестящие босые ноги, рассыпавшаяся по плечам под тяжестью воды рыжая копна.

В какой-то момент мне показалось, что я сплю и она мне снится, но резкий требовательный голос Трифонова жестоко вырвал из нахлынувших грез. Ему, похоже, на всю эту красоту было до лампочки.

– Совсем с головой поссорилась? Что это было?

– Ничего, забудь, – Зоя попыталась проскользнуть в школу, но тут на ступени влетел Леха. Вода катилась с него, как с Ниагарского водопада, а в руках он держал Зоины туфли.

– Только не это, – Зоя поморщилась. Без туфель она была чуть ниже Лехи. – Хоть босиком домой иди.

– А чего напялила? – неодобрительно проворчал Тифон.

– А то, что я не хуже других, – она утерлась локтем и выжала волосы.

– Хочешь мое мнение? Другим, может, такое идет, а тебе – нет. И юбка эта тоже.

– Твое мнение меня интересует меньше всего, – обиженно отозвалась Миронова и, придерживаясь за Леху, нагнулась, чтобы надеть злосчастные туфли.

Я снова невольно залюбовался ею, но Трифонов перехватил мой взгляд:

– Тебе чего? – с наездом бросил он.

Еще вчера мы с ним катались по району, а сегодня он будто и знать меня не хотел.

– Ничего. Просто. Ребра прихватило, – на ходу сочинил я. – Болят еще. После вчерашнего.

Трифонов сунул мокрую бандану в карман, подошел и протянул мне холодную влажную руку, помогая встать.

– Сделай глубокий вдох и не думай. Любая боль идет от головы, – со знанием дела сказал он. – Если у тебя есть хоть капля силы воли, ты можешь этим управлять.

– Чем управлять? – не понял я.

– Да всем. Боль – это знаешь что? Это сигнализация. Она включается, когда твоему телу угрожает какая-то опасность. Но умеючи любую сигналку можно вырубить.

– Слушай его больше, – крикнула Зоя. – Он тебя сейчас плохому научит: как из нормального человека превратиться в Терминатора.

– Ты прощаешься со мной, чао бамбино, сори, – развязно пропел Леха, обнимая Зою за плечи. – Для меня теперь любовь – это только горе. Две кости и белый череп – вот моя эмблема. Называй меня теперь Терминатор-немо.

Из-за блестящих капель на ресницах его и без того синющие глаза казались еще ярче.

Зоя расхохоталась, а Тифон отмахнулся от них как от дураков и продолжил:

– А еще подкинь организму эндорфинчика. Он, как морфий, снимает любую боль. Перец сожри. Обычный черный. Не обязательно много. Щепотку на кончик языка. И физическая нагрузка очень помогает, не сможешь сейчас отжиматься – приседай. И шоколад, кстати. Только несладкий.

Я тут же вспомнил Игоря. Вот у него такие же разговоры постоянно были.

– Кстати, по поводу эндорфина, – Леха мигом нарисовался между нами и, понизив голос так, чтобы Зоя не слышала, доверительно проговорил: – Есть один самый верный и надежный способ…