Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 12



Был Всемирный День Психического Здоровья, и меня просили прийти на «Всемирную службу ВВС», чтобы поговорить о депрессии. В тот момент я сильно страдала, но не хотела говорить об этом, хотя речь шла о необходимости снять негативное клеймо с этого заболевания. Во время интервью на мне были темные очки, и я должна была снять их со словами: «Хотите посмотреть, как выглядит депрессия? Смотрите». Я была слишком больна для креативных идей, моей единственной мыслью было пройти через это и не потерять над собой контроль в прямом эфире.

Как только передача закончилась, я попросила водителя отвезти меня в Приорити[43], к моему врачу Марку Коллинзу, чтобы он увеличил мне дозу медикаментов. Так уже случалось несколько лет назад, когда у меня была депрессия во время съемок телепередачи и я настойчиво пыталась скрыть это. Передача была посвящена психическим заболеваниям, и съемки шли в моем доме. В мою дверь звонили, и на пороге стоял кто-нибудь с СДВГ[44], шизофренией, ОКР[45], биполярным расстройством[46], булимией, физической дистрофией и бог знает чем еще. Я приглашала их на чай.

Проблема была в том, что во время нескольких первых передач я находилась в Приорити и не хотела, чтобы кто-то знал об этом, опасаясь потерять работу. Мой муж каждый раз забирал меня из больницы. Остальные пациенты смотрели на меня, как на сумасшедшую (большое признание от экспертов), когда я ехала домой, чтобы проводить интервью с душевнобольным человеком, не упоминая о том, насколько больна я сама. Когда все заканчивалось, муж привозил меня обратно, я надевала пижаму и ложилась в кровать.

Я осторожна в своих рассуждениях о депрессии. Люди тупо пялятся на тебя, и ты можешь прочесть их мысли: «О, она опять за свое, все та же тягомотина про «тьму». Когда-то вы не могли сказать «гей», а до этого это было слово на «ц»[47], а еще раньше нельзя было проговориться, что вы – ведьма. Депрессия – новейшее табу.

Но это не то, что происходит лишь с небольшой частью общества. Это случается с каждым четвертым из нас. Так где же все? Если это не вы, то это, вероятно, ваш родственник или друг – каждый знает кого-нибудь. Как сказал Гамлет: «О, если бы это слишком, слишком плотное тело растаяло, растворилось и распустилось в росу!»[48] Это самое точное описание депрессии. (Если психотерапевт слушает вас, скажите ему эту фразу, и он в ту же секунду посадит вас на антидепрессанты).

Отчасти негативное отношение происходит из того факта, что слово «депрессивный» описывает настроение «мрачного упадка». Совершенно нормально быть грустным или несчастным, если что-то пошло не так, как вы хотели, или кто-то умер. Депрессия – совершенно другой зверь. Она не соответствует ситуации. Вместе с этой болезнью вы получаете кое-что в придачу: реальное чувство стыда. Оно входит в комплект. Вы испытываете невероятный стыд, думая: «Я не подвергаюсь ковровым бомбардировкам, я не живу в том ужасном месте». Ваши мысли карают вас за ваш эгоизм – как бомбы, падающие на Дрезден, – так громко и неумолимо, что в вашей голове звучит не один, а около миллиона жестоких голосов, как если бы у Дьявола был синдром Туретта[49]. Депрессии плевать, знамениты вы или живете в землянке, из какой культуры вы происходите, – она любит всех.

Те из вас, кто страдает от нее, знают: нам достаточно взглянуть друг другу в глаза, чтобы понять, что у нас есть «болезнь». Это как тайное рукопожатие. Вы четко и ясно увидите депрессию в глазах больного. Ошибиться невозможно – это взгляд мертвой акулы. Большинство людей просто не вглядываются, поэтому от них ускользает эта деталь. Учителей стоит научить распознавать такой взгляд у своих учеников, чтобы оказать им помощь до того, как начнутся «вскрытия» или, хуже того, дойдет до самоубийства.

Это случайное совпадение – у меня приступ депрессии прямо сейчас, когда я пишу эту книгу. Поэтому я собираюсь просто описывать свои ощущения. Если бы приступ был острым, я не могла бы печатать эти строки. Я была бы неспособна связывать мысли и даже воспринимать значение слов. Я бы спрятала компьютер в шкаф, сидела в кресле и ждала, когда меня госпитализируют.

К счастью, благодаря практике использования осознанности у меня есть система раннего оповещения. Я не могу уничтожить депрессию, но я слышу сигнал тревоги, прежде чем она съест меня заживо. Именно поэтому я продолжаю писать. Я знаю, что я только у подножия депрессии, но я улавливаю отдаленные отзвуки негативных, уничижительных мыслей, как будто племя зулу вот-вот нападет на меня.

Вот признаки того, что что-то нарушилось. Я могу спать только два часа подряд и, просыпаясь, испытываю страх, тяжелый, как груз на моей груди. Мои движения заторможены, и дорога к душу напоминает подготовку к десятиборью. Мне приходится подбадривать себя словами: «Ну, давай же, Руби, ты можешь сделать это, шаг за шагом. Это твоя болезнь, это не ты. Ты вернешься, это только болезнь». Мне, конечно, известен печально знаменитый список необходимых дел, которые накатываются как гигантский круглый валун, преследовавший Харрисона Форда в «Поисках утраченного ковчега». Я пытаюсь понять, откуда эта навязчивая, как летящее пушечное ядро, потребность выйти из дома и приобрести вещи, стоящие в списке. Я спрашиваю об этом свое мышление, и оно отвечает: «Если я справлюсь с этим списком, то со мной все будет хорошо».

Другая психическая пытка: меня постоянно преследует мысль о том, сколько мне лет и сколько мне еще осталось. Это происходит периодически, начиная с 40. Каждый день я ищу признаки увядания и, обнаружив их, ощущаю свою неминуемую смерть.

У меня появляется неодолимая потребность купить чехлы для диванных подушек в белую и голубую полоску (стыд, стыд). Я провела 6 часов у компьютера в поисках этих матросских наволочек и напала на их след в Канаде и в Мексике. Еще четыре часа заняли попытки понять, как платить кредитной картой, – так сильно меня трясло. Часть чехлов мне действительно выслали, и они оказались очень маленькими, гораздо меньше, чем на фото, и стоили £93. Я хотела отправить их назад, но меня парализовала убежденность в том, что я не знаю, как это сделать. Теперь я полна ненависти к себе: я потратила столько времени, чтобы выбрать их, а в результате они выглядят, как туалетная бумага с полосками, дешево и ужасно. У меня в голове застряла картинка моих идеальных полосатых подушек, не отпуская мыслей о том, где я могу их найти.

Недавно у меня была такая же одержимость лампами. Я прилетела в Лондон и заставила таксиста остановиться на пути из аэропорта. Я выскочила на дорогу с интенсивным движением, чуть не попав под колеса грузовика на своем пути к магазину светильников. Я не нашла точно того, что мне представлялось, поэтому выпрыгивала из машины еще шесть раз. Я сказала таксисту, что это вопрос крайней необходимости (какая крайняя необходимость может случиться в Ареале Обитания?). В конце концов я купила круглый пластиковый садовый фонарь, который был совершенно не тем, что мне надо. Он менял цвет и выглядел чудовищно. Поэтому я по-прежнему в поисках лампы, но теперь мне нужны еще и те полосатые наволочки. Я была в Ирландии по работе, возвращалась оттуда, когда ехала из аэропорта, и я долго не видела своих детей. И чем я занимаюсь? Бегаю по магазинам в поисках ламп. Вы бы ненавидели себя, если бы это были вы?

Чувство такое, будто ты труп, – нет ощущения кожи и конечностей. Я абсолютно опустошенная и никак не могу восстановить ту самоуверенность, которая была у меня еще неделю назад. Сейчас все – ничто, ни в чем нет смысла, только пушки навязчивой необходимости палят в моей голове. Как если бы ваша прежняя личность была высосана из вас так медленно, что вы даже не заметили ее исчезновения. Она была украдена постепенно, и с каждым днем вы все меньше и меньше помните, кто вы и что чувствуете.

Я хочу пойти в «John Lewis»[50], но знаю, что буду бродить там как скиталица, потерянная и не способная вспомнить, зачем я пришла. Именно поэтому люди думают, что депрессия – это ваши выдумки. Как я могу убедить кого-то, что мои мысли атакуют меня товарами для дома? Возможно, поэтому на ней лежит это клеймо – каждый, кто в здравом уме, скажет: «Да что, черт возьми, с тобой происходит? Зачем тратить деньги на медицинские исследования, если вся проблема в поиске подушки? Я должен относиться к этому серьезно?» Они скажут: «Слушайте, люди умирают от рака. Они не узнают подушку, даже если она встанет и заговорит с ними».

Я хочу объяснить им, что голос, который велит мне купить подушку, – это болезнь. Люди не совершают самоубийства из-за того, что не смогли купить подушку, – но они ощущают беспомощность. Чувство, что твой мозг с его безумными командами больше не принадлежит тебе, может заставить тебя бросится со скалы, только бы получить минуту тишины.

Как я уже говорила, я нахожусь в самом начале приступа, и отслеживание собственных мыслей дает мне секунды форы, когда я знаю, что эти мысли – моя болезнь, а не я. Значит, я в депрессии, пока по колено, еще не с головой. Я сообщу вам, когда это случится, хотя, возможно, вы и так узнаете, поскольку эта книга останется недописанной.

Я продолжаю писать на следующий день, а вчера, после той безуспешной охоты на светильник и подушки, моя подружка Кэти Летте[51] попросила меня заглянуть на обед с (я не шучу) Гордоном и Сарой Браун[52], Нилом и Гленис Киннок[53] и Джемимой Хан[54]. Я была настолько обезумевшей, что в тот момент, когда Кэти разговаривала со мной, продолжала искать в интернете подушки.

В прежние дни на этом этапе моей депрессии я бы побежала наверх одеваться, думая, что мне зачем-то необходимо встретиться с этими людьми. Я бы проигнорировала факт своей болезни, прыгнула бы в машину и поехала, руля как безумная и покрываясь потом. Скорее всего, я бы серьезно заблудилась и совершила несколько аварий, прежде чем прибыла наконец на место и попыталась выглядеть непринужденной. После этого я бы пила слишком много, преодолевая страх того, что все заметят, какая я идиотка, и поймут, что я ничего не знаю. Они бы разговаривали о лейбористской партии, в то время как я, с внутренним приступом рвоты, пыталась бы добавить что-то вразумительное к их словам. Вечер бы закончился тем, что я, пьяная, в практически бессознательном состоянии, пыталась бы казаться смешной, болтая больше всех и невнятно рассказывая, как сильно я любила свою умершую собаку. Каким-то образом я обнаружила бы себя дома, не зная, как я сюда попала, и стала бы думать о самоубийстве.

Итак, проходит еще один день, и я встаю, опустошенная, вспоминая, что сегодня в прямом эфире должна быть моя TED[55] -лекция. Моя тревожность поднимается до десятого уровня. Предполагаю, что лекцию никто не будет смотреть, а те, кто будет, решат, что TED переключился на идиотов. Я чувствую себя так, будто иду ко львам в Колизее. Я знаю: как бы ни радовалась я тому, что попала на TED, за ближайшим углом неизбежно будет стоять мучительная агония от мысли, что они уберут лекцию из эфира, поскольку я получу от зрителей единодушные «большие пальцы вниз». Я знаю, что когда случается что-нибудь хорошее или я достигаю чего-то и чувствую мерцание гордости, я немедленно получаю пинок от кармы. Кроме того, сегодня, что особенно важно, мне нужен белый ковер, который подходит к подушкам. У меня был один, но он пропал, и теперь я кричу на всех в доме, поскольку убеждена, что его кто-то украл. «Где он? Кто его взял?».

Теперь я гуглю ковры, игнорируя своих детей, которые хотят мне что-то сказать. Мне нужно найти идеальный ковер, и когда я нахожу тот, который мне нравится, я использую то крошечное увеличительное стекло на фотографии, которое позволяет вам увидеть ворс и руку, гладящую его вверх-вниз, как будто вы делаете это сами. Я представляю, как это ощущается, а затем перехожу на другой сайт, чтобы представить, каковы на ощупь другие коврики.

В этот момент единственное, что может принести мне облегчение, – образ подушек в белую и синюю полоску. Когда я думаю о синем, мне становится спокойнее, я не могу видеть других цветов, мир внутри меня черно-белый. Мне бы хотелось, чтобы это был образ чего-то вдохновляющего или духовного, а не диванной подушки, но я рассказываю вам все это только для того, чтобы вы поняли, насколько груз этого заболевания подавляет и омрачает разум.

Будем надеяться, что я найду подушку, лампу и ковер.

43

Психиатрическая клиника в Лондоне (прим. пер.).





44

Синдром дефицита внимания и гиперактивности (прим. пер.).

45

Обсессивно-компульсивное расстройство (синдром навязчивых состояний) (прим. пер.).

46

Бывший маниакально-депрессивный психоз (прим. пер.).

47

Видимо, «цветной», не белой расы (прим. пер.).

48

Дословный перевод: ‘O, that this too too solid flesh would melt, thaw and resolve itself into a dew!’, в стихотворных переложениях эта строчка звучит иначе, скрывая тот факт, что Гамлет, по замыслу Шекспира, был толстым (прим. пер.).

49

Неврологическое расстройство, характеризующееся непроизвольными тиками, подергиваниями, гримасничаньем, подмигиванием и неконтролируемым сквернословием (прим. пер.).

50

Магазин одежды и аксессуаров (прим. пер.).

51

Англ. Kathy Lette, британская писательница австралийского происхождения, автор ряда бестселлеров (прим. пер.).

52

Англ. Gordon and Sarah Brown, бывший британский премьер-министр с женой, известной своей деловой и общественной деятельностью (прим. пер.).

53

Англ. Neil and Glenys Ki

54

Англ. Jemima Khan, британская журналистка, богатая наследница, подруга принцессы Дианы (прим. пер.).

55

«Technology Entertainment Design» – американский некоммерческий фонд, занимающийся распространением новых идей. Организует публичные конференции, онлайн-лекции и т. д. (прим. пер.)