Грешники (ЛП)

Кассандра Клэр и Робин Вассерман

Грешники

Информация о переводе:

Перевод выполнен группой: https://vk.com/the_dark_artifices (Тёмные Искусства | The Dark Artifices)

Переводчики: Екатерина Лобан, Ольга Бурдова, Юлия Зотова, Вика Богданова, Виктория Астафьева.

Редакторы: Виктория Александрова, Саша Тарасова.

Копирование разрешается только со ссылкой на источник.

Уважайте чужой труд!

* * *

Париж, 1989 год

Среди Сумеречных охотников поговаривали: ты не познаешь истинной красоты, пока не увидишь мерцающие башни Аликанте. По слухам, ни одному городу на Земле не суждено было затмить его чудес. Также говорили, что ни один Сумеречный охотник не может чувствовать себя по-настоящему дома где-либо еще.

Если бы кто-нибудь спросил Селин Монтклер, что она думает по этому поводу, то ее ответ был бы следующим: очевидно, эти Сумеречные охотники никогда не бывали в Париже.

Она могла бы бесконечно прославлять его готические шпили, подпирающие облака, булыжные мостовые, переливающиеся от дождя, блики солнца, отражающиеся в волнах Сены, и, bien sûr, безграничное многообразие сортов сыра. Она могла бы напомнить, что Париж дал жизнь не только Бодлеру и Рембо, Моне и Гогену, Декарту и Вольтеру, но и новому образу мышления, выражения мыслей, видения, да и существования, наконец, подтягивая даже самых заурядных из примитивных чуть ближе к ангелам.

Во всех смыслах именно Париж был la ville de la lumière. Городом света.

— Если вы хотите знать мое мнение, — могла бы сказать Селин, — ничто не может сравниться с ним по красоте.

Но ее никто и никогда не спрашивал. Это было общепринятым правилом — не интересоваться мнением Селин Монтклер ни о чем.

До этих пор.

— Ты уверена, что не существует рун, чтобы эти отвратительные твари держались от меня подальше? — спросил Стивен Эрондейл, заслышав приближающийся, словно раскаты грома, звук хлопающих крыльев. Он пригнулся, вслепую защищаясь от оперенного врага.

Стая голубей пролетела мимо, не обратив никакого внимания на смертельные удары. Селин отогнала еще парочку отставших от стаи, и только тогда Стивен выдохнул с облегчением.

— Ты — мой герой, — сказал он.

Селин почувствовала, как кровь прилила к щекам. Она вообще ужасно часто краснела. В особенности, если рядом был Стивен Эрондейл.

— Великий воин Эрондейл боится голубей? — поддразнила она, надеясь, что парень не расслышит, как дрожит ее голос.

— Не боится, а просто-напросто выказывает благоразумную осторожность перед лицом потенциально демонических существ.

— Демонические голуби?

— Я отношусь к ним с огромным недоверием, — заявил Стивен с максимально доступным голубефобу достоинством. Он побарабанил по рукоятке длинного меча, висящего у бедра. — И этот великий воин готов предпринять любые необходимые для победы действия.

Пока он говорил, с мостовой взлетела еще одна стая голубей, и на мгновение были слышны лишь шум крыльев и довольно пронзительный вопль Стивена.

Селин рассмеялась.

— Да, я вижу, что ты бесстрашен перед лицом опасности. Только если у этого лица нет клюва.

Парень пронзил ее свирепым взглядом, заставив пульс забиться чаще. Неужели она переступила грань? Но затем он подмигнул. Иногда она хотела его так сильно, что казалось, сердце вот-вот взорвется.

— Ты уверена, что мы по-прежнему идем в верном направлении? — поинтересовался он. — У меня ощущение, словно мы ходим кругами.

— Доверься мне, — ответила она.

Стивен приложил руку к сердцу:

— Безусловно, мадмуазель.

Если не считать постоянных мечтаний о нем, Селин не видела Стивена с момента его выпуска из Академии четыре года назад. Тогда он едва замечал ее, слишком занятый тренировками, своей девушкой и друзьями из Круга, чтобы обращать внимание на худенькую девочку, которая следила за каждым его движением.

Теперь же, — подумала Селин, снова заливаясь румянцем, — они были практически ровней. Да, ей было всего семнадцать и она до сих пор училась, а ему уже исполнилось двадцать два, и он был не просто полноправным взрослым, а еще и самым доверенным помощником Валентина Моргенштерна в Круге — элитной группе молодых Сумеречных охотников, которые поклялись реформировать Конклав и вернуть ему былую чистоту и славу. Но теперь Селин, наконец, тоже стала членом Круга, и выбрал ее сам Валентин.

Валентин учился в Академии вместе со Стивеном и другими ребятами, которые основали Круг, но в отличие от всех остальных, он никогда не казался молодым. Большинство студентов и преподавателей Академии считали свиту Валентина безобидной группировкой, необычной лишь тем, что предпочитали не вечеринки, а полуночные дискуссии о политике. Даже тогда Селин понимала, что Валентин именно этого и хотел: создать видимость безобидности. Те, кто пристально за ними наблюдал, знал, что это не соответствует действительности. Он был беспощадным воином, но разум его был даже более беспощаден — если он сосредотачивал взгляд своих чернильно-черных глаз на цели, то его уже ничто не могло остановить. Валентин принимал в ряды Круга не только способных, но и преданных молодых Сумеречных охотников.

— Только лучших из лучших, — поведал он, когда как-то подошел к ней после особенно скучной лекции по истории Нижнего мира. — Каждый из членов Круга — особенный, — сказал он тогда, — включая тебя, если ты примешь мое предложение, конечно.

Никто раньше не называл ее особенной.

С тех самых пор она и чувствовала себя другой. Сильной. Необычной. И, должно быть, все это было правдой, ведь несмотря на то, что ей оставалось еще год учиться в Академии, эти летние каникулы она проводит на официальном задании вместе со Стивеном Эрондейлом, а он был не просто самым выдающимся бойцом своего поколения, но и теперь, после несчастного случая с укусившим Люциана Греймарка оборотнем, самым доверенным заместителем Валентина. Но зато Селин, как никто другой, знала Париж, все его улочки и секреты. Сейчас наступил идеальный момент, чтобы показать Стивену, как она изменилась, что она теперь тоже особенная. И что он не справится без ее помощи.

Это, кстати, были его слова:

— Я не справлюсь без твоей помощи, Селин.

Она обожала, как звучало ее имя в его исполнении. Она вообще обожала все, что было связано с ним: голубые глаза, сверкавшие, словно воды моря на Лазурном берегу, светлые волосы, мерцающие, как золотые купола Оперы Гарнье, а изгиб его шеи, рельеф мышц, плавные линии тела были словно у одного из произведений Родена — образцом совершенного человеческого существа. Каким-то непостижимым образом он стал еще более привлекательным с тех пор, как она последний раз его видела.

А еще он женился.

Об этом она старалась не думать.

— Может, ускорим шаг? — проворчал Роберт Лайтвуд. — Чем скорее мы разделаемся с этим, тем быстрее вернемся обратно к цивилизации. И кондиционерам.

О Роберте она тоже старалась не думать. В его брюзгливом присутствии было существенно сложнее притворяться, что они со Стивеном были на романтической прогулке под луной.

— Чем быстрее мы идем, тем больше ты потеешь, — заметил Стивен. — И поверь, никто этого не хочет.

В Париже в августе было градусов на десять жарче, чем в аду. Даже после заката воздух давил, словно одеяло, которое обмакнули в горячий суп. Ради скрытности они надели не обмундирование Сумеречных охотников, а одежду, соответствующую моде примитивных, отдав предпочтение длинным рукавам, под которыми не были видны их руны. Белая футболка, которую Селин выбрала для Стивена, уже тоже была мокрой насквозь. Но она совсем не была против.

Роберт только фыркнул. Он отличался от того парня, которым Селин помнила его по Академии. Тогда он был немного чопорным и немногословным, но никогда не проявлял предумышленной жестокости. Теперь же в его глазах было выражение, которое не нравилось девушке. Что-то ледяное. Слишком сильно напоминающее ее отца.