Страница 6 из 9
– Зато мы каждое утро дольше оставались вдвоём, а не бежали каждый по своим делам.
Её забава сделала нас ближе, – голос мамы стал очень тёплым.
– Лили – очень важное звено нашей семьи. Я знаю, ты не любишь вспоминать тот день. Но тогда во Франции я сначала заметил очаровательную маленькую девочку, которая только делала первые шаги, а потом её прекрасную, но совершенно растерянную маму. Я полюбил вас с первого взгляда. И мне очень нелегко расставаться с ней.
Я закусила губу, сдерживая слёзы. У меня внутри всё таяло и болело одновременно. Моя значимость снова вернулась ко мне. Мишель словно знал, что я слышала его. И он сказал именно то, что было нужно мне для моего спасения:
– Но я отдаю себе отчёт в том, что для Лили будет непросто становиться не единственным ребёнком, а ведь она уже и не ребёнок. Ей нужно строить свою жизнь. И мы сделаем всё, что от нас зависит, чтобы помочь ей.
Я поднялась в свою комнату. Мне было неважно то, о чём ещё они будут говорить, что будут вспоминать и что решать. Я услышала главные слова. Он меня любит. И даже если любит не так, как я бы этого хотела, это не значит, что он не любит меня всем сердцем.
Ночью я просто спала. Без снов и без одежды, словно я совершала ритуал очищения от прошлой жизни.
После завтрака я кинула в рюкзак планшет, телефон, пару бутербродов, словно я собиралась в школу или на прогулку, выкатила чемодан, села в такси и уехала. Это было идеально. Никакой драмы, слёз и тому подобного. Мама улыбалась, думая, что я уже в полном порядке. Мишель куда-то уехал, и я была рада этому.
На самом деле поезд был в десять вечера. Но пережить ещё один день в доме, где я за одну ночь стала лишней, я не могла. «Сдам чемодан в камеру хранения и пройдусь по Красной. Кто знает, когда я снова увижу куранты…»
Захлопнув дверь такси, я вошла в здание вокзала. Вот где царила жизнь. То тут, то там закручивались водовороты людей, унося в своём потоке газеты, сумки, разноцветные билеты. На островках кафешек «оседали» проголодавшиеся ещё-не-пассажиры. На табло расписаний поездов горели буквы и цифры, словно тайный код для тех, кто ждал их появления и сразу же срывался с места, направляясь в сторону своей платформы, вагона и событий.
На вокзале либо много времени, чтобы подумать о чём-то своём, либо ты так торопишься, что вовсе забываешь о себе. И эта вокзальная философия чувствуется во всём и всех. Всех присутствующих можно разделить на четыре категории: статичные (продавцы и долго-ожидающие), динамичные (бегущие, прибывающие), виртуальные (те, кто уже уехал, но оставался в кратковременной памяти провожающих или кто ещё не приехал, но уже мелькал в сознании ожидающих), и, наконец, я. Да, мне не хотелось попадать под какую-то классификацию. Я спокойно шла по вокзалу, не вспоминая прошлого, не думая о будущем, я просто разглядывала людей, к которым, как ни крути, я тоже относилась.
Я выпрямилась, позволив тяжести рюкзака оттянуть мои плечи назад, закатала по локоть рукава своей блузки кирпичного цвета – вот представьте, возьмёте и потеряетесь, а у прохожих так удобно будет спрашивать: «Вы не видели девушку в красной блузке?». Хотя кому и зачем меня искать?
Камера хранения пустовала. Я подкатила лёгкий, но объёмный чемодан к дверце, взяла номерок из рук услужливого узбека, который хотел мне улыбнуться, но вместо этого как-то неоднозначно хмыкнул. Я молча кивнула.
Метро. Кто-то боится эскалаторов, кто-то падения с перрона на рельсы, а я боюсь дверей на входе, из которых дует такой сильный ветер, что тебя отбрасывает в сторону от этих тяжеленных дверей с толстенными стёклами. И весь дух Москвы в этом. Не выдержишь – выдует туда, откуда приехал. А едва прошёл в двери, как они уже летят обратно, чтобы дать пинка замешкавшимся.
От Белорусской до Театральной – вдох-выдох и на месте. То ли дело прокатиться до Речного вокзала, где на паре последних станций можно хоть вприсядку плясать в пустом вагоне и распевать арии во весь голос, что и делают покорители столицы в свободное от своих грёз время.
Когда я шагнула на брусчатку Красной площади, мне стало тяжело дышать. Что я делаю? Что я буду делать, когда вместо знакомой кирпичной стены передо мной будет эта высокая треугольная железка чудака Эйфеля? Неужели никто не станет останавливать меня и отговаривать от этого безумия? Я судорожно стала рыться в сумке в поисках мобильного телефона. «Мама, я не хочу уезжать. Я сейчас позвоню ей и скажу, что всё это чушь полнейшая!». И тут я вспомнила, что мобильный и все мои документы остались в рюкзаке, который я машинально сдала в камеру хранения вместе с чемоданом. Господи, какая глупость!
– Do not panic! – услышала я голос словно с неба.
Рядом со мной стоял высокий американец и улыбался потрясающей улыбкой. В его руках была табличка гида с номером пять, а рядом толпились туристы. У каждого в руках был фотоаппарат с полуметровым объективом, словно они хотели заснять, как президент пьёт чай, через окошко Кремля.
– Do you need any help? – снова обратился ко мне обладатель голоса.
Моего английского вряд ли бы хватило, чтобы объяснить всю мою ситуацию, поэтому я ответила: «All OK, thank you». Паника и правда прошла. Американец продолжал меня разглядывать с некоторым любопытством, а я краснела от этого внезапного внимания. Он оглядел своих подопечных и погнал их в сторону Мавзолея, периодически останавливаясь и посылая мне воздушные поцелуи, чем вызывал приступ радости у всей группы туристов.
Я провожала взглядом эту компанию и давилась смехом. «Вот теперь я верю, что это Лили», – сказал бы Мишель, сканируя блеск моих глаз.
ГУМ. Самое вкусное мороженое в мире. И самое дорогое в стране. Я сидела на центральном проходе возле круглого фонтана, на бортике которого стоял маленький мальчик, которого папа поддерживал под руки. Малыш тянул руки к воде и радовался, как и свойственно ребёнку, каждой порции брызг, долетавшей до его вытянутой руки или лица. Я хрустела вафельным стаканчиком и чувствовала себя частью этой семьи, словно я была старшая сестра мальчугана. Сестра… Я скоро стану сестрой… Если бы я не уезжала… На этом месте через пару лет будет стоять Мишель со своим сыном, а на моём месте будет сидеть мама, наверное, с таким же мороженым, нашим любимым. В её счастливых глазах будет светиться гордость за такого потрясающего отца и мужа, за сына, которого она ему подарила. И вспомнит ли она, что где-то в Европе гуляет её уже совсем самостоятельная дочь, которая так боялась уезжать, хотя… ей об этом неизвестно.
Мороженое стало каким-то безвкусным. Я проглотила последний кусок, не жуя, рискуя переохладить свои чувствительные связки. Мне нужно было срочно придумать, как себя отвлечь. Это же невыносимо – постоянно думать о полной неизвестности.
Интернет! Где ещё можно зависнуть на несколько часов, полностью отключив голову? Телефона у меня по-прежнему не было. В первом же бутике я спросила, есть ли поблизости интернет-кафе. Меня отправили в гостиницу поблизости. В холле была «парковка» мониторов с клавиатурой и подключённым wi-fi. Я с наслаждением опустилась в кресло, надела наушники и ушла в сеть. В телефоне остался и адрес квартиры в Париже, поэтому я не могла сейчас открыть панораму с улицей, на которой начнётся моя новая жизнь. Что я буду готовить себе на ужин? Моё самостоятельное меню от силы включало десяток блюд, которые я подсмотрела у мамы и иногда брала на себя роль хозяйки. Впереди целый квест. Я открыла маленький блокнот, который всегда носила в сумке, и набросала список дел, с которыми мне нужно будет разобраться, чтобы сделать жизнь более-менее комфортной, а уж потом обивать пороги учебных заведений самого романтичного города мира.