Страница 85 из 98
— Удивил ты меня, — сказал в раздумье старик — Никогда я об этом не думал, что на линию политики встану… Ну, что же, зять… По рукам!
И он сильно ударил по широкой ладони зятя.
Смеркалось. Крупа повалила гуще. Дрожащий белесоватый сумрак стоял в горнице. Вскипел самовар. Анфиса заварила сушеный брусничник, поставила на стол горшок с горячими репными паренками, стала резать хлеб.
Вдруг стукнули ворота. Сквозь дрожащую белую сетку видно было: высокая тонкая женщина в черном пальто и черной маленькой шляпке прошла по двору. Митрофан сорвался с места, кинулся навстречу.
Женщина вошла и остановилась у порога, сбивая перчаткой крупу с плеч и рукавов. Чертами лица она напоминала кого-то Анфисе: знаком был и прямой нос, и красивый рот, и бледные щеки, и нежный подбородок… Но ни у кого не было таких черных волос, спускающихся полукружиями на уши, таких гордых смоленых бровей…
Незнакомка подняла синие глаза.
— Маруся! — закричала Анфиса.
— Меня зовут Ольга Назаровна, — ответила женщина строгим голосом Марии Чекаревой, — я жена прапорщика Лугового.
И она крепко обняла подбежавшую к ней Анфису.
— Ольга Назаровна, будьте как дома, — с уважением сказал Митрофан. — Захотите, здесь поживете, нет — папаша отведет вас к Вагановым. Но, я думаю, здесь вам будет спокойнее. Фису и сватьюшку лучше меня знаете… Вот познакомьтесь с моим тестюшкой… я говорил с ним… Он готов.
— Я тоже готова! — порывисто сказала Анфиса.
Делегаты Третьей всесибирской конференции подпольных большевистских организаций разъезжались из Омска по домам.
Носильщик купил билет и усадил Марию Чекареву в вагон третьего класса… Соседи ее подозрений не вызвали. В отделении кроме нее ехали похожий на раскольника бородатый строгий старик с женой, смешливая барышня, два солдата да какое-то мещанское семейство, загромоздившее своими вещами и багажные полки и проход между скамьями.
Так, в тесноте, в шуме и в махорочном дыму, она ехала, то засыпая, то просыпаясь. Большая часть дороги осталась позади, и все было благополучно.
В полдень Мария решила выйти на вокзал, подышать серым мартовским воздухом, да и продукты кончились. Она купила у торговки бутылку молока и крестьянских пирогов с морковью.
На перрон в это время вышла подгулявшая компания офицеров. Мария узнала Солодковского и заторопилась в свой вагон… как вдруг какой-то толстяк с чемоданами и заплечным мешком толкнул ее, пробегая, — и сверток с пирогами упал прямо перед Солодковским. Тот занес было ногу — отшвырнуть, но взглянул в лицо Марии и сразу подтянулся. Поднял сверток и, козырнув, почтительно подал. Она холодно поблагодарила. Быстро, легко взбежала по ступенькам, — Солодковский успел, однако, поддержать ее под локоть.
Слышно было, как офицеры шутили над Солодковским, советовали ему «пренебречь вторым классом и ехать с таинственной незнакомкой».
— А хороша, правда? — говорил Солодковский. — Где-то я ее видал…
«Надо взять чемодан и сойти здесь… дождаться следующего поезда!» — думала Мария с внезапным волнением… Но, пока пробиралась она к своему месту, поезд тронулся.
До Перевала оставалось двенадцать часов езды.
Миновали разъезд, станцию… еще два разъезда… Солодковский не показывался. Мария успокоилась и перестала думать о неприятной встрече. Задремала, откинувшись в угол.
Ее разбудило предзакатное солнце.
Поезд стоял на маленькой лесной станции. Небо было чистое, глубокое, сосульки весело искрились…
— Мадам! Простите…
Только привычка к постоянной опасности помогла ей удержать на лице выражение безмятежного покоя. Мария не вздрогнула, не изменила положения.
— Что вам угодно?
— Простите, мадам, мне кажется, мы с вами встречались…
Солодковский стоял, почтительно склонив голову и прижимая к груди фуражку. Выпуклые глаза настойчиво искали ее взгляда.
— Нет, не встречались, — сказала Мария равнодушно.
И отвернулась к окну.
Всего труднее было сохранить ровное дыхание, — сердцебиение усилилось. «Постоит-постоит и уйдет! Не буду оборачиваться!.. Можно не отвечать… что удивительного — женщина не любит дорожных знакомств…»
Она услышала сдержанный вопрос Солодковского:
— Можно присесть? Это место не занято?
И грубый, отрывистый ответ старика:
— Видите — свободно!
Смешливая барышня слезла со своей верхней полки, села рядом с Марией. Солодковский заговорил с нею. Она охотно отвечала…
Мария закрыла глаза, но, как назло, контролер пошел проверять билеты, и пришлось «проснуться».
Солнце уже зашло. В фонарике над дверью зажгли свечу. Сумрак укрыл Марию.
Подавшись к ней, Солодковский сказал проникновенно:
— Если бы вы знали, какое светлое видение вы мне напомнили!
— Я вас не знаю, — сухо ответила Мария.
— Но я знаю вас!
Она пожала плечами.
— Каштановые волосы… гордые плечики… Щеки пылают… глаза… Горделивая поза… бесстрашное лицо… В заплеванной, страшной комнате — видение!
«Узнал!»
— Вы бредите, господин офицер.
— Может быть… Мария…
— Меня зовут не Мария.
— А как?
— Я не говорю своего имени случайным… дорожным спутникам, — сказала она.
— Я узнаю ваше имя! Вы в Перевал едете, я видел ваш билет. Я не отстану…
— Меня встретит муж, — холодно сказала Мария. — Он не любит навязчивых людей.
— Кто ваш муж?
— Офицер.
— Его фамилия?
Мария не ответила.
— Пристал, как банный лист, — проворчал старик в пространство, — есть люди, хоть по лбу их бей… Охо-хо!
Солодковский поднялся. Козырнул:
— Итак, до свидания в Перевале!
Сильный свет вокзальных фонарей ударил в окна. Все засуетились: Перевал был конечным пунктом.
Мария быстро прошла через площадку в ближний вагон, потом во второй, в третий и только тогда спустилась на перрон. Огибая здание вокзала, увидела — Солодковский, не дождавшись, лезет в опустевший вагон. Сейчас он поймет, как она схитрила, и бросится вдогонку.
Не торгуясь, взяла извозчика.
Не надо было ей оборачиваться!.. Он растерянно искал ее. Их взгляды встретились.
— Куда везти? — спросил извозчик.
— Дом Бариновой!
Мария надеялась: Баринова в это время спит. Дворник, старик Елизар, поможет… проведет через сад в переулок.
Мария долго стучала у ворот. Она убедилась теперь в настойчивости Солодковского. Сквозь голые кусты палисадника видно было извозчика на углу.
Наконец хлопнула кухонная дверь. Захрустел под ногами ледок. Незнакомый женский голос приказал собаке: «Цыц!» — спросил:
— Кого вам надо?
— Олимпиаду Петровну… «В крайнем случае — на испуг ее возьму… трусиху!»
— Оне спят. А вы кто такие?
— Племянница… Вера… из Барнаула…
— Да господи! А оне горевали, что вы при смерти!
Лязгнул замок. Упала цепь. Отодвинулся засов. Ворота приоткрылись.
До боли знакомый двор… амбары… крыльцо… полоса света из кухонного окна…
— Заприте ворота, — приказала Мария. — Я подожду.
Она слышала воровские шаги Солодковского.
«Поверил? Знает, что Чекаревы жили здесь? Уедет?…»
Но извозчик по-прежнему стоял неподвижно.
Женщина задвинула засов, вложила в кольца дужку висячего замка, дважды повернула ключ.
«Не входить в дом, через сад бежать… Но нет, она крик подымет! Будь ключ от калитки!.. Через стену с чемоданом не перелезть! Бросить его? Нельзя! Надо сохранить литературу!»
— Что же вы? Пожалуйте!
В сенях Мария сказала:
— Тетушку не будите. Не надо ее тревожить. Постелите мне в гостиной. Есть я не хочу.
— Что вы! Как можно!
— Не надо ее будить, а то она потом всю ночь не заснет… Знаете, как с ней бывает?
— Ох, знаю!
Стараясь не шуметь, вошли в кухню, и Мария пристально взглянула на кухарку: молодое, простодушное лицо, грустные глаза…
Взяв ее за руку, Мария прошептала:
— Не пугайтесь и не кричите! Ни звука! А то погибнет много людей… Только не пугайтесь!.. Я не племянница.