Дар

Он говорил и говорил, путано и порой несвязно, но это был его рассказ, это была его жизнь, а она стала такой же запутанной и нелогичной. На этот раз слабость никуда не делась, даже эмоции не помогли ее прогнать, мир снова погрузился в туман, дышать стало тяжело, а все нервные окончания как будто звенели. Знакомое состояние, но сейчас Антон был слишком погружен в свою историю, поэтому решил просто игнорировать его. Он ходил по палате, садился в кресло и вставал, он просто не мог быть на одном месте, и это возбуждение высасывало из него последние остатки сил. Дышать становилось тяжелее, воздух как будто загустел, а грудную клетку обмотали якорной цепью. Но он продолжал, а что еще ему оставалось? Он передвигался по палате, как зверь в клетке, но гораздо медленнее теперь, ноги тоже налились свинцом, руки похолодели. И ему становилось все хуже, больше игнорировать это он не мог.

– Да что же это…– прошептал он, подойдя к окну, там ярко светило солнце, а цветам не было дела до его проблем.

В глазах начало темнеть, мышцы во всем теле вдруг стали ватными и в то же время как будто вибрировали. Нет, только не падать, отчаянно приказывал себе Антон, но с таким же успехом он мог приказывать солнцу и всем тем цветам, с некоторых пор его тело, как и его жизнь, перестали принадлежать ему.

Он оперся о стену, в надежде, что приступ, или чем бы оно там ни было, пройдет, но… Он чувствовал, что уплывает, и это было таким блаженством, просто сдаться и позволить себе уйти. Но он боролся, сам не знал почему, может быть потому, что боялся, что стоит расслабиться и уйти, можно и не вернуться, пример как раз лежал на кровати позади него.

Сражаясь с собой изо всех сил, Антон открыл глаза, они тоже как будто вибрировали, и посмотрел на руки – они дрожали. Я не могу дышать, думал он, а паника внутри нарастала, не могу пошевелиться. Надо добраться до кресла, подумал он, чувствуя, как проигрывает эту борьбу, но по-прежнему отказываясь сдаваться, надо сесть и перевести дух. От окна до кресла, которое он передвинул к кровати, было чуть больше полутора метров, но сейчас это расстояние казалось ему путешествием в другой конец галактики. Я смогу, говорил он себе, все получится… А потом что-то вдруг подпрыгнуло у него в груди, именно так он это почувствовал. Подпрыгнуло и затрепыхалось. К горлу подкатила тошнота. Эту битву я проиграл, подумал он. Мир снова окутала коричневая пелена, и теперь Антон нырнул в нее с облегчением, там не было этого кошмара, там не было ничего.

***

Он спал? Наверное, и видел очень странный сон, такой реальный. Наверное, он лежал как-то неудобно, потому что мышцы затекли, да и постель казалась какой-то другой. И что это пикает?

Я опять никуда не пошел и ничего не сделал, подумал Антон, на самом деле я опять провел весь день в отключке. Приятная дремота не отпускала его, ему не хотелось открывать глаза, не хотелось возвращаться в мир, где его уже не ждет ничего хорошего, а это чувство расслабленности было уютным и вязким, как трясина.

Тишина казалась такой непривычной, никакой ругани под окнами, никаких криков из-за стены, даже шума машин он не слышал. Только это странное пиканье. Не хочу вставать, подумал Антон, да и зачем? Чтобы опять бродить как зомби по квартире? Вот только посмотрю, сколько время, решил он, просто чтобы знать, отсутствовал ли я весь день или пару часов. Антон медленно открыл глаза и тут же проснулся. Он был не дома, не в своей комнате, это место было ему незнакомо… или не совсем.

И тут он все вспомнил. Это был не сон, он и правда пришел навестить маму и…да, с ним случилось что-то. Ему стало плохо, как никогда раньше, он потерял сознание, он помнил свое последнее чувство – это было облегчение.

Первой реакцией был стыд, ему захотелось сквозь землю провалиться от одной мысли, что он вот так растянулся на полу, хорошо еще, если это было как в кино, где все даже в обмороке красивые как боги, а вдруг он пускал слюни, блевал или еще чего похуже? И эти красивые стройные медсестры с милыми улыбками и внимательными глазами нашли его, раздели… Лучше бы я умер, подумал Антон, заливаясь краской. И вот тут пришел страх. Он начал внимательно осматриваться вокруг. Да, он был в палате той же больницы, куда пришел сегодня утром, он узнал обстановку, хотя и понял, что находится в другом крыле. Это уже хорошо, сказал себе Антон, значит я, по крайней мере, не впал в кому и сейчас, проснувшись, не обнаружу, что мне 72, машины летают по воздуху, а роботы строят базы для людей где-нибудь на Юпитере.

Но на этом все хорошее заканчивалось. Он был в палате, где-то на высоком этаже, он был в пижаме и вокруг него пикали приборы, в правой руке была капельница, и несколько проводов тянулись от груди к тем самым пикающим машинам. Значит, дело было плохо. Будь это просто обморок, он бы сейчас лежал на диванчике какой-нибудь медсестры или на кушетке в кабинете, в своей одежде, а он здесь.

И что теперь делать? Встать, найти свою одежду и тихонько уйти? А деньги пусть добавят к ежемесячному счету. Нет, он не может вот так уйти, как это будет выглядеть? А ведь ему еще предстоит приходить сюда. И что бы я ни решил, понял Антон, мне все равно придется краснеть и преодолевать себя всякий раз, когда я буду переступать порог этого заведения. Ну а если все равно, решил он, так может лучше дождаться кого-нибудь и узнать, что со мной случилось?

Страх не отпускал, теперь он стал фоном, расплывчатым пятном, ляпнувшимся на его жизнь, иногда это пятно сжималось и становилось плотным комом в груди, иногда растекалось, окутывая его сознание густым туманом. Он чувствовал себя путешественником, случайно попавшим в другое измерение, и этот новый мир оказался враждебным. Вернусь ли я домой, подумал он, не имея в виду свою квартирку.

В палате было одно большое окно, Антон откинулся на подушку и повернулся к нему. Сквозь ветки деревьев прорывались кроваво-красные лучи заходящего солнца, день подходил к концу, а ведь он пришел сюда утром. Тоска вдруг прорвалась сквозь постоянный туман страха и вонзилась в его сердце, как раскаленная игла. Там, за окном, мир жил своей жизнью, его коллеги уходили с работы, готовились к развлечениям или к тихому вечеру дома, гудели машины, зажигались фонари, кто-то спешил на свидание, кто-то был завален работой и амбициозными планами, город дышал, город жил. А он лежал здесь, возможно умирал, возможно, ему больше никогда не придется уходить с работы вот так, в вечерний воздух, строить планы на завтра, бежать на поезд с тура и наблюдать свет фонарей на автостраде. У него была жизнь, настоящая, своя жизнь, и что с ней стало?

Этот новый мир, куда он вдруг попал, был мертвым, и ему как никогда захотелось домой, в свою маленькую тихую жизнь, в привычную атмосферу, которая, может, и давила, но была гораздо лучше горького воздуха планеты «умирающих».

Это было отчаяние, он его узнал. Однажды он услышал, что рано или поздно оно приходит ко всем, потому что, жизнь больше похожа на ад, чем на рай, но если человек сильный, то на смену отчаянию приходит злость и желание бороться. А у слабаков все отчаянием и заканчивается. Он никогда не считал себя сильным или воинственным, но вот что он понял на собственном опыте – иногда для того, чтобы сдаться нужно еще больше сил, чем для борьбы.

– Вы спите? – раздался голос прямо над ним.

Антон резко повернул голову, снова чувствуя, как краска заливает лицо. Он так глубоко ушел в свои переживания, что не услышал, как вошла медсестра. Та самая, что заходила к нему сегодня в крыле А.

Антон попытался приподняться, но она решительно придавила его к подушке.

– Лежите, вам не рекомендуется вставать, – ее слова пугали, но он итак был почти все время напуган.

– Что случилось? – он все же немного приподнялся, чтобы лучше видеть ее, в полном горизонтальном положении он чувствовал себя еще более ущербно. – Что со мной такое?

Он на секунду запнулся и добавил:

– И почему вы здесь? Я тут провел небольшое расследование, и выяснил, что я вроде не в крыле А. Что уже неплохо, правда?