Страница 7 из 17
Когда прибыл следователь и констатировал смерть герцога, он составил протокол, в котором отметил, что у ног принца были обнаружены следы эякуляции. Этот протокол был, если можно так выразиться, проигнорирован во время суда, но все же был опубликован.
После того как баронесса де Фешер слегка отодвинула ногой табурет, она спокойно ушла к себе в комнату»[18].
Автор объясняет нам затем, каким именно образом госпожа де Фешер сумела запереть изнутри дверь спальни принца: она сложила вдвое нитку, обмотала ее вокруг ручки, затем закрыла дверь и потянула за оба конца нитки, которые держала в руке; таким образом она закрыла язычок замка. После этого ей осталось только вытянуть нитку…
«Баронесса бесшумно проскользнула к себе, – продолжает Виктор Бутон, – и во дворе по-прежнему стояла мертвая тишина, так что ни один из слуг не мог сказать ничего определенного, а тем более ответить на вопрос: сам ли принц повесился? Маленький табурет стоял неподалеку от ног трупа, и застывшее на его лице спокойствие не имело никакого объяснения.
Эта альковная тайна так и не была раскрыта, но я узнал об этом из архивов префектуры полиции».
Сегодня такое объяснение этой драмы удовлетворяет всех историков.
И все же при этом остается неясным один вопрос: намеренно ли госпожа де Фешер отодвинула ножкой табурет или, забывшись, не успела вовремя вынуть из петли несчастного принца?
Вот этого-то мы уже никогда не узнаем[19].
Позднее замок Сен-Ле, который баронесса получила в наследство, был снесен по ее указанию. Но муниципальные власти на том месте, где некогда висел в петле принц, возвели мраморную мемориальную колонну.
А злые языки, которых всегда и везде предостаточно, язвительно замечали, что это очень символично, поскольку сильно напоминает «нечто» в состоянии эрекции…
Глава 3
Любовно-политические похождения герцогини Беррийской
Она была кондотьером в юбке и обожала приключения и мужчин…
В конце августа 1830 года Тьер вошел в Государственный совет.
– Теперь, – сказала ему госпожа Досн, – ты должен стать депутатом!
Как раз в октябре депутат от департамента Буш-дю-Рон господин де Боссе подал в отставку. Адольф решил воспользоваться представившимся случаем и открывшейся вакансией для того, чтобы получить депутатский мандат. «Но, – указывает Морис Реклю, – ему мешал имущественный ценз закона о выборах 1819 года. Ибо Тьер, несмотря на авторские гонорары журналиста, жалованье государственного советника, успех его книги “История революции”, разбогатеть так и не сумел и поэтому не был достаточно состоятельным кандидатом в депутаты, чтобы заплатить “квантум” налогов, которые предусматривались имущественным цензом. Что же ему оставалось делать? Как было вот так вдруг взять да и превратиться в капиталиста или в богатого землевладельца?»[20]
У Адольфа в голове немедленно созрел план. Он помчался к Софи и начал объяснять ей суть проблемы.
Но не успел он произнести и двух фраз, как она тут же все поняла и решительно прервала его:
– Господин Досн поможет нам в этом.
И действительно, 18 октября Общественно-частная компания «Участки Руджиери и Сен-Жорж», контролируемая мужем Софи, передала Адольфу огромное только что отстроенное здание под номером 3 по улице Нев-Сен-Жорж стоимостью в сто тысяч франков.
Таких денег у Тьера, конечно, не было. Но он не задумываясь подписал вексель, который господин Досн, всегда по-рыцарски щедро относившийся к друзьям жены, никогда так и не предъявил к оплате…
Став домовладельцем, молодой государственный советник тут же помчался в Экс, выставил свою кандидатуру и 21 октября был избран депутатом.
А 2 ноября он стал помощником государственного секретаря…
И довольная госпожа Досн собственноручно приготовила ему с любовью рагу из телятины.
23 ноября 1830 года Адольф Тьер, так складно разглагольствовавший в салонах и перед зеркалом в спальне госпожи Досн, впервые в жизни взошел на трибуну.
Его хвастливая речь просто шокировала Собрание.
Морис Реклю привел мнение только трех народных представителей.
– Он похож, – сказал один из них, – на цирюльника с юга, ходящего из дома в дом и предлагающего свое мыло…
– Вы разве его видите? – спросил другой депутат. – Ведь трибуна скрывает его до самых плеч, а его огромные очки закрывают все остальное. Этот бедолага Лафитт решил стать большим человеком и поэтому обзавелся заместителем, которого не увидишь невооруженным глазом…
– И правда, его совсем не видно, – поддержал разговор третий. – Но зато его слышно. Какой акцент! Малыш Адольф говорит на таком французском, на котором изъясняются торговки рыбой в его родном городе…
Подобные критические замечания возмутили госпожу Досн. Усадив маленького Адольфа к себе на колени, она стала его утешать:
– Начиная с сегодняшнего дня я постараюсь организовать с помощью мужа небольшой двор.
Я приложу все силы к тому, чтобы эти люди обожали меня, подчинялись мне и слепо за мной следовали. И тогда, для того чтобы понравиться мне, они станут помогать тебе. Когда я скажу: «Прекрасно сказано», они все будут аплодировать тебе.
Когда я произнесу: «Он очень умен», все начнут восхвалять твою гениальность. Короче, желая угодить мне, все они станут твоими придворными…
Маленький Тьер успокоился, вытер слезы и, поскольку у него было доброе сердце, увлек любовницу на канапе и выразил ей свою признательность…
В июле 1831 года Тьер снова поднялся на трибуну Национального собрания. На сей раз (друзья госпожи Досн уже успели обработать Собрание) речь его произвела на депутатов большое впечатление. Раздаривая направо и налево двусмысленные улыбки, раздавая обещания и идя на уступки, Софи навязала-таки Собранию своего маленького любовника.
А Тьер, после того как завоевал трибуну, практически ее не покидал. На каждом заседании он брал слово, как гномик вскарабкивался на трибуну, цитировал Вергилия, Тацита, Руссо, Вольтера, упивался собственными фразами и своим необычным марсельским говорком нейтрализовал самых непримиримых народных представителей.
В конце июля 1832 года для того, чтобы вознаградить усилия Тьера, госпожа Досн решила взять его вместе с мужем и дочерьми на отдых в Тун, близ Милана.
Спустя несколько недель они все находились уже в Вескене, давая соседям возможность полюбоваться умилительной картиной прекрасной и дружной семейки.
Никогда раньше Тьер не был столь счастлив, как во время этих восхитительных каникул. Каждый день они подолгу гуляли. И тогда Адольф получал сразу два удовольствия. Одной рукой он поглаживал Софи, а другой, если можно так выразиться, жестикулируя, беседовал с господином Досном о политике.
Но это идиллическое существование было неожиданно прервано появлением королевского гонца. Луи-Филиппу для того, чтобы повести борьбу против министра Дюпена, чье возраставшее влияние начало беспокоить короля, срочно потребовался человек без комплексов. И поэтому король призвал к себе Тьера. Поняв, что удача наконец-то улыбнулась ему, Тьер обнял госпожу Досн, вскочил в карету и, не переводя дух, примчался в Тюильри.
– Только вы один можете помочь мне сформировать новое правительство, – сказал ему Луи-Филипп.
В этот момент Тьер очень сожалел о том, что рядом с ним не было Софи и что она не слышит эту сладостную фразу. Он немедленно осведомился, чем именно мог бы быть полезен монарху.
– Избавьте меня от Дюпена, который так и рвется в президенты. Уговорите Сульта, подберите людей, и вы получите портфель.
Спустя неделю новый кабинет министров был сформирован. Тьер получил в нем пост министра внутренних дел…
18
Находясь на смертном ложе, слуга принца, Лекомт, признался, что баронесса обратилась за помощью к своему молодому любовнику, жандармскому офицеру, для того чтобы инсценировать самоубийство принца. Вот что показал Лекомт: «В ночь с 26 на 27 августа 1830 года часов около двух ночи меня разбудил Дюпре, камердинер госпожи де Фешер. Они с женой услышали в комнате герцога Бурбона какое-то подозрительное хождение.
Что же там было такое? Ведь обычно в это время госпожа де Фешер в покои принца не входила.
Я поспешно поднялся с постели.
Едва я приоткрыл дверь в прихожую принца, как при свете своей свечи заметил двух человек, которые стремительно направлялись к потайной лестнице. Я ускорил шаг и догнал их.
И тут с удивлением узнал госпожу де Фешер и жандармского унтер-офицера X…
X… поспешно скрылся на лестнице и очень некстати захлопнул за собой стеклянную дверь. Баронесса же оказалась передо мной.
Оправившись от смущения, она после некоторого замешательства строго-настрого приказала мне вернуться в комнату. Я не осмелился ослушаться, хотя у меня возникло предчувствие, что случилось большое несчастье».
19
Как бы там ни было, но в лице Луи-Филиппа баронесса нашла понятливого покровителя, который быстренько замял дело…
20
Морис Реклю. Господин Тьер.