Страница 22 из 23
Карта мира Птолемея
В работе Птолемея упоминается более 8000 географических названий, и координаты многих известных нам городов на удивление точны. Например, широта Лютеции (ныне больше известной как Париж) отличается от реальной всего на 10 минут, Неаполя и Дамаска – на 20, и даже Херсон оказался всего на два градуса севернее нашего. Хуже обстоят дела с долготой – чем восточнее, тем менее верными выглядят значения. Основной ошибкой Птолемея было существенное уменьшение окружности Земли. Из-за преувеличенного размера Азии получалось, что известный к тому времени мир протянулся с Востока на Запад на 180° (в действительности на 130°). Шарик на карте получился примерно на четверть меньше настоящего, и эта ошибка стала поистине судьбоносной.
Дело в том, что «География» Птолемея была уже в IX в. переведена на арабский язык, а в 1406 г. вторично открыта в Европе, где утраченные карты к ней вскоре реконструировали, отрисовали и перевели на латынь. Так карта Птолемея стала настольной для Энрике Мореплавателя (см. Документ № 40), Колумба (см. Документ № 44) и Магеллана (см. Документ № 49), сыграв с последними поистине злобную шутку. По Птолемею выходило, что из Испании в Китай можно доплыть всего за пару недель весёлой круизной прогулки по Атлантике – что они и пытались сделать. Но если Колумбу ещё повезло в своём путешествии наткнуться на Америку, то Магеллан вынужден был вслепую колесить по огромному Тихому океану, который картой Птолемея вообще не был предусмотрен. Какими словами отзывался адмирал Магеллан о знаменитом картографе, мы узнаем из следующих документов.
Сведений о географии мира Птолемей не собирал самолично по городам и весям. Он воспользовался абонементом в библиотеку родной Александрии – крупнейшее книгохранилище того времени – и многое заимствовал из книг своих известных предшественников: Эратосфена, Арриана, Страбона и Марина Тирского. Дополнительным источником стали животрепещущие, но редко правдивые рассказы купцов и путешественников, которых судьба заносила в такие дикие, нецивилизованные страны, как Эфиопия, Британия и Россия.
«Купцы не думают о сборе правдивой информации, так как поглощены своими деловыми операциями, зато они частенько преувеличивают пройденные расстояния из претенциозности. То, что за семь месяцев пути они не видели ничего стоящего, объясняет их удивление длиной путешествия».
Наша родина, уже тогда вполне необъятная, в «Географии» зовётся Сарматией и населена в основном мифическими народами, такими как меланхлены («чёрные плащи») и фтирофаги («вшееды»). Лишь некоторые известные нам народы Восточной Европы угадываются среди множества названий: это венеды (балтийские славяне), боруссы (пруссы), аланы (осетины), ставаны (словены или просто славяне) и буланы (возможно, поляне). Также Птолемею известны реки Ра (Волга), Борисфен (Днепр) и Гипанис (Кубань или Южный Буг), при непреодолимом желании можно увидеть на карте и реку Урал. Границей Европы автор называет реку Танаис (Дон), что должно немного обидеть жителей Поволжья.
Ни одна карта мира не может похвастаться таким долголетием, как карта Птолемея. Даже когда Колумб открыл положенную ему Америку, даже когда было опытным путём выяснено, что Мировой океан един (а не два, как у Птолемея), а Земля на несколько тысяч километров больше его представлений, это античное произведение продолжало активно переиздаваться в Европе. Ошибки Птолемея кочевали из одного атласа в другой, а его сведения об Африке публиковались на картах ещё в XIX в., спустя два тысячелетия после смерти картографа. Каким же гением должен был быть античный учёный, если его научный труд не потерял актуальности за две тысячи лет активного исследования мира?!
Документ № 23
Миланский эдикт (313 г.)
• христианизация Римской империи
• рождение современной Европы
К IV в. н. э. Римская империя давно уже отличалась редкой религиозной терпимостью, граничившей с распущенностью. Практичные римляне веками принимали в свой пантеон понравившихся им богов – греческих Вакха и Фавна, египетских Сераписа и Анубиса или кельтскую богиню скота Бубону. В Вечном городе большой популярностью пользовался культ иранского солнечного бога Митры и фригийской матери-земли Кибелы. Дошло и до статуи бога-крокодила Себека, установленной на одной из площадей Рима. Город стал настолько разноликим, что здесь всем богам хватало места.
Однако веротерпимость эта была мнимой. Можно было исповедовать любую религию лишь до тех пор, пока соблюдается государственный культ императора. И если у любителей крокодила на эту тему проблем не возникало, то одна конфессия напрочь отвергала почитание священной особы цезаря. Это были христиане.
Поначалу их считали одной из сект иудаизма, к которому в империи относились весьма лояльно. Затем начались гонения, которые ни привели ни к какому результату: христиане с лёгкостью, а часто и с радостью становились мучениками за веру. К началу IV в., когда в государстве (особенно в восточных провинциях), вероятно, насчитывалось уже не менее 15 % христиан, у запрещённой религии появился исторический шанс. В борьбу за власть в империи вступил Флавий Константин, рождённый от святой Елены – наложницы римского офицера, дочери трактирщика, христианки. Сам Константин поначалу охотнее приносил жертвы в храме Аполлона, но в 312 г. перед битвой с очередным соперником Максенцием ему привиделись в небе крест и бегущая строка «Сим победишь». Полководцу удалось уверить войско в вещей силе этого знамения, укрепить тем самым боевой дух, и под знаменем с монограммой Христа (так называемым «лабарумом») Константин одержал победу, а Максенций погиб.
На следующий год Константин и его соправитель Лициний направили губернаторам всех римских провинций указ, написанный, по преданию, в Медиолане – нынешнем Милане и тогдашней столице империи. Это и был Миланский эдикт о веротерпимости, первый шаг к созданию христианской Европы. Эдиктом предписывалось вернуть христианам отобранные у них ранее храмы (церковь всегда чувствительно относилась к собственности), а по всей империи провозглашалась свобода вероисповедания – впервые в европейской истории. Число христиан в Риме стало стремительно расти.
На этой золотой монете Константин ещё язычник и поклоняется Солнцу
«Дозволяем каждому исповедывать то богослужение, к какому кто имеет склонность, дабы это верховное божество, религии которого воздаём мы охотно наше почтение, продлило к нам милость свою и покровительство».
Нельзя сказать, впрочем, что влияние матери на императора сделало его самого кротким последователем истинной Христовой веры. После чудесной победы над Максенцием, например, Константин приказал отрубить голову мёртвому врагу и с этой головой вступил в Рим. Соавтора Миланского эдикта Лициния он приказал удушить, и это тоже никого не удивило. Убийства врагов были в то время в порядке вещей, но кровожадность по отношению к родным выглядела уже совсем языческой. Императрица Фауста однажды нажаловалась мужу, что к ней пристаёт его 20-летний внебрачный сын Крисп. Император мгновенно повелел убить его. Когда же мать заметила ему, что убивать сына как-то не по-христиански и что Фауста могла и преувеличивать, Константин раскаялся и на всякий случай убил ещё и жену, собственноручно заперев её в крепко натопленной бане.
«Он пошёл к жрецам, чтобы они очистили его от его преступлений. Но те сказали, что таких злодейств искупить нельзя. И только испанец по имени Эгиптий… заверил его, что христианство научит его очиститься от всех прегрешений немедленно» [Зосим «Новая История»].