Чужое гнездо

— Вот ключ, — произнес отец, поднимаясь и извлекая его из кармана. — А теперь мне пора. Нужно принести Фреду собачьего корма и купить немного хлеба.

Проводив отца, Дэйзи уселась, поставила коробку на колени и принялась изучать ее содержимое. Она думала, что знает каждую вещицу в доме своих родителей, они никогда ничего не держали в тайне, но этой коробки она никогда раньше не видела и от этого испытывала еще большее волнение.

На всех фотографиях была она, это были семейные снимки, наклеенные безо всякой последовательности. Когда же мама успела это сделать? Некоторые фотографии были всего лишь годичной давности, а поскольку места для других не оставалось, то вероятнее всего, что Лорна заканчивала работу, уже догадываясь, что конец близок. Дэйзи осторожно открыла крышку, не зная, чего ожидать. Но при виде того, что там лежало, глаза ее наполнились слезами.

Это были газетные вырезки с сообщениями о ее достижениях в гимнастике, школьные табели, сочинение, которое она написала о своей семье, всевозможные безделушки, вспомнить которые она не могла, подушечка для иголок, которую она когда-то сшила для матери к Рождеству. В маленькой пластиковой коробочке лежали ее молочные зубы, фотография, на которой у нее не хватало передних зубов, а также фотография ее класса тех времен, когда она закончила начальную школу. Столько всякой всячины, которая не имела никакого значения ни для кого, кроме нее! Дэйзи была просто подавлена мыслью о том, с какой любовью и заботой все это собиралось.

Между фотографиями, газетными вырезками и прочим попадались крохотные листочки, исписанные рукой матери. В некоторых из них с юмором повествовалось о различных происшествиях, как, например, о ее падении в пруд во время школьной экскурсии — тогда Дэйзи пришлось ехать домой с учительскими перчатками на ногах, или же о школьном спектакле, в котором она играла роль Дороти из «Волшебника из страны Оз».

Многие заметки вызывали у Дэйзи улыбку — теперь она по-взрослому смотрела на события, о которых почти забыла, и могла составить представление о том, каким видела Лорна характер своей дочери. Но некоторые были серьезными, и они продемонстрировали ей, как сильно и часто беспокоилась о ней мать.

Одна из заметок относилась к тому времени, когда Дэйзи встречалась с Кевином. С тем самым парнем, который отговорил ее заниматься гостиничным бизнесом или поставками продовольствия, когда ей было шестнадцать.

«Я чувствую себя такой беспомощной и так боюсь за нее, — писала мать. — Я все время спрашиваю себя — может быть, я просто сноб, если мне противна даже мысль о том, что моя дочь проводит время с такой неотесанной деревенщиной? Я схожу с ума от страха, что она забеременеет и что ей придется сожалеть об этом всю жизнь. Я хотела бы, чтобы у меня хватило смелости запереть ее дома, чтобы она не виделась с ним, но, конечно, я понимаю, что от этого ее увлечение им стало бы еще сильнее. Так что я делаю вид, что, если и не одобряю его, то, по крайней мере, смирилась с фактом. Я даже стараюсь показать — в тех редких случаях, когда Кевин является к нам, — что он мне нравится. Я уверена, что любая мать считает свою дочь самым красивым, самым талантливым ребенком в мире и хочет для нее, как минимум, принца. Но я буду счастлива, если моей Дэйзи достанется просто хороший мужчина, который станет заботиться о ней, окружит любовью и уважением. Я бы не возражала, если бы им оказался обыкновенный рабочий человек».

Дэйзи почувствовала, что у нее перехватывает горло. До этой минуты она просто не понимала, какие чувства испытывала мать. Она помнила, какую деликатность Лорна проявила, когда Кевин в конце концов бросил ее, как она выслушивала все, что Дэйзи в ярости говорила о нем, но ни разу не позволила себе сказать: это хорошо, девочка, что ты избавилась от него.

Сегодня она не могла без содрогания даже вспоминать об этом парне, но какой же мудрой оказалась мама, не отзываясь о нем плохо! Дэйзи запросто могла найти равноценную замену, если бы узнала, как сильно мать презирает его. В шестнадцать лет девушки склонны вести себя именно таким образом.

Там были заметки и о Гарри, том самом женатом мужчине. Ее мать с самого начала заподозрила, что он женат, и писала о том, что опасается катастрофы; сердце Дэйзи будет непременно разбито. И снова, когда все закончилось, единственное, что сказала мама об этом, было: ни одна женщина не должна строить свое счастье на горе другого человека.

В коробке не было какого-то особенного порядка, похоже, мать часто перебирала вещи и документы, перечитывала записки и клала их обратно. Иногда рядом с заметкой о событиях, происшедших, когда Дэйзи было пять или шесть лет, лежали записи, касающиеся ее двадцатилетнего возраста. Было много воспоминаний о том времени, когда она была еще совсем маленькой, о проблемах с кормлением, визитах в амбулаторию, где ее взвешивали и делали прививки, даже юмористические заметки о том, как ее приучали пользоваться горшком. Но когда Дэйзи добралась до самого дна коробки, то обнаружила там два запечатанных конверта.

Сначала она вскрыла более толстый и обнаружила, что в нем лежат бумаги, касающиеся ее удочерения, первоначальное свидетельство о рождении, две выцветших черно-белых фотографии и короткое письмо от Лорны. Дэйзи вспомнила, что мама однажды уже пыталась показать ей эти документы — когда ей исполнилось тринадцать. Тогда Дэйзи наотрез отказалась даже взглянуть на содержимое конверта. В последующие годы это превратилось в традиционную шутку: Лорна спрашивала, готова ли она просмотреть бумаги, а Дэйзи снова и снова продолжала отказываться. На самом деле, ей хотелось этого, во всяком случае, захотелось однажды, когда ей вот-вот должно было исполниться шестнадцать, но она испугалась, что мать будет уязвлена такой переменой ее точки зрения.

Дэйзи пробежала глазами свидетельство о рождении и обнаружила, что ее настоящее имя было Кэтрин Пенгелли, ее мать звали Эллен Дороти, а факт ее рождения был зарегистрирован в Бристоле. Но самым прискорбным было пустое место в графе, предназначенной для имени и фамилии отца, — там было начертано «неизвестен».

Какое-то время Дэйзи просто сидела и смотрела на документ. «Неизвестен» — какое суровое и безжалостное слово, от него веяло ледяным холодом. Означало ли это, что ее мать не знала, кто был ее отцом? Или она отказалась назвать его имя по причинам, известным только ей?

Дэйзи знала, что ныне, если пара не состоит в браке, ребенок может носить фамилию отца или матери, но в любом случае отец должен присутствовать на церемонии регистрации. Должно быть, в шестидесятые все обстояло по-другому.

Конечно, сколько она себя помнила, Дэйзи всегда знала, что она незаконнорожденная, но это ее не тревожило. Многие девушки, с которыми она росла, были такими же. Кроме того, едва ли Эллен Дороти отдала бы ее на удочерение, имея прочные отношения с кем-либо. И все-таки у слова «неизвестен» был стойкий привкус одиночества и печали, оно навевало воспоминания о «Холодном доме» Диккенса.

Дэйзи сосредоточилась на фотографиях. На одной из них были запечатлены две маленькие девочки. Они были очень похожи — с вьющимися волосами, такими же, как у нее, и разница в возрасте между ними составляла, вероятно, не более двух лет. Надпись на обороте гласила: «Эллен и Джози, 1955 год. На ферме в Маунан Смит».

На второй фотографии была она сама, еще грудным ребенком. Дэйзи решила, что снимок сделан в больнице, потому что младенцу на нем едва ли было больше двух-трех дней. Лысая, как и говорила мама, а ручонки похожи на пару крохотных морских звезд.

После этого она прочла записку Лорны. Это был сухой перечень фактов, словно в процессе удочерения она второпях делала пометки, чтобы не забыть ничего важного, а комментарии появились значительно позже.

«Эллен Дороти Пенгелли, год рождения — 1947.

Оставила ферму родителей в Корнуолле, будучи беременной и не решившись сообщить родителям о своем затруднительном положении. Отказалась предоставить какие-либо сведения об отце ребенка, кроме того, что он белый, имеет русые волосы, голубые глаза, спортивную фигуру, а также интеллектуальные способности выше среднего уровня. В Обществе по делам усыновления решили, что он был женатым человеком.