Страница 22 из 26
— Понятно, — она устроилась удобнее и взяла поводья. — Я поведу, а ты дорогу указывай.
Куницу дважды просить не надо было: он скользнул руками по ее талии и крепко прижал девушку к себе. Запах ее волос пьянил, и мужчина чувствовал, что от этого запаха стало жарко. В груди томилось нечто тяжелое и тягучее, и тяжестью же отозвался низ живота. Конь затрусил в сторону ворот, ведущих из селения. Ауруса послушно откинулась спиной на грудь Куницы, когда поселение осталось позади. Мужчина продолжал чувствовать, как тянет в груди, как там же, в груди, запылало.
Он осторожно провел носом по ее уху и, глухо рыкнув, куснул его мочку, заставив Аурусу сдавленно выдохнуть, на грани стона.
— Куница, если мы уехали не по делу, я поверну, и вернемся, — проговорила она, тяжело дыша.
— Мы уехали по делу, — ответил Куница, прижимая ее к себе. — Но пока едем, не могу сдержаться. От тебя дух захватывает, ни о чем думать не могу.
— Поняла, — хмыкнула Ауруса.
— Ничего ты не поняла, — мужчина укусил ее за загривок, и до его слуха донесся тихий стон. — Не знаю, как раньше была мне мила, но теперь мила еще больше. В пса меня послушного превращаешь, а я и рад, дурень.
— Ты как был волком, так волком и останешься, — проговорила девушка, положив голову ему на плечо, — не поддаетесь вы. Нельзя вас приручить, это любой знает, кого ни спроси.
Куница ладен был стащить ее с седла и захватить в свои объятия, раздевая, прямо посреди пустоши, да только действительно надо было ему найти новое место для стоянки. Так что довелось пыл поумерить, хоть и не хотелось, хоть и близость Аурусы будила что-то неладное.
«Красивая у тебя маска, скоморох», — проговорил ее голос из глубин памяти, оттуда, где забытое томилось.
— Это место подходит, — он похлопал ее по плечу, попросив остановиться.
Вокруг них было нечто удивительное. Вдалеке море шумело, среди скал спрятаться можно было от тех, кто ищет, да от зимнего холодного ветра. Куница осмотрелся, и повернулся к Аурусе, что спрыгнула наземь.
— Как тебе место? — спросил скиф.
— Тут очень красиво, — проговорила девушка, оглядываясь по сторонам. — Но почему вы постоянно переезжаете? Разве не лучше было осесть? Дома построить?
— Не по нашу душу это, — Куница притянул ее к себе, улыбаясь. — Таковы наши традиции, испокон веков. Так отец мой жил, дед, и предки, так и мне жить. Нам.
— Нам? — фыркнула Ауруса.
— Ты — часть стаи, — волк наклонился к ней за поцелуем, и прошептал: — Часть меня, коль не прогонишь.
— Часть тебя?
Куница усмехнулся, целуя ее в уголок губ, а затем — накрывая их своими, крепко прижимая девушку к себе. Она послушно прильнула, отвечая на поцелуй, и ласково повела горячими ладонями по его шее. Ауруса неожиданно переменилась, став нежной, словно оттаяла в его руках. Куница с улыбкой поднял ее на руки, и усадил на камень, прошептав:
— Может, волчица без волка и сумеет жить. Но я хочу, чтобы ты жила со мной.
========== Глава 15. С кем ты говорил? ==========
Праздник был в самом разгаре: волки и волчицы, разойдясь по разным сторонам, говорили о том, как прошел прошлый год. Куница, на правах вождя, отмечал волков, которые вошли в совершеннолетие, тех, кто обзавелся собственными волчатами, тех, кто особенно отличился на охотах. По кругу передавали кубок с горячим и пряным вином, и те, кто проявил себя, отпивали из него, когда доходила очередь.
— И сегодня я хочу отметить нового члена стаи, — проговорил Куница, обернувшись к кругу женщин, где говорили совсем другие разговоры. — Ауруса!
— Да? — девушка обернулась, оторвавшись от увлеченного разговора с Киркой.
— Поднимись, хочу представить тебя стае, — вожак вышел из своего круга и, когда девушка вышла к нему, продолжил: — Ауруса пришла в стаю недавно, но всех нас удивила. Она, рука об руку, охотилась с нами, отражала удары врагов, и показала, что достойна пить с нами сегодня.
— Да, мне просто повезло, — буркнула Ауруса, неохотно приняв кубок с вином, поднесенный Лисом. — Рядом вы были, в основном вы сражались. Из лука пострелять — дело нехитрое.
— Пей, — проговорил Куница, — не прибедняйся.
Стая одобрительно загудела, и Ауруса поднесла кубок к губам. Куница смотрел на нее с улыбкой, и хотел вернуться в их дневную поездку, когда они выбирали место для следующей стоянки. Тогда она была только рядом с ним, и была совсем другой, нежели сейчас: нежной и ласковой, отзывающейся на каждое его прикосновение, но вместе с тем — таящей внутри себя что-то дикое и потрясающее в своей неконтролируемости. Ауруса отпила и поморщила белый носик, зажмурившись, и глянула на стаю, проговорив:
— Можно я скажу что-то?
— Конечно, — Куница глянул на ее белое лицо.
— Куница тут наговорил обо мне много хорошего, чего я не заслужила, — выдохнула Ауруса, убрав за ухо белесую прядь. — И я хотела бы сказать кое-что о Кунице, чего он не помнит, но за что я ему благодарна. Меня всегда кто-то защищал. Лютобор, его дружинники, Татьяна иногда, но был один человек, которому ни к чему было меня защищать: он не клялся, не был мне родственником. Вначале он вообще пришел меня убивать, за что был искусан и получил в зубы Святым Письмом, а потом и сам мне тумаков надавал, — кто-то из волков засмеялся, но трое присутствующих смотрели внимательно, пристально. Один — выжидающе, нервозно. — Как вы могли понять, мы друг с другом изначально не поладили, и у него не было ни единого повода, чтобы меня защищать. Но, тем не менее, Куница это делал, и не раз, за что я ему… — она запнулась, тяжело вдохнув, — я ему… я…
Ауруса судорожно вдохнула, и на миг Кунице показалось, что она плачет. Но затем он ощутил холодок, прошедший по спине, и все стало таким медленным, что он буквально мог разглядеть, как кубок выскользнул из ослабевшей белой руки, и как белоснежная и ставшая неожиданно маленькой и слабой девушка упала на колени, задыхаясь. В следующий миг мимо него пробежал Лютобор, подхватив сестру и заглянув в ее лицо, ставшее блеклым и перекошенным от ужаса. Из носа девушки потекла кровь, она схватилась за шею брата, всхлипнув, и пытаясь вдохнуть.
— Все хорошо, все будет хорошо, — выдохнул Куница, придерживая ее голову, и гаркнул: — АНАГАСТ! Сделай что-то! Она же умрет!
Жрец уже подоспел, и, понюхав вино, оставшееся в кубке, выругался. Он оттолкнул Куницу в сторону, а затем, перехватив Аурусу, повернул ее на бок и вставил в горло палец, заставив выблевать.
— Принеси воды! — гаркнул кому-то Анагаст. — Быстро!
Ауруса продолжала задыхаться, но уже меньше, тише. Куница же пытался вспомнить, кто передал ей кубок, и взгляд упал на Лиса, что единственный сохранял стальное спокойствие. Он смотрел прямо в глаза Кунице, и даже не думал шевелиться, хотя знал, что о его проступке узнали. Вожак оскалился по-волчьи и, зарычав, кинулся на парня, выбросив ему в лицо кулак.
— Зачем?! — гаркнул он, схватив Лиса за глотку.
— Она — чужачка, — просипел молодой волк, выплевывая кровь. — Она погубит тебя, отвратит от стаи!
Договорить Лис не успел: Куница резанул по его горлу кинжалом, и лицо вожака залило кровью, брызнувшей из раны. Он не понимал, что творит, гнев застелил взор, и только когда вожак повернулся, ища Аурусу, спокойствие навалилось недоброе. Она лежала на земле, бледная и маленькая, отравленная и слабая. Над ней бормотал заговоры Анагаст, в ее лицо всматривалась Татьяна и Лютобор, женщины испуганно перешептывались. Куница, стерев рукавом кровь, присел рядом, проговорив с горечью в голосе:
— Не уберег.
И вмиг в его голове пронеслись воспоминания-картинки, где он окровавленному Лютобору говорил, что не уберег «Ярогневу», хоть и пытался, да не уберег, потому как она на берендея кинулась.
— К себе ее отнеси, — прорычал Анагаст, вырвав его из мыслей, — и стереги, глаз сомкнуть не смей. Ночь переживет — будет жить.
— Да, — проговорил Куница и, бережно подняв на руки Аурусу, тяжелую от слабости, понес к своему шатру.