РПЛ 2

-Я… я умею врачевать, - торопливо принялась перечислять я все свои неоспоримые достоинства. – Знаю травы, умею выводить вшей, чесотку и прочую заразу, да и зуб порченый выдерну, ежели мне перед тем поклянутся, что не свернут шею опосля этого дела, а то ведь от боли чего только в ум человеку не взбредет...

-Стало быть, пару медяков сверх обычной цены накинуть можно, - расхохотался мастер Глаас, и, наконец, соизволил обратить свое внимание на Хорвека, тут же потемнев лицом.

-Тебя я даже спрашивать не буду, - сказал он. – Вижу, что человек ты – хуже меня самого. Да еще и хворый. Тебя с собой не возьму. Эй, Торок! Осталось за подворьем место для еще одной могилы?

Хорвек, услышав это, только улыбнулся, и я поняла, что такой исход ему и вправду кажется добрым: бывший демон более всего опасался не смерти, а дожить до тех времен, как сознание его окончательно помутится.

-Ох, сударь! – я, позабыв о былом страхе, бросилась перед Глаасом на колени. – Не убивайте его! Прошу вас!..

Нужные слова не шли на ум, да и какими доводами можно было пронять старого разбойника? Хорвек и в самом деле выглядел совершенно больным. Я ничего не смыслила в работорговле, однако не сомневалась, что устроено это дело точно так же, как и продажа домашнего скота: больных животин на дальний торг не ведут, а режут где-то за двором. Харль дергал меня за руку, видимо, опасаясь, что мои просьбы разгневают мастера Глааса, отличавшегося, по-видимому, тяжелым характером, а я отчаянно повторяла раз за разом: «Не убивайте!..»

Однако главарь разбойников отчего-то лишь криво усмехался, слушая меня, и не выказывал ни гнева, ни милосердия.

-Девочка, - сказал он, ухватив меня крепкими пальцами за подбородок. – Там, далеко, у меня есть дом и семья. Дочки, похожие на тебя – такие же пустоголовые дурехи. Одни беды от девок в семье… Приданое, женихи… Другие в наших краях, узнав, что у жены родилась очередная девчонка, просто зовут знахарку и младенец после ее зелий не доживает до третьего дня своей жизни. Но я своих девчонок всегда любил не меньше, чем другие любят сыновей. Вот только в бабскую голову ума все равно не вложишь – ни добром, ни силой. Одна из моих дочек в минувшем году сбежала с каким-то мошенником, напевшим ей про богатый дом в далеких краях. Ох, как я был зол! Клялся, что удавлю мерзавку собственными руками, когда найду, хоть и знал, что рука не подымется. Но не успел – тот прохвост сам прикончил ее, когда она ему надоела, и отправился дальше. Даже могилы порядочной моей Вилле не досталось – таких бродяжек без роду, без племени бросают в общую яму где-то на окраине кладбища. Ну, скажи-ка, кем приходится тебе этот разукрашенный красавчик?

-Б-братом, - выдавила я неуверенно, и Глаас развел руками, словно получив подтверждение своих нелестных догадок.

-Если он тебе брат, то матушка ваша приживала вас от разных отцов, - тут он всхохотнул. – Этот мошенник заморочил тебе голову, поманил за собой, вот ты и сбежала из дому, да еще и недоросля этого с собой потащила. Хоть твои руки и исцарапаны – это не руки крестьянки. И у мальчишки руки нежные – меня не проведешь. Вы хорошо жили до того, как подались вслед за негодяем, захотев приключений. Что, понравился грабительский промысел? Золота в кошельке было много – значит, крови на его руках еще больше. Думала, поди, что с этим золотишком вы славно обустроитесь на новом месте? Да он подох бы, не дойдя даже до середины Сольгерова поля. А если бы не подох – продал бы тебя с братцем точно так же, как это сделаю я. Вот только у меня есть какая-никакая совесть и я найду для тебя хозяев получше, а не отдам в портовый бордель…

Ах, как мне хотелось сказать, что старый Глаас ошибается!.. Что за я просила за Хорвека вовсе не из-за того, что влюбившись, сбежала с ним из отчего дома!.. Но рассказать правду разбойнику никак не получилось бы, и я лишь промолвила, опустив голову:

-Он хороший человек!..

-Хорошие люди не таскают за собой девчонок, обряженных в мужское платье, - сурово отрезал мастер Глаас. – И у хороших людей не водится золото. Слишком честны они для того, чтобы разбогатеть! Что молчишь, северянин? Разве я не прав?

Хорвек пожал плечами, даже не подумав спорить. Он все так же сидел, привалившись к стене и безучастно глядя перед собой. Я не знала, верно ли угадываю его мысли, но мне казалось, что он разделяет мнение разбойника и считает, что лучшего будущего мне все равно не выпадет. Разбойники увезли бы меня далеко от колдуньи, и где-то в чужих краях я бы стала служанкой-рабыней в хорошем доме, получив кров и стол. Человеческая жизнь была для демона ничтожной по определению, и он наверняка не видел различий между рабством и свободой, когда речь шла о людях… да еще таких низкородных, как я. Однако какая-то мысль заставляла его губы едва заметно кривиться: Хорвек отгонял ее, но она возвращалась – к этому времени я достаточно хорошо изучила его, чтобы понимать: не таким уж хорошим кажется ему этот исход.

-Он не болен, - продолжила я свои бессмысленные объяснения, повернувшись к сердитому Глаасу. – Просто долго не ел, оттого ослабел. И он не убивал людей! Золото мы украли, но у таких же воров!..

-Помолчи! - старый разбойник устал от моего нытья, и прикрикнул на меня. – Все это не имеет никакого значения, если разобраться. Он слаб и брать его с собой я не собираюсь. Был бы силен – тем более не взял бы. Слишком опасный это человек, уж это-то я всегда верно чую. Думал дождаться рассвета, но зачем?.. Может, треклятые духи налижутся крови и немного притихнут – голова трещит от их вытья!.. Пошли, северянин. Умрешь не в петле, хорошей быстрой смертью!..

-Нет! – закричала я, цепляясь за сапоги Глааса, но тот поднялся, не обращая никакого внимания на мои вопли. Хорвек, опираясь на стену, тоже встал, так и не проронив ни слова.

Мои крики привлекли внимание разбойников, торопящихся набить брюхо перед дальней дорогой. Сценка эта показалась им довольно забавной – раздался смех, кто-то воскликнул: «Моя девчонка больше убивалась бы по кошельку, чем по мне!». Один из разбойников отчего-то задержал взгляд на Хорвеке, а затем, хлопнув себя по лбу, вскочил с места и спустя мгновение взволнованно что-то говорил главарю на незнакомом мне наречии. Тот внимательно слушал, поглаживая усы, а затем разразился довольным смехом.

-Говоришь, хороший человек? – сказал он, повернувшись ко мне. – А вот Скилум-Вороненок говорит, что за голову твоего приятеля в Ликандрике готовы заплатить пятьдесят золотых, если не больше. Да и в других портовых городах его помнят не по-доброму. Что, бродяга, славно ты там покуролесил? Теперь я знаю твое имя. Ты Ирну-северянин, одинокий грабитель, и я верно угадал – ты порешил немало людей. Мы идем за добычей на север, а ты, чужак, пришел пытать удачи на юг, но даже нашему брату разбойнику не стоит лить столько крови зазря. Твоя голова стоит в десять раз дороже, чем эти детишки. Эй, Скилум! Живого или мертвого Ирну просят власти?

-Да как получится, мастер Глаас, - отозвался Скилум из-за стола, за который успел вернуться. – Все знают, что живым такого человека взять не так уж легко, оттого сойдет и мертвый.

-Везти с собой мертвеца… - задумчиво молвил Глаас, знаком показывая Хорвеку, чтоб тот вновь сел у стены. – Дурной знак. Можно бросить твою голову в бочонок с солью, но здешняя нечисть обгрызет нам пятки, почуяв мертвечину. Ладно, черт с тобой, Ирну-северянин. Поживешь еще немного. Пусть с тобой возится ликандрийский палач.

По лицу Хорвека нельзя было сказать, огорчил ли его этот каприз судьбы или же обрадовал, а вот я не смогла сдержать радостного вскрика, и принялась благодарить мастера Глааса, едва ли не ударяясь лбом в пол.

-Неразумная твоя радость, - бросил разбойник, отпихивая меня ногой. – Там его колесуют, не иначе. Ирну сотворил много беспричинного зла. Я слышал о нем и всегда говорил, что таких людей нужно убивать, как бешеных собак. Не стоило тебе связываться с ним. С другой стороны – и то ладно: ты не сбежишь, бросив его, это на лбу у тебя написано. А мальчишка не решится сбежать без тебя, не так ли?.. Эй, малец! Перестань трястись словно студень! Если ты поумнее своей сестрицы, то должен понимать, что вам сегодня чертовски свезло…